Салтан Салтанович сидит между тем у окна да ждет, когда приведут пленника на виселицу. Долго ждал он, рассердился даже и, потеряв терпение, послал других шестьдесят человек за Бовою. Они скоро возвратились к князю и объявили ему, что товарищи их, прежде посланные, все перебиты, а пленника следов нет.
Пока все это происходило, пока собирались в погоню за беглецом, Бова королевич был уже далеко от города, на берегу морском, близ которого стоял корабль, готовый отплыть в путь. Бова попросил корабельщиков принять его на корабль, и они согласились на его просьбу.
Едва корабль отплыл немного, как показался на берегу Салтан Салтанович с многочисленным войском и закричал корабельщикам:
— Отдайте мне моего пленника, которого вы сейчас посадили на корабль. Он сделал большое преступление и бежал из тюрьмы. Если же вы не выдадите его мне, то не ездить вам мимо владений моих и не торговать в них.
Испуганные такими угрозами, корабельщики хотели выдать Бову, но он, вынувши меч свой, грозно сказал им:
— Если вы послушаетесь Салтана и не поедете далее, то я всех вас порублю мечом.
Потом, когда его не послушались, он перешел от слов к делу: стал бить мечом корабельщиков, побил их множество и побросал в море. Остальные корабельщики, видя, что с ними будет поступлено так же, как и с товарищами их, просили у Бовы пощады и обещались плыть, куда ему будет угодно. Бова согласился помиловать их, и они, распустив все паруса, поплыли в открытое море и скоро скрылись от глаз Салтана Салтановича. Плавание их продолжалось довольно долгое время, и, наконец, вдали показался небольшой город со множеством теремов златоверхих. Корабль стал на якорь против берега, на котором стояли рыбаки и разбирали наловленную ими рыбу. Бова закричал рыбакам, чтоб они привезли им на корабль рыбы, за которую обещал заплатить хорошую цену. Один из рыбаков подъехал в лодке к кораблю и привез с собою десять отличных осетров, отдал их корабельщикам, а деньги не хотел брать за свой товар, но Бова не согласился на это и взял большую штуку бархату, горсть золота да горсть серебра, отдал все доброму рыболову, который чрезмерно обрадовался такому богатому подарку и говорил:
— Много дал ты мне, щедрый гость-корабельщик, не пропить, не проесть этого золота и серебра ни мне, ни детям моим, ни внучатам, ни правнукам. Осчастливил ты меня навек со всем семейством моим.
Бова стал разговаривать с рыбаком:
— Скажи мне, голубчик, как называется этот город, вон что стоит там на горе, верст за семь отсюда?
— Это город Данск.
— А кто в нем княжит?
— Княжит в нем князь Маркобрун.
— Не он ли сватался за дочь Зензевея Андроновича?
— Он самый, и женится завтра на прекрасной Дружневне, которая вчера прибыла сюда по воле своего батюшки, чтоб сочетаться браком с князем нашим.
— Отвези меня, добрый человек, на берег, — сказал Бова рыбаку.
— Изволь, благодетель мой, — отвечал рыбак, — я отвезу тебя, куда только ни пожелаешь.
Бова, севши в лодку, стал прощаться с корабельщиками.
— Прощайте, — говорил он им, — братья-товарищи, да не поминайте меня лихом, благодарю вас, что довезли меня. Разделите весь корабль между собою поровну. Отправляйтесь теперь с Богом, да дорогою не ссорьтесь.
Вышедши на берег, Бова отправился по дороге к Данску; пройдя версты три, встретил он того самого странника, который увел у него богатырского коня и унес меч-кладенец.
Схватив похитителя, Бова хотел умертвить его, но старец сказал ему умоляющим голосом:
— Не отнимай у меня жизни, великодушный князь, а выслушай меня милостиво. Возвращу я тебе все украденное у тебя мною, научу кое-чему такому, что тебе пригодится. Возьми свой меч-кладенец, он зарыт вон там, под тем дубом зеленым, конь же твой стоит на конюшне Маркобруновой, привязан на двенадцати цепях, за двенадцатью дверями железными. Стоит тебе подойти к конюшне да закричать Черному Вихрю, так он сам выйдет к тебе, услыхав голос твой. А за вину мою пред тобою подарю тебе три зелья чудные, которые принесут тебе много пользы.
После сего старик выкопал из земли меч-кладенец, достал из котомки свертки с зельями и, отдав все это Бове, сказал:
— Вот если этого белого зелья всыпет человек в воду и умоется ею, то станет молод и красив собою. Другое зелье — черное; оно имеет свойство делать людей старыми. Третье зелье — зеленое; если растворить его в чем-нибудь да выпить, то уснешь так крепко, что никто не сможет разбудить тебя, и будешь спать без просыпу девять дней и девять ночей.
Взяв три зелья и меч-кладенец, пошел Бова далее и увидел нищего, который собирал щепки и клал их в корзину.
— Старче, — сказал королевич бедняку, — отдай мне свое худое платье, а себе возьми мое хорошее, цветное.
Нищий, обрадовавшись такой выгодной мене, снял тотчас с себя ветхую одежонку, отдал ее витязю, а сам взял его платье.
Бова, надев на себя черное рубище нищего, пошел в таком одеянии в Данск. Здесь, умывшись у первого колодца водою с черным зельем, вдруг сделался этот прекрасный юноша стариком дряхлым, с длинною седою бородою, с глубокими морщинами на лице. После такого чудного преобразования своего пошел он на двор княжеский и, войдя на поварню, стал просить у поваров милостыни.
— Господа повара, — говорил им наш мнимый нищий, — будьте милостивы, накормите меня, старика: целых два дня не ел я ничего, насилу хожу от голода. Сделайте это доброе дело не ради меня, а ради славного, могучего богатыря Бовы королевича, который освободил вашего князя из плену.
— Ах ты, старый хрен, такой-сякой, — закричал тут старший повар, — да как ты смеешь, негодяй, просить именем Бовы королевича. Разве не знаешь приказа княжеского, чтоб казнить всякого, который только осмелится произнести его имя?
— Прости меня, господин честный, — продолжал Бова, — теперь никогда не произнесу этого имени, не вели только казнить меня, человека странного, не знавшего приказа княжеского.
— Хорошо, дед, я прощаю тебя, — говорил главный повар. — Но здесь у нас милостыни не подают, а ступай на задний двор, там княжна Дружневна оделяет вашу нищую братью деньгами по случаю своего радостного вступления в супружество с нашим князем Маркобруном.
Поблагодарив повара, пошел Бова на задний двор, а там народу тьма-тьмущая. Нищие теснились, толкали друг друга, бранились, и некоторые даже дрались, желая скорее добраться до княжны и получить богатое подаяние. Толпа нищих, заметив приход нового собрата, встретила его бранью и не давала проходу ему. Он, видя, что тут честью и ласкою не возьмешь ничего, прибегнул к своей силе богатырской и стал расталкивать нищих и туда и сюда, так и швыряет их в стороны. Увидали они тогда, что плохо, присмирели, перестали браниться и дали ему дорогу. Таким образом чрез несколько минут он стоял уже пред княжной Дружневной и говорил ей:
— Государыня моя, прекрасная и добродетельная княжна Дружневна Зензевеевна! Подай старику дряхлому свою милостыню щедрую, подай ради Бовы королевича, храброго и могучего богатыря, твоего прежнего прислужника.
Услышав внезапно столь любезное для нее имя, Дружневна затрепетала, вся вспыхнула, переменилась в лице и уронила свой ящик с деньгами. Потом, оправившись от своего смущения, велела она служанке поднять ящик и вместо нее раздавать подаяние, а сама, взяв старика за руку, пошла с ним на заднее крыльцо, где никто не мог подслушать разговора их.
— Скажи мне, старичок, не слыхал ли ты чего про королевича или, может быть, видел его и знаешь, где он находится?
— Государыня моя, княжна Дружневна, сидел я с Бовою вместе в одной тюрьме, в Рагиле, где княжит Салтан Салтанович, отец Лукопера, который сватался за тебя.
— Где же теперь, где Бова королевич?
— Где он теперь, не знаю. Когда мы убежали из темницы, то долго шли вместе с ним одною дорогою, а потом расстались: он пошел налево, а я направо.
— Когда вы шли вместе, не говорил ли он чего про меня?
— Говорил он про тебя, княжна, много хорошего, восхвалял доброту твою, ум, разум твой, красоту твою неописанную.
— Не собирался ли он зайти в Данск?
— Собирался, да хорошо сделает, если не придет сюда, — не миновать ему тогда смерти. Маркобрун да, пожалуй, и ты, княжна, прикажете отрубить ему голову иль повесите; в тюрьме заморите голодом.
— О, как ты ошибаешься, старичок! Если бы пришел сюда Бова королевич, то я убежала бы с ним к родителю моему, Зензевею Андроновичу. Если б я узнала только, где он находится, то побежала бы к нему хоть на край света.
Разговаривала княжна со стариком, а сама горько плакала. В это время вышел на крыльцо князь Маркобрун и, увидав заплаканные глаза невесты своей и стоящего перед нею старика, спросил:
— Что это за старик и о чем ты, прекрасная Дружневна, проливаешь слезы?
— Этот старик, — отвечала Дружневна, — пришел из нашего города Андрона и принес вести нерадостные, что батюшка мой болен, при смерти, вряд ли жив будет.
— Не плачь, прекрасная невеста моя, — говорил нежно Маркобрун, — не губи слезами красоты своей, не поможешь этим горю, только надорвешь свое сердце девичье. Пойдем, я провожу тебя в палаты твои.
— Повинуюсь воле твоей княжевой, будущий супруг мой: позволь мне взять с собою старика этого и поговорить еще об отце моем.
Когда Маркобрун дозволил это, то Дружневна, войдя с стариком в комнату свою, заперла ее, начала продолжать прерванный разговор:
— Послушай, добрый старинушка, ты ходишь по разным странам, прошу тебя, если узнаешь, где находится Бова королевич, то дай ему знать обо мне. Тогда он придет сюда и освободит меня от ненавистного мне Маркобруна, которому я должна принадлежать поневоле.
— Милостивая княжна, вижу я, что Бова королевич мил твоему сердцу. Услыша от тебя радостную весть, он уже в городе Данске, близ тебя: перед тобою стоит.
Княжна сомнительно посмотрела на стоящего перед ней старика и сказала:
— Могу ли я тому поверить? Посмотри на себя, ты стар, черен и дурен собою, а он так молод, такой красавец, какого еще свет не видывал.