– Простите, я про нашу ячейку в «Аль-Каиде» вам рассказал. Какая же она «кукла»? Там все по-настоящему – стреляют, взрывают…
Полковник явно не понял, о чем я с ним говорю.
– Нет-нет, все нормально. Пойдемте в зал!
«Казначей группы, говоришь, – подумал я. – Очень хорошо, одним будет меньше!»
Я заверил полковника, что обязательно проверю его информацию, то есть позвоню по указанному телефону и сообщу пароль, и отвел его обратно в зал. Только для этого стоило провести операцию.
Я достал телефон и пароль группы, занимающейся финансированием исламского терроризма. Вот уж Рафи обрадуется!
Но эта неожиданность не была единственной. Находившийся при мне миниатюрный магнитофон, соединенный с аппаратом в туалете, вдруг заработал. Сначала я опешил– из динамика раздавалась чистая русская речь: краткое, но точное описание всего происходящего и просьба о помощи. Правда, слышался легкий акцент: обычно такой появляется у русских, долго живущих в восточных странах. Я прислушался:
– Подробную информацию о встрече во дворце шейха Насулы Хубара доложу позже, сейчас сообщаю коротко, что встреча президента страны с группой высокопоставленных армейских чинов по вопросу локализации наркобизнеса находится на грани срыва. Участники захвачены террористами, предположительно талибами. Существует реальная угроза физической расправы над людьми или их похищения. К себе особо интереса не почувствовал.
Ответ абонента оказался короче:
– Сообщайте о развитии ситуации, необходимые меры по обеспечению безопасности будут приняты.
Все вместе заняло секунд сорок. Я тут же побежал к туалету, и как раз вовремя: оттуда выходил генерал Молин – командир 8-й дивизии афганской армии, расположенной в провинции Хотмар. Я сфотографировал его скрытой камерой и отправил фото в свою группу поддержки. Они обработают изображение на сверхскоростном компьютере «Крэйч», проверят по базе данных десяток тысяч агентов различных спецслужб, когда-либо попадавших в поле зрения Моссада или других дружественных спецслужб, и выявят, с кем я имею дело.
Через три минуты зазвонил мой спутниковый телефон, и я узнал, что звонок был… резиденту СВР. Я вздохнул с облегчением. Абонентом оказался наш хороший знакомый, богослов Фарал Самех, он же Алексей Воронин, один из ведущих офицеров русской резидентуры в Афганистане. Все, дело сделано, сворачиваемся! Сейчас здесь будет очень жарко.
Через полчаса пришел ответ по фотографии. На ней был изображен генерал Молин, командир 83-й дивизии афганской армии, который был известным наркоторговцем, но Афганистана никогда не покидал и в России не учился. Естественно, русского языка знать не мог. Первое, что пришло на ум, – передо мной двойник. Тем не менее задание выполнено, теперь начнется круглосуточная слежка как за резидентом, так и за генералом. А там разберемся, почему афганский генерал вдруг заговорил по-русски.
Продолжать операцию не имело смысла, и я сообщил своим помощникам, что мы уходим. План отхода был хорошо продуман. Пожалуй, еще со времен Александра Македонского афганцы роют подземные туннели-водопроводы, или, как их называют, кяризы. В этой знойной, высушенной солнцем стране человек может выжить только за счет грунтовых вод, и поэтому из поколения в поколение копают колодцы, иногда глубиной до пятидесяти метров, соединяя их между собой подземными ходами. Такая система существует в любом дворце, но о ней мало кто знает, нас же предупредили о ней спецы ордена. Сами кяризы, кишащие всякими тварями, во все времена и при всех войнах служили надежным убежищем от врага. Мы планировали спускаться так: двое впереди, двое для прикрытия от возможного удара в спину, я – посередине. К ноге первого помощника на всякий случай привязали длинную прочную веревку. К вооружению обычной диверсионной группы добавлялись патроны с трассирующими пулями и сигнальные мины, которые можно было бросать как ручные гранаты, просто выдернув чеку. Короче, наш небольшой отряд в случае боестолкновения был способен перебить сотню-другую противников. Выйти на поверхность мы должны были за много километров от замка. Это была еще одна большая загадка Альвенслебена, ведь именно от него я получил подробнейшие карты подземных туннелей.Пока прошло всего три часа. Оставался лишний час до окончания времени ультиматума. Я решил не ждать и сообщил переговорщикам, что мы не видим движения и хотим продемонстрировать серьезность наших намерений.
Помощник установил видеокамеру. Все мы надели черные маски и поставили саудовского полковника, сообщившего мне о своей связи с «Аль-Каидой», на колени перед ней. Он, видимо, не понял, почему выбрали именно его, и вопросительно посмотрел на меня. Я успокоил его легким кивком головы. Он притих, ведь, согласно его понятиям, мы с ним имели общий интерес.
Через минуту один из моих помощников зачитал заготовленное заранее письмо, где говорилось, что переговоры затягивают, у нас нет выхода, и поэтому мы подтверждаем серьезность своих намерений.
Полковник, уверенный, что мы его разыгрываем, даже стал сотрудничать. Продолжая стоять на коленях перед камерой, он опустил голову. Другой мой помощник, не мешкая не секунды и желая как можно быстрее уйти отсюда, нажал на курок.
Бездыханный офицер упал перед камерой, вокруг головы растеклась лужа крови. Он лежал на спине, длинный, какой-то нескладный, с подломленным под себя коленом. Я посмотрел на него, и мне показалось, что его глаза выражают немой укор людям, обманувшим его.
Я же, отвернувшись от неприятной картины, подумал: одним финансистом террора меньше. Только для этого факта стоило поднапрячься. Затем мы вывели пятерых участников совещания из зала и надели им на головы черные мешки с прорезанными для глаз дырками. Шокированные только что увиденным, они не сопротивлялись и даже не просили развязать им руки.
Мы включили электронный аппарат, подавляющий сигналы любого прибора в радиусе пятидесяти метров, и быстро спустились в подвал. Вход в кяриз нашелся быстро, забраться внутрь удалось минут за пять. Снаружи на неприметный лаз в пещеру мы прикрепили мины, запланировав время взрыва через два часа. Расчет был прост. Еще час до окончания ультиматума, еще час у афганцев уйдет на разминирование. Затем прогремит сильный взрыв, и они будут решать, что делать, еще около получаса. Итого в нашем распоряжении оказывается минимум два с половиной часа на отступление, больше чем достаточно. Но это минимум. Пока начнут разбор завалов, пройдет еще несколько часов.
Благодаря четкой и подробной карте Хранителей уже через полчаса мы находились далеко от дворца. Показательный расстрел сделал свое дело, отняв у заложников и у группы захвата всякое желание что-либо предпринимать без указаний с самого высшего уровня. В командной палатке царило уныние, никто не знал, что делать.
Целый час до нас пытались дозвониться, но безуспешно. А когда через два часа прозвучал сильный взрыв, начальник генштаба дал приказ атаковать. Группа захвата вошла в здание, но нашла там один труп и 39 охваченных ужасом военных.
Еще час заняло разминирование, и когда через три с половиной часа нас начали искать, мы уже сидели в самолете.
В Цюрихе наши дороги разошлись. Группа поддержки растворилась в толпе аэропорта, я же сразу вылетел в Париж, а оттуда обратно в Афганистан. Там мне предстояло организовать постоянную слежку за генералом Молиным. Он меня очень заинтересовал. Вся история казалась необычной, но, как говорится, «на свете все быть может, и лишь того не может быть, чего быть вообще не может».
Первым делом я посетил афганскую штаб-квартиру НАТО и получил всю имеющуюся информацию о генерале, а также запросил материалы о нем в конторе Кея, у Рафи и вообще у всех, кто только мог мне помочь. Теперь оставалось только ждать ответов.
Странно… Очень странно. Афганский генерал, в прошлом полевой командир, никогда не покидавший свою страну, говорит по-русски, да еще связывается с резидентом внешней разведки России. Вообще за последние три месяца возникло больше вопросов, чем появилось ответов на них. Это касалось и загадочно исчезнувшего в Москве камня, и судьбы «папаши». А если у тебя много вопросов и мало ответов, то вывод возможен только один: ситуация тупиковая.
Конец второй книги