В моем случае этот мнемонический прием сработал так хорошо, потому что это предложение построено просто и в то же время грамматически правильно, но что самое важное, оно звучит очень странно, и вероятность услышать его в обычном разговоре крайне невелика.
Исследования однозначно показывают: с точки зрения памяти, чем страннее, тем лучше, то есть неожиданные примеры и элементы информации обычно запоминаются лучше всего.
Возьмем, к примеру, следующее предложение: «Не думайте о розовых слонах». Этот образ легко визуализировать. Подобную фразу не ожидаешь услышать в обычном разговоре. Она немного странноватая. Скорее всего, у вас не много ассоциаций с розовыми слонами, а может, их и вовсе нет. Это утверждение тем более любопытно, что оно заставляет вас думать именно о том, о чем думать запрещает. До конца этой главы, а возможно, и закончив ее читать, вы будете помнить, что в ней говорится о розовых слонах. В данном случае нам нет дела до самих розовых слонов, мы используем их в качестве мнемонического приема, чтобы запомнить, насколько эффективны необычные примеры при запоминании. Вы поняли, что я только что сделала? Я использовала мнемонический прием, чтобы заставить вас запомнить информацию о мнемонических приемах.
Исследование, которое в 2013 г. совместно с коллегами опубликовала ученый-психолог Лиза Джераци из Техасского университета A&M[231], доказало эффект причудливости – склонности человека лучше запоминать необычную информацию. По словам Лизы Джераци и ее коллег, «эффект причудливости – это важное открытие в области изучения памяти, подтвержденное различными экспериментами».
Как правило, во время исследований, посвященных этой теме, участников просят прочитать предложения, некоторые из которых причудливые, а другие обычные. Эти предложения содержат существительные, напечатанные заглавными буквами. После этого участники в произвольном порядке воспроизводят все существительные, которые могут вспомнить. Оказывается, участники намного лучше запоминают существительные, содержащиеся в странных предложениях, таких как «СОБАКА ехала по УЛИЦЕ на ВЕЛОСИПЕДЕ», чем те же самые существительные, взятые из обычных предложений вроде «СОБАКА гналась по УЛИЦЕ за человеком на ВЕЛОСИПЕДЕ». Точно так же предложение «ПЕЧЕНЬЕ закричало, когда ДУХОВКА выпрыгнула в ОКОШКО» заставит вас приложить больше усилий к образованию связей между упомянутыми в нем словами и к визуализации этих образов, чем предложение «ПЕЧЕНЬЕ виднелось сквозь ОКОШКО ДУХОВКИ».
Именно такой эксперимент провели Лиза Джераци и ее коллеги. Обычно при проведении подобных экспериментов участники получают списки предложений, половина из которых звучат необычно, а вторая половина – абсолютно нормально. Но во время эксперимента Джераци полученные разными участниками списки состояли либо из обоих видов предложений, либо только из необычных, либо только из типичных. Оказалось, что причудливость предложений влияет на запоминание только в том случае, когда участники получают смешанный список, и оказывается бесполезной, если вся информация, которую нужно запомнить, кажется странной. Если подумать, это неудивительно: мы замечаем необычное отчасти именно потому, что оно выделяется на фоне всего привычного.
Но почему же необычность вообще играет роль в запоминании? Дело в том, что наша память по своей природе основана на ассоциациях. Если вспомнить, что память – это гигантская сеть соединенных связями фрагментов воспоминаний, которые хранятся в мозге, то можно сказать, что мнемоника помогает нам образовывать больше ассоциаций.
Например, давайте представим, что вам нужно запомнить слова ДИВАН и СИНИЙ и имя КЕВИН. Их будет тем проще запомнить, чем больше стараний вы направите на образование новых ассоциаций. Пытаясь создать мультисенсорное воспоминание, мы затрачиваем больше усилий, чтобы сохранить его в памяти, и строим как можно более развернутую сеть ассоциаций, в соответствии с принципами работы памяти, о которых говорилось в третьей главе. Итак, чтобы сформировать воспоминание, вообразите как можно более насыщенный синий цвет, представьте, каковы диванные подушки на ощупь и как ваш друг Кевин на вас кричит. Если вы хотите добавить воспоминанию причудливости, чтобы оно лучше запомнилось, представьте себе Кевина на гигантском диване неоново-синего цвета.
Создавая такую мультисенсорную картину, мы задействуем гораздо больше разных частей мозга, чем если бы мы попытались запомнить каждое слово в отдельности. Вместо того чтобы использовать только те отделы, которые отвечают за язык, мы создаем множество новых связей в частях мозга, ответственных за зрение, осязание и слух. Чтобы как можно эффективнее пользоваться такими мнемоническими приемами, нужно учитывать, что, как пишет когнитивный психолог Кристин Моррисон и ее коллеги из Технологического института Джорджии[232] в обзоре 2012 г. о воздействии образов на запоминание, «чем более интерактивную и яркую картинку мы представляем, тем лучше она запоминается». Это значит, что лучше всего будет представить, как рассерженный Кевин рисует гигантский неоново-синий диван. Интерактивность имеет значение, потому что она создает еще больше связей между понятиями.
Чем больше у нас в голове потенциальных путей (ассоциативных связей) к тому или иному воспоминанию, тем быстрее и проще нам до него добраться в случае необходимости. Именно в этом заключается основной принцип большинства техник запоминания. Образы должны быть яркими, необычными и вписанными в определенную ситуацию. Вот почему мой детский акростих о склизких сосисках оказался таким эффективным – он был странным и запоминающимся, и я могла использовать его для запуска воспоминания о севере, востоке, юге и западе.
Еще один популярный мнемонический прием – это так называемый «дворец памяти». Прием дворца памяти, также известный как метод локусов, заключается в использовании воспоминаний о конкретном месте, которые уже хранятся в нашей памяти, чтобы на их основе строить ассоциации. Обычно этот метод включает формирование яркого представления о каком-то доме или дворце, причем человек очень ясно представляет себе его планировку и интерьер каждой комнаты. Затем это реальное воспоминание используется как место для хранения других воспоминаний. Своеобразный виртуальный мир, где можно складировать настоящие воспоминания. Перемещаясь по этому виртуальному миру, мы можем представить, как оставляем там какие-то предметы. «Я пока оставлю это воспоминание здесь», или что-то вроде того.
Предположим, к примеру, что вам нужно не забыть купить яйца, желтую краску и три кухонных лопатки. Для этого вы можете пройтись по дворцу своей памяти и «оставить» яйца на коврике у двери, зайти внутрь и увидеть, что с левой стены капает свежая краска, а потом споткнуться на пороге гостиной, уклоняясь от атаки трех кухонных лопаток. Затем, чтобы вспомнить об этих предметах, нам нужно будет просто пройтись по дому еще раз и найти их там же, где мы их оставили.
По словам Джошуа Фоера, писателя и специалиста в области мнемоники, чтобы найти предметы в тех же самых местах, нужно постараться создать «комически сюрреалистичный, незабываемый дворец памяти». Этот метод работает потому, что он основан на эксплуатации эффекта причудливости и гиперболизации ассоциаций между понятиями, которые уже существуют в нашей памяти (дворец), и информацией, которую нам нужно запомнить (список покупок).
Думаю, вы видите, что упомянутые приемы мнемоники, как другие способы, которые можно встретить в книгах по улучшению памяти, основаны на построении ассоциаций и использовании принципа причудливости. Теперь вы о них знаете и можете их использовать. Ступайте и будьте странными. Ваша память скажет вам спасибо.
«Как ты живешь с этим?» Мне постоянно задают этот вопрос. Меня будто спрашивают о том, как мне удается не впадать в отчаяние, зная, что я не могу доверять собственной памяти. Как сказал один из моих студентов, когда я начала читать лекции на эту тему, «я уже разучился отличать правду от выдумки!».
Можем ли мы быть счастливыми, зная, что все наши воспоминания можно поставить под сомнение? Разумеется. Я бы даже сказала, мы можем быть счастливее. Теперь не так велика вероятность, что нас обхитрит наша собственная память, и у нас есть хоть какой-то контроль над этим непостоянным механизмом. Не слишком приятно осознавать, что все наши воспоминания незначительно, а порой очень даже сильно искажены. Но это привносит в реальность элемент изменчивости и творчества. В любом случае память – это нечто личное и субъективное, поэтому, оказавшись в типичной ситуации, когда сталкиваются несколько интерпретаций или версий одних и тех же событий, а у нас нет объективных данных о том, что произошло на самом деле, мы можем выбрать наиболее понравившийся вариант. Все мы предпочитаем собственную версию правды, но, понимая, как работает память, мы можем самостоятельно плести полотно своей жизни, поступая так, как будет лучше для нас самих и для тех, кто нас окружает. Это позволяет относиться к жизни как к разновидности магического реализма, как к раскраске, в которой разные кусочки реальности можно разрисовать разными цветами.
Понимая несовершенство нашей памяти, мы также можем сопротивляться маркетинговым стратегиям, которые используют наши слабости, например с помощью лозунгов «подпишись сейчас, заплати позже», которые были описаны в одной из предыдущих глав. Мы избавляемся от излишней уверенности в возможностях собственной памяти. Мы всегда находимся начеку и можем принимать более правильные решения, не искаженные ошибками памяти, которые возникают без нашего ведома. Таким образом, критическое восприятие собственной памяти помогает нам стать более сознательными потребителями как информации, так и обычных товаров.
Кроме того, оно помогает нам лучше понимать, чем вызваны наши ежедневные споры с семьей и друзьями, или, если они выходят на публичный уровень, – со средствами массовой информации, как это было с Брайаном Уильямсом. Теперь мы можем с пониманием отнестись к тем, кого раньше сочли бы лгунами. Мы знаем, что имеющиеся у человека воспоминания могут быть абсолютно ложными, и он может верить в то, чего никогда не происходило. И понимаем, что, когда чьи-то воспоминания совпадают с нашим представлением о самих себе или о том, какими мы хотели бы себя видеть, высока вероятность того, что мы начнем воспринимать их как часть нашего личного прошлого.