Дон осторожно отвел с ее щеки пушистый локон. На лице его отражалась небывалая теплота и нежность.
— Ну как тебе брачная ночь?
Дженнифер вспыхнула от смущения, и Дон ласково осведомился:
— Ты вообще-то сознаешь, что, хотя мы и женаты, впервые проснулись в одной постели?
Его ладонь, ладонь, умеющая быть неумолимо жестокой и мучительно нежной, легла ей на грудь.
— Я мечтал об этом всякую ночь с тех пор, как ты сбежала, — В голосе его послышались горькие нотки. — Пять лет потрачены впустую! А ведь мы могли бы получить от них так много, если бы ты меня не бросила!
Дженнифер стряхнула его руку и села. Ощущение ослепительного, лучезарного счастья исчезло, ушло в никуда, точно вода в песок.
— А что еще мне оставалось, когда я узнала, что ты женился на мне только того ради, чтобы защитить отца?
— Ты так и не сказала, откуда эти сведения, — упрекнул Дон.
— Не хочу возвращаться к навязшей в зубах теме! — Дженнифер нервно сглотнула. — Как я узнала, не имеет ни малейшего значения. Важно только то, что это правда.
— Лишь отчасти. У меня были и другие… мотивы.
— Да, конечно. Вопреки воле и разуму, тебя ко мне влекло… — с грустной усмешкой уточнила она.
— Это не просто чувственное влечение. Ты — точно жар у меня в крови. Так было, так есть. Когда ты сбежала, я надеялся исцелиться, но вскоре убедился, что это невозможно. Недуг только усиливался, если угодно. Мы были женаты и в то же время не женаты… Я знал, что не избавлюсь от этой лихорадки, до тех пор пока ты не станешь мне женой на самом деле, а не только на бумаге.
— Так вот о каком «неоконченном деле» ты упоминал! Ну так теперь ты своего добился. А мне нужна свобода!
— Если ты о признании брака недействительным, боюсь, что теперь уже поздно, — с удовольствием сообщил настоявший на своих правах супруг.
— Значит, развод.
— Ты все еще надеешься выйти замуж за Бэллами? — ледяным голосом спросил Дон.
— Нет.
Он заметно расслабился.
— А когда передумала? До того или после?
— Какая разница! — вспыхнула Дженнифер.
— Очень даже большая.
— Хорошо… До того. — В голосе ее звенело презрение к себе самой. — Ох, ну зачем ты снова вошел в мою жизнь? Я могла бы быть счастлива с Эдвардом.
— Ну и что такого он мог бы тебе дать, чего не в силах я? — скептически осведомился Дон.
— То есть если не считать любви?
— А для тебя любовь так уж важна?
— Да! — объявила она, воинственно выставляя вперед подбородок.
— Сказать, что любишь, нетрудно.
— Для Эдварда это не пустые слова, — убежденно заявила Дженнифер. — Но, что еще важнее, с ним я сохранила бы самоуважение… — И, видя, что Дон стиснул зубы, неумолимо продолжила: — Удивительно, что тебя до сих пор ко мне влечет, учитывая, как низко ты меня ставишь. За пять лет тебе, надо думать, встретилось немало женщин, репутация которых чиста и безупречна.
— К сожалению, ни одна из них мне не нужна.
— Только не говори, что все это время соблюдал целомудрие, — фыркнула она.
— Нисколько, — невозмутимо возразил Дон. — Я просто пытаюсь сказать, что все прочие женщины ровным счетом ничего для меня не значили. У меня перебывало несколько партнерш, но ни одной возлюбленной.
Как ни странно, Дженнифер ни на минуту не усомнилась в его словах. Должно быть, на лице у нее отразились облегчение и радость, потому что Дон тотчас же откликнулся:
— Ты довольна?
— Мне-то что за дело! — тут же ощетинилась Дженнифер.
Указательным пальцем Дон легонько надавил ей на нос.
— Лгунья! Тебе отнюдь не все равно.
Она смущенно отвернулась. Любуясь точеными чертами лица, прелестной бархатной щечкой, темными бровями вразлет, Дон невозмутимо продолжал:
— Трудно поверить, что ты меня и впрямь любишь. Но после того как ты откликнулась на мои ласки нынче ночью, я убедился в одном: тебя снедает тот же лихорадочный жар, что и меня, и пять лет, проведенные врозь, недуга не излечили.
Двумя пальцами он ухватил ее за подбородок и развернул лицом к себе.
— А если так, то предлагаю побыть вместе до тех пор, пока жар не спадет и оба мы не обретем свободу. Тогда я дам тебе развод — быстро, без проблем.
Столь расчетливые слова ранили Дженнифер в самое сердце.
— Ни минуты с тобой не останусь, даже под угрозой смерти! — хрипло воскликнула она, отстраняясь.
— А я думал, после этой ночи… — медленно начал он.
— Эта ночь — ужасная ошибка. Нельзя было допускать…
— Но так случилось, и ночь эта послужила доказательством…
— Доказательством того, что я — первостатейная идиотка. Верно, совсем из ума выжила: переспать с мужчиной, который считает меня корыстолюбивой интриганкой, а может, даже воровкой!
Дженнифер сбросила одеяло. Но Дон ухватил ее за локоть и удержал в постели.
— Ты куда?
— Я уезжаю. Немедленно. Сейчас же. Если ты не переправишь меня на большую землю, я доберусь вплавь.
— Ничего подобного. Может, ты и корыстолюбивая интриганка, да только я не позволю тебе сбежать от меня дважды.
— Тебе не удержать меня здесь силой.
— Ты уверена? — Дон встряхнул ее за плечи. — Послушай, Джо, может, не будем…
— Убери руки! — воскликнула она. — Оставь меня в покое! Не хочу тебя видеть!
Видя, что железный захват не ослабевает, Дженнифер принялась отчаянно вырываться. Защищаясь от беспорядочных ударов, Дон сомкнул пальцы на ее запястьях, завел ей руки за голову и притиснул к подушке.
— Ненавижу тебя, — выдохнула она. — Не смей ко мне прикасаться!
Дон напрягся, все его существо излучало угрозу, зеленые глаза потемнели от ярости.
— Вот еще, — процедил он. — Пока ты моя жена и пока меня к тебе влечет, я буду прикасаться к тебе столько, сколько вздумается.
— То есть прибегнешь к насилию? — глухо отозвалась Дженнифер.
— Вовсе нет. Мне никогда и в голову не приходило взять женщину против ее воли, и пересматривать свои взгляды я не собираюсь…
Дон подался вперед и коснулся губами нежной щеки — легонько, точно прикосновение пушинки одуванчика. В следующее мгновение язык его скользнул за розовое ушко.
— Видишь, любовь моя, в насилии необходимости нет.
Ласковое обращение застало ее врасплох, горячие губы обожгли шею — и Дженнифер затрепетала. А поцелуи Дона слали исполненные страсти послания каждому нерву ее тела.
— Ты так прекрасна… Наслаждение мое, страсть моя, боль моя… Я ждал этого так долго, мечтал заключить в объятия, представлял тебя рядом, в постели… Желал так, как ни один мужчина не желал еще женщину…
Дженнифер ждала грубого натиска. А вместо этого Дон явил ей свою слабость, свое желание, свою тоску…
— Я не хочу тебя, — с трудом выговорила она.
— Не верю, — улыбнулся Дон, зарываясь лицом в ее волосы. — Не знаю, что за узы связали нас спустя столько лет, проведенных в разлуке, но, что бы это ни было, ты чувствуешь то же самое…
Губы его скользнули к плавной округлости груди, кончик языка, дразня, прикоснулся к розовому соску, и тот приподнялся, затвердел. Наслаждение было настолько острым, что граничило с болью. Затем Дон погладил упругое бедро, плоский живот, с каждым мгновением делаясь все смелее.
Дженнифер тихо застонала. Он приподнял голову, поцеловал ее в сомкнутые уста.
— Ну же, приоткрой губы. Ты ведь этого хочешь…
Перед грубым натиском Дженнифер, может, и устояла бы. Но Дон был искушающе нежен, используя весь свой опыт, все свое искусство обольщения, чтобы пробудить в ней ответный отклик. С легким вздохом губы приоткрылись, и Дон припал к ним с торжествующим поцелуем — поцелуем победителя.
Признавая поражение, Дженнифер обвила его руками, притянула к себе и развела бедра, приветствуя любимого, как часть самое себя. То было мгновение чистого, ничем не замутненного экстаза: два тела сплелись воедино, символизируя высшую, интимнейшую из всех человеческих радостей.
Однако какая-то часть сознания Дженнифер упорно отказывалась в ней участвовать, нашептывая: «Что может быть унизительнее, чем любить человека, который не только презирает тебя, но еще и себя проклинает за это «порочное» влечение»…
Когда все закончилось и дыхание любовников понемногу выровнялось, Дон отстранился, и Дженнифер вдруг почувствовала себя брошенной и опустошенной. А он? Счастлив ли он или просто торжествует победу?
Дон протянул руку, властно привлек ее к себе так, чтобы темноволосая головка легла на его плечо, и поцеловал в лоб.
— По-моему, пора прекратить дурацкие разговоры о разводе и начать строить планы на будущее. — В голосе его, по мнению Дженнифер, звучало невыносимое самодовольство. — В прошлом году я провел столько времени на Уоллстрит, — продолжал он тем временем, — что уже подумываю либо перепоручить все надежному представителю, либо самому перебраться в Нью-Йорк. А когда сама посмотришь и на Бостон, и на «Большое Яблоко», ты решишь, где тебе больше по душе.
Так Дон уже вообразил, что выиграл не битву, но войну в целом! Ну что ж, значит, он глубоко заблуждается.
Чувствуя, как вокруг нее смыкается шелковая сеть, Дженнифер беспокойно пошевелилась. И, встретив вопрошающий взгляд Дона, сказала первое, что пришло в голову:
— Который час?
— Почти половина второго, — взглянул он на часы.
— Половина второго! — недоверчиво воскликнула она.
— Ну, ночь выдалась насыщенная, а в такую погоду… — Дон указал на окно, затянутое серой пеленой тумана. — В такую погоду и вставать незачем, можно проваляться в постели до темноты.
— Но я не могу! — не подумав, воскликнула Дженнифер. И, заметив, как нахмурился Дон, торопливо добавила: — Я ужасно проголодалась.
Он легонько коснулся пальцем ее щеки.
— Медовый месяц только начинается, так что лежи, а я исследую запасы продовольствия и подам ланч в постель.
— Я лучше встану, — возразила Дженнифер, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я же говорила: не люблю есть в постели.
— Как скажешь, — с явной неохотой отозвался Дон и чмокнул ее в нос.