Но Сарасти выдвинул альтернативу освобождению пленников. Очевидно, он считал такой вариант более безопасным. По крайней мере, это умозаключение приходилось принимать на веру, так как по разумным меркам его вариант граничил с самоубийством.
Теперь «Тезей» рожал при помощи кесарева. Нынешний выводок оказался слишком велик, чтобы протолкнуться через канал на конце хребта. Корабль выпрастывал его, точно при запоре, прямо в трюм: чудовищные, огромные туши, ощетинившиеся дулами и антеннами. Каждая втрое-вчетверо выше меня ростом, пара массивных кубов цвета ржавчины, сплошь покрытых рельефом. До высадки большую часть их, конечно, скроет броня. Ленты кабелей и труб, магазины с боеприпасами и акульи зубы теплорадиаторов — все исчезнет под ровным зеркальным покрытием. Лишь немногие достопримечательности поднимутся островами над идеальной гладью: порты связи, маневровые дюзы, прицельные антенны. И орудийные дула, конечно. Каждый робот мог полудюжиной пастей изрыгать огнь и серу.
Но покамест они были не более чем гигантскими механическими эмбрионами, недоносками. В жестоком белом сиянии трюмных прожекторов их углы и грани складывались в контрастную мозаику светотеней.
Я отвернулся от иллюминатора.
— Это здорово подорвет наши запасы субстрата.
— С защитным покрытием корпуса было хуже. — Бейтс следила за строительством по выделенному плоскому экрану, встроенному прямо в переборку фабрикатора. Практиковалась, вероятно; мы потеряем связь с накладками, как только сменим орбиту. — Но ты прав. Возможно, скоро нам придется поживиться одной из местных каменюк.
— Хм. — Я снова заглянул в трюм. — Думаешь, придется?
— Неважно, что я думаю. Ты умный парень, Сири, сам не догадаешься?
— Для меня важно. А значит, важно и для Земли.
Да, это имело бы значение, если бы Земля командовала нами. Как глубоко ни вляпайся в систему, определенные слои подтекста всегда остаются различимы.
Я сменил галс.
— Тогда как насчет Сарасти и Капитана? Есть мысли?
— Обычно ты работаешь аккуратнее.
Тоже правда.
— Просто… помнишь, Сьюзен поймала Растрепу и Колобка, когда те перестукивались, да?
От кличек Бейтс передернуло.
— И?
— Ну довольно странно, что «Тезей» не застукал их первым. Считается, что квантовые компьютеры мастерски распознают образы.
— Сарасти отключил квантовые модули. С того момента, как мы вышли на орбиту, борт функционирует в классическом режиме.
— Почему?
— Электромагнитный шум. Слишком велик риск декогеренции.[71] Квантовый компьютер — штука капризная.
— Но борт ведь экранирован. «Тезей» экранирован.
Бейтс кивнула.
— Насколько возможно. Но идеальная защита — это идеальные шоры, а мы не в том положении, когда хочется замазывать себе глаза.
Вообще-то именно в том. Но смысл в ее словах был.
И не один, только второй она не высказала вслух: А ты это упустил. То, что болталось в КонСенсусе на всеобщем обозрении. А вроде первосортный синтет.
— Сарасти, наверное, знает, что делает, — признал я, очень хорошо понимая, что вампир может подслушивать. — Пока он, насколько мы знаем, не ошибался.
— Насколько мы знаем, — заметила Бейтс.
— Если можешь поправить вампира — то он тебе не нужен, — вспомнил я.
Она слабо усмехнулась.
— Исаак был хорошим человеком. Но пиару не всегда стоит верить.
— И ты не купилась? — спросил я, но Бейтс уже решила, что слишком распустила язык. Я забросил крючок, наживив его выверенной смесью почтения и недоверия: — Сарасти знал, где мы найдем болтунов. Вычислил с точностью до метра, в таком-то лабиринте.
— Да, полагаю, сверхчеловеческий интеллект мог бы достичь подобного, — признала она, подумав, насколько же я, блин, туп, не верится просто.
— Что? — переспросил я. Бейтс пожала плечами.
— А может, он просто догадался, что раз «Роршах» выращивает собственную команду, нас с каждым разом будет встречать все больше болтунов. Где бы мы ни высадились.
Мое молчание перебил писк КонСенсуса.
— Орбитальный маневр через пять минут, — объявил Сарасти. — Накладки и беспроводные наращения отключаются через девяносто. Конец.
Бейтс отключила дисплей.
— Я пережду маневр в рубке. Иллюзия контроля, все такое. А ты?
— В палатке, пожалуй.
Она кивнула, изготовилась к прыжку, поколебалась.
— Кстати, — заметила она, — да.
— Извини?
— Ты спрашивал, считаю ли я необходимым усиление вооружения. В данный момент, я полагаю, нам пригодится любая возможная защита.
— Так ты считаешь, что «Роршах» может…
— Эй — один раз он меня уже убил.
Она говорила не об излучении.
Я осторожно кивнул.
— Это, должно быть…
— Ни на что не похоже. Ты даже представить не можешь, — Бейтс аж задохнулась, перевела дыхание.
— Хотя тебе и не надо, — добавила она и уплыла вверх по хребту.
Каннингем с Бандой в медотсеке, но на расстоянии тридцати градусов дуги. Каждый ковырял пленников на свой манер. Сьюзен Джеймс равнодушно тыкала пальцами в нарисованную на столе клавиатуру. В окнах по сторонам парили Колобок и Растрепа.
По мере того, как лингвист печатала, по столу бежали штампованные фигурки: круги, трискели, четыре параллельные черты. Некоторые пульсировали, будто геометрические сердечки. Растрепа в своем далеком вольере протянул слабеющее щупальце и напечатал что-то в ответ.
— Есть результаты?
Она со вздохом покачала головой.
— Я оставила попытки понять их язык. Удовольствуюсь пиджином.
Она коснулась значка. Колобок пропал с экрана; на его месте возникла таблица иероглифов. Половина значков шевелилась или пульсировала в бесконечной петле: разгул пляшущих Чебурашек. Остальные просто светились.
— Символьная база, — Джеймс неопределенно помахала рукой. — Комбинации «субъект-глагол» передаются анимированными вариантами существительных. Они радиально симметричны, так что я располагаю аффиксы по окружности рядом с предметом. Может, им это покажется более естественным.
Под сообщением Джеймс показался новый кружок иероглифов — вероятно, ответ Колобка. Но системе увиденное чем-то не понравилось. В отдельном огне вспыхнули иконки: на огненном счетчике загорелось «500 Вт» и не гасло. Колобок на экране забился, протянул змеящуюся суставчатую длань и несколько раз ткнул в панель.
Джеймс отвернулась.
Вспыхнули новые знаки. Пятьсот ватт упали до нуля. Болтун вернулся в позу эмбриона; пики и провалы на телеметрии выровнялись.
Сьюзен перевела дыхание.
— Что случилось?
— Неверный ответ.
Она вызвала запись, показала изображение, на котором пришелец оскользнулся. На экране крутились пирамидка, звездочка, упрощенные изображения болтуна и «Роршаха».
— Глупо как-то. Это… ну, для разогрева просто. Я попросила его назвать предметы в окне, — она рассмеялась, тихо и невесело. — Понимаешь, с утилитарными языками такая штука — если ты не можешь назвать предмет, то и говорить о нем не можешь.
— И что он ответил?
Она указала на первую спираль.
— Многогранник звезда Роршах есть.
— Пропустил болтуна.
— Со второго раза поправился. И всё же… глупая ошибка для существа, которое может перехитрить вампира, нет? — Сьюзен сглотнула. — Наверное, даже болтуны, когда умирают, начинают ошибаться.
Я не знал, что ответить. За моей спиной Каннингем едва слышно бормотал себе под нос какую-то двусложную мантру в бесконечном повторе.
— Юкка говорит… — Сьюзен осеклась, начала снова: — Помнишь, как на «Роршахе» нас порой охватывала ложная слепота?
Я кивнул, раздумывая, что же сказал вампир.
— Очевидно, и другие органы чувств могут так же отключаться, — продолжала она. — Ложная потеря осязания, ложная потеря обоняния, ложная потеря слуха…
— Глухота.
Она покачала головой.
— Но ведь ты не глохнешь. Так же, как ложная слепота — не слепота. Что-то в твоем мозгу продолжает воспринимать информацию. Какая-то его часть продолжает видеть и слышать, пускай ты и не… осознаешь этого. Пока кто-то не заставит тебя осознать или не появится угроза. Тебя просто охватывает неутолимое желание отступить, и пять секунд спустя там, где ты стоял, проезжает автобус. Ты в каком-то смысле знал, что он приближается. Только не понимал этого.
— Звучит дико, — согласился я.
— Сири, наши болтуны… они знают ответы. Они разумны, мы это выяснили. Но создается ощущение, что они не осознают этого, если их не пытать. Словно у них все органы чувств охвачены ложной слепотой.
Я попытался себе представить жизнь без ощущений, лишенную активного осознания происходящего. Попытался представить себе такое существование в здравом рассудке.
— Думаешь, это возможно?
— Не знаю. Это просто… метафора, наверное.
Она сама в это не верила. Или не знала. Или не хотела, чтобы я узнал.
Я должен был понять, а не гадать. Раскодировать лингвиста…
— Поначалу я думала, они просто упираются, — неуверенно произнесла Сьюзен, — но с какой стати?
Я не знал. Понятия не имел. Отвернулся от Джеймс, только чтобы упереться взглядом в фигуру Роберта Каннингема: Каннингема-заику — пальцы барабанят по настольному интерфейсу, внутреннее око закрыто, поле зрения ограничено картинками, которые КонСенсус развешивал в воздухе или набрасывал на плоские поверхности всем на обозрение. Лицо биолога как обычно оставалось бесстрастно; тело подергивалось мухой в паутине.
Хорошая аналогия. Не для него одного. Сейчас «Роршах» громоздился в каких-то девяти километрах впереди по курсу, так близко, что заслонил бы самого Бена, если бы у меня хватило храбрости выглянуть наружу. Мы застыли в невозможной близости к нему. «Роршах» разрастался перед нами, словно живой, и в нем нарастали живые твари, будто полипы, отпочковываясь от дьявольских механических сосцов. Смертоносные пустые туннели, по которым мы ползали, шарахаясь от теней в собственных мозгах, теперь, наверное, кишели болтунами. Сотни километров извилистых проходов, кори