В голосе врача прозвучала неуверенность, скорее даже профессиональная осторожность.
— Я бы не хотел вдаваться в подробности по телефону.
— Он просил меня прийти? — спросил Кэлворт.
— Даже очень настойчиво. Вы Гарри Кэлворт?
— Да.
— Тогда я бы, па вашем месте, сразу же приехал, мистер Кэлворт. Он сказал, что это очень важно.
Гарри глубоко вздохнул.
— Спасибо, доктор. Скоро буду.
— Я сейчас ему эго передам.
Кэлворт положил трубку и вышел из комнаты. За дверью стояли Род и Плейер, и он не знал, что они поджидали именно его. Он заметил, как кривая ухмылка поползла по губам Плейера, как расширились его глаза, когда тот двинулся в его сторону.
В этот момент Род и Кэлворт одновременно увидели входящего в вестибюль слугу в ливрее. Род громко крикнул:
— Том! Назад!
Плейер остановился, но не обернулся. Род быстро подошел к нему, и Кэлворт услышал, как он настойчиво прошептал:
— Том, только нс здесь.
Кэлворт медленно прошел мимо них под перекрестным огнем двух пар враждебных глаз, чувствуя нарастающую ненависть к себе в их лицах и позах. Он снял свою шляпу и пальто с вешалки и медленно надел их. Прямо взглянув в сине-голубые глаза Плейера, он мрачно произнес:
— Мы еще встретимся с тобой, плешивый ублюдок.
Плейер неожиданно со спокойно-холодной интонацией произнес в ответ:
— И это будет твоя последняя встреча с людьми на этом свете, парень.
ГЛАВА 9
Когда Кэлворт вошел в палату в сопровождении доктора Вильямса, оказавшегося рыжеволосым молодым врачом, Гастингс попытался сесть.
Голова и лоб у него были забинтованы. Большой синяк прямоугольной формы наискось пересекал щеку, как клеймо. Нос потерял форму и раздулся, па одной из ноздрей запекся маленький комочек крови.
— Лучше не вставайте, дружище, — проговорил доктор Вильямс.
Выражая повиновение, Гастингс, который пытался поднять голову и плечи на несколько дюймов, откинулся на подушку, тяжело дышл от напряжения.
— Все тело его в ссадинах и выше пояса покрыто синяками и ушибами, — сказал доктор Вильямс Кэлворту. — Он как будто покрыт сплошной татуировкой.
Гастингс слабо шевельнул губами:
— Спасибо, что пришли, Кэлворт.
— Конечно, конечно, только не волнуйтесь, — скапал Кэлворт. — Насколько серьезны у него повреждения? — обратился он к доктору.
— Ощущения очень болезненны, но серьезных повреждений нет. Возможно небольшое сотрясение мозга, но и это под сомнением. Ему сделали только что рентген, н снимки в настоящий момент как раз обрабатываются… Я думаю, что все в порядке, если нс считать синяков и небольшой контузии. Был сильный шок, но эго уже позади. Нам удалось вывести его из этого состояния.
Гастингс поднял глаза и прошептал:
— Садитесь, прошу вас, Кэлворт.
— Я вас оставлю, — сказал доктор Вильямс. — Но прошу вас долго нс задерживаться.
Он вышел и прикрыл за собой дверь.
— Спасибо, что пришли, — повторил Гастингс.
Глаза его напоминали насмерть раненное животное.
Бледные губы Гастингса шевельнулись:
— Я должен был с кем-нибудь поговорить. С матерью я не могу, я вам уже говорил. Она инвалид.
Он облизал языком пересохшие губы и продолжал:
— Нужно, чтобы кто-нибудь в байке позвонил ей и сказал, что я на несколько дней неожиданно покинул город… Я понимаю, что не имею морального права рассчитывать на вашу помощь после того, как вовлек вас б этот круговорот. — Голос его стал умоляющим. — Но мне не к кому обратиться, и… может быть, вам покажется это смешным, но мне хотелось бы напомнить вам о нашем студенческом братстве.
— Смеяться я не буду, — проговорил Кэлворт.
Глаза Гастингса неожиданно загорелись каким-то странным блеском, как будто их кто-то подсветил изнутри.
— Следующим можете быть вы, Кэлворт.
Кэлворт посмотрел на него с удивлением.
— Вы это о чем?
— Я обязан вам об этом сказать, должен предостеречь.
— Но на вас ведь наехали случайно. Вас сбил какой-то лихач. Доктор сказал, что он был пьян, въехал на тротуар и сбил вас.
— Меня сбил Том Плейер.
Гастингс произнес эти слова спокойно, без малейшего волнения, как будто высказал какую-то обычную банальную фразу, но в глазах его отражались мука и страх…
Кэлворт вспомнил, что Гастингс сказал ему, что он видел, как Плейер убил человека, и он вспомнил холодную убежденность, с которой Плейер угрожал ему не менее часа тому назад.
Холодок прошел у него по спине, и он почувствовал, как у него пересохло горло.
— Вы мне нс верите? — пробормотал Гастингс. — Вы думаете, что я все сочиняю и меня в действительности сбил какой-то пьяный лихач?
Кэлворт посмотрел на свои башмаки.
— По-моему, это более вероятно.
— Нет, послушайте. Эго был точно Плейер. Он специально заехал на тротуар и специально наехал на меня.
Неподдельный ужас стоял в его глазах, как будто они были обращены вовнутрь н сконцентрированы на прошлом.
— Я узнал его за рулем, он смеялся, съезжая прямо на тротуар. Я старался прижаться к стене, но он саданул меня правым крылом, как бык рогом, а я не успел увернуться. Меня отбросило к ступенькам здания и немного забросило за перила. Плейер включил задний ход, а затем опять бросил машину на меня… Я почувствовал запах резины, когда колеса коснулись меня, но каменный уступ ступенек и металлические перила не позволили ему плотно прижать меня, и это было спасением, так как они приняли основной удар на себя. Затем он съехал с тротуара и умчался.
Ужас еще больше отразился в его глазах, а тело под простыней пронзила мелкая дрожь, как бы возвращая его вновь на асфальт улицы.
Руки Кэлворта вспотели. Голос почти прервался, и он шепотом сказал:
— Я все понял, Гастингс, довольно.
— 0"был как взбесившийся бык и не переставал смеяться.
— Но почему, зачем ему?
— Потому что без расписки я не представляю для них никакого интереса, а знаю о них очень много. И главное, о существовании расписки.
Он попытался приподняться, и частично, с помощью локтей, ему это удалось.
— Кэлворт, берегите документ как зеницу ока. Это ваш единственный шанс остаться в живых. Пока расписка у вас, они вас не тронут, но получить ее будут стараться всеми средствами, чтобы затем расправиться с вами.
Да, Гастингс был прав, связывая безопасность с владением распиской… Жизнь его висела на волоске и зависела от этого маленького зеленого листочка бумаги.
Неужели Люси знала, что ему угрожает смерть, если ой расстанется с распиской? Неужели она хотела купить его смерть, предложив ему двадцать пять тысяч долларов? Эта мысль отдалась в нем внезапной волной панического страха. А он, как бы между прочим, отдал этот листок Максу, а тот так же безразлично сунул его к себе в бумажник.
Но Люси, Люси! Не может быть, чтобы она не знала всего этого. Она слепое орудие в руках негодяев.
13 отчаянии, преодолевая панику, пытаясь говорить спокойно, он спросил:
— Гастингс! Кому же все-таки принадлежит эта расписка?
Гастингс сделал глоток из стакана с водой, стоявшего на тумбочке, и произнес:
— Человеку по имени Мартин Ван дер Богль.
— Понятно. Эго тот, кто продал картины де Гроота. Где он сейчас?
— Он умер.
— Когда умер?
— Около месяца назад. Вот его-то как раз сбил, а потом задавил Плейер.
— Почему же вы не донесли на Плейера в полицию?
— Я не смог…
Слова вырвались с рыданием, забинтованная голова тряслась из стороны в сторону.
Кэлворт отбросил чувство страха, которое вновь начало подниматься в нем, и произнес, с трудом себя сдерживая:
— Расскажите все с самого начала. Я хочу знать всю историю о Ван дер Богле, картинах и расписке… Всю правду.
Голова Гастингса задергалась на подушке из стороны в сторону.
— Нет, не могу. Не могу я вам всего рассказать.
— Вы хотите, чтобы я вам помог?
— Вес равно не могу. — Глаза его широко раскрылись.
Кэлворт поднялся, чтобы уйти.
— Тогда я ухожу.
— Нет, нет, не уходите, пожалуйста.
Гастингс силился оторвать голову от подушки.
— Не уходите, прошу вас! Останьтесь. Я расскажу вам…
Он начал быстро говорить запекшимися губами, лицо, бледное как мел, было теперь немного спокойней.
— Ларэми Бостон отправился в Европу с целью войти в контакт и сотрудничать с военной правительственной комиссией, занимавшейся вопросами искусства. В Амстердаме он познакомился с голландским коммерсантом Ван дер Боглем, который предложил ему для продажи две картины: "Пиету" и "Святого Матфея" Иоганнеса де Гроота на выгодных условиях. Бостон, находившийся в Европе в правительственной командировке, не имел права заниматься личным бизнесом, но он не удержался и купил эти картины.
Ван дер Богль получил в качестве аванса чек на двенадцать тысяч долларов, а на остальную сумму была составлена расписка о получении денег с Бостона по возвращении его в Америку. Голландец передал Бостону вылетавшему на следующий день в Штаты военным самолетом, обе картины. Желая надежно засекретит! сделку, Бостон картины в самолет не взял, а отправит их пароходом малой скоростью… Единственной записью о сделке была зеленая расписка. Такая форма расчета устраивала обоих дельцов: оба хотели сохранить сделку в тайне.
У Бостона могли возникнуть осложнения в связи с использованием общественных фондов, выделенных на правительственную командировку, в целях личного обогащения, что могло серьезно скомпрометировать его в глазах общественного мнения и пагубно отразиться на его коммерческой деятельности…
В свою очередь, Ван дер Богля это устраивало по причине того, что картины попали к нему не совсем честным способом из довольно-таки сомнительных источников, и общественность могла бы возбудить соответствующее разбирательство и поставить перед правительством Нидерландов вопрос о проведении необходимого в таких случаях расследования.
Гастингс замолчал, чтобы перевести дыхание.