— Ну, что, сын мой любезный, — спрашивал Еруслан Лазаревич, — видел ли ты тех, к кому посылал я тебя?
— Видел всех и исполнил все, что ты наказывал мне, — отвечал Еруслан Ерусланович. — Был у Картауса, у дедушки, у Ивана-богатыря и у Росланея, передал им поклон и привез тебе от них четыре письма; вот они.
Еруслан Лазаревич взял письма, распечатал их и стал читать. А в письмах тех было написано вот что:
«Любезному моему сыну Еруслану Лазаревичу и снохе моей, прекрасной Анастасии Вахрамеевне, посылаю свое родительское благословение, вовеки нерушимое, и желаю вам здравия и долголетия, и всякого благополучия, и наипаче любви и согласия между собой. Очень рад, что ты, любезный сын, своими трудами и знаменитыми подвигами достиг княжеского достоинства и наслаждаешься теперь счастливою жизнью. Благодарю за присылку ко мне внука: он доставил мне большое удовольствие и всем был тут на удивление по красоте своей, добронравию, силе и храбрости. О себе скажу, что я, слава Богу, жив и здоров и собираюсь как-нибудь съездить к вам, милым моим, и провести в вашем кругу несколько счастливых дней. Остаюсь отец ваш, любящий вас, Лазарь Лазаревич».
«Знаменитому князю и славному богатырю, а моему избавителю, Еруслану Лазаревичу, и супруге твоей Анастасии Вахрамеевне от князя Картауса великое челобитье и пожелание вам здравия и благополучия на многие лета, а княжеству вашему мира, тишины и спокойствия. О себе уведомляю, что я после всех несчастий, постигших меня, княжу благополучно, но только несколько сокрушаюсь душевно, что нет у меня под старость помощника и защитника, такого богатыря, как ты или прекрасный сынок твой, который пошел по дедушке и по батюшке своему и со временем, думаю, наполнит славой о себе весь свет».
«Великому в князьях и богатырю в богатырях, большему брату Еруслану Лазаревичу великое челобитье и здравие на многие лета и с супругой твоей Анастасией Вахрамеевной от Ивана, русского богатыря: будь здрав вовеки! А о сыне твоем скажу, не укоряя, а восхваляя его, что он наделал мне хлопот: когда он ехал ко мне в княжество, я думал, что он ворог мой, и кинулся к нему с булатным мечом, а он так ударил меня копьем долгомерным, тупым концом, что я вылетел из седла вон; но это дело не имело ничего худого, потому что я сам виноват, коли не спросил сначала, кто он таков и откуда едет. Потом он сам объявил мне причину своего прибытия в мое княжество. Жена моя Кандоула посылает тебе и супруге твоей поклон и желает всего хорошего; она все собирается повидаться с вами и подружиться с Анастасией прекрасной. Твой меньшой брат Иван-богатырь».
«Старшему моему брату не по летам и по росту, а по силе и храбрости, врачу моему и благодетелю, Еруслану Лазаревичу, с дражайшей супругой Анастасией Вахрамеевной, бьет челом до сырой земли богатырь Росланей Прохорович и желает вам мирного жития, здравия и во всем счастливого успеха. О своем житье-бытье уведомляю, что оно идет хорошо; с соседями у меня мир и согласие, а здоровье мое в самом цветущем состоянии. Только твой сынок чуть-чуть меня не зашиб. Увидал я, что на моем заповедном лугу остановился юноша, весь вооруженный с головы до ног; считая его за своего врага, я вышел против него и хотел садануть его копьем, а он, ловко увернувшись, ударил меня плашмя мечом прямо по ногам, подкосил мои ноги, и я упал на землю как сноп. Тут он мне объяснил, что он не враг мой, а посланец от тебя. За удар, полученный мною, не только не сержусь на него, а еще радуюсь, что Еруслан Ерусланович во всем похож на тебя; видно, что яблочко недалеко откатилось от яблоньки».
Читая эти письма и видя в них похвалы сыну, Еруслан Лазаревич очень радовался и благодарил судьбу, что она послала ему детище на утешение и защиту под старость.
— А не было ли с тобой еще чего-нибудь замечательного? — спросил Еруслан Лазаревич сына.
— Было одно происшествие, — отвечал Еруслан Ерусланович. — Когда я ехал домой, на обратном пути попался мне навстречу старый старичок, маленький ростом, худенький, и стал загораживать мне дорогу. Хотел я ударить его копьем, чтобы он сошел с дороги, а он только дунул на меня — и я, как сноп, свалился с коня и ослабел, как малый ребенок; подхватил старичок меня на руки и сказал: «Сейчас бы я предал тебя смерти за то, что ты на старца дряхлого и слабого хотел поднять руки; но прощаю тебя, потому что ты млад еще и неопытен, да притом же сын славного богатыря Еруслана Лазаревича, которого я знаю и уважаю». Выпустив меня из рук своих, старичок прибавил: «Ну, теперь поезжай домой да не похваляйся много силою богатырскою и удалью молодецкою, а веди себя как прилично доброму витязю: на слабого и беззащитного не нападай и помни, что иной раз сильно мстят и бессильные враги».
— Очень благодарен я этому почтенному старику, что он дал тебе назидательный урок, — сказал Еруслан Лазаревич.
Таким образом, Еруслан Лазаревич с супругою и сыном своим жил мирно и благополучно много лет и был вполне счастлив; княжеством он управлял мудро и милостиво, и все подданные любили его. Еруслан Лазаревич княжил в своем княжестве ровно тридцать лет, и всех от роду пятьдесят лет и три месяца. Наконец, Еруслан Лазаревич умер спокойно, и супруга его Анастасия Вахрамеевна очень много плакала о супруге своем и от той кручины умерла, а сын их Еруслан по отце своем, сильном и славном богатыре Еруслане Лазаревиче, а также и по матери своей горько плакал. А после смерти родителей, по немногом времени, сел на княжество отца своего и царствовал в городе Дебрии честно и славно много лет.
ПОВЕСТЬ О ПРИКЛЮЧЕНИЯХ АНГЛИЙСКОГО МИЛОРДА ГЕОРГА И БРАНДЕНБУРГСКОЙ МАРКГРАФИНИ ФРИДЕРИКИ-ЛУИЗЫ,с присовокуплением к оной истории бывшего турецкого визиря Марцимириса и сардинской королевы Терезии(В обработке М. Комарова)
ЧАСТЬ I
В прошедшие времена, когда еще европейские народы не все приняли христианский закон, но некоторые находились в баснословном языческом идолослужении, случилось в Англии с одним милордом следующее странное приключение.
Среди самого прекраснейшего дня, в один час, темная туча покрыла чистое небо; облака, как горы, ходили и волновались, подобно Черному морю, от жестокого ветра; гром, молния, град, дождь и сильная буря, соединясь вместе, приводили в ужас всех живущих на земле. Все бегали, искали своего спасения; старые, воздевая руки к небу, просили богов об отпущении грехов; младые вопияли и укрывались под кровы; жены и девицы с плачем и воплем входили в храмы и затворялись; земледельцы в полях не обретали своего спасения.
Младший английский милорд Георг, будучи в сие время с псовою охотою в поле, принужден был от страшной сей грозы искать своего спасения в лесу; но и сей был от него в отдаленности; однако ж, увидевши в стороне одно кедровое дерево, он, прискакав к оному, остановился, но от дождя, града, от сильных громов и от жестокой молнии укрыться под оным не мог; становится на колени, простирает руки свои к небу, просит Юпитера об утолении его гнева.
Наконец, спустя несколько часов, ужасная сия гроза утихла, а день стал уже приближаться к вечеру; милорд, севши на лошадь, хотел ехать домой и, обратясь в одну сторону, увидел недалеко от того дерева лежащего под кустом зайца, который, тотчас вскоча, побежал в поле. Бывшие же с милордом собаки, бросившись за ним, так близко к нему прилезли, что из спины шерсть с кровью вырвали, а заяц, оторопев, вертелся между собаками, и милорду казалось, что они, верно, его поймают; но заяц, приблизясь к одному острову, вдруг от собак удалился, за которым вслед милорд, как горячий охотник, хотя и скакал во весь опор, однако из глаз своих потерял, а въехавши в остров, увидел своих собак всех в крови, которые с превеликою злобою лают, рвут траву и дерут землю, от чего и отбить он их не может.
Но вдруг, отдалясь от того места, опять поскакали, бросаясь то в одну сторону, то в другую, подобно как бешеные, а за ними умножился кровавый след, только отчего и на что они лают, за чем скачут — ничего приметить было не можно, и так из виду глаз его ускакали.
Милорд, по обыкновенной охотнической страсти, скакавши без всякого рассудка, забыл, что за ним ни одного человека не было, ибо все охотники во время грозы, собирая рассеянных по полю собак, разъехались по разным местам. И так он, ездя по острову, искал своих собак и подавал охотникам в рог голос; но тщетно было его старание, потому что они, искав не малое время своего господина, подумали, что он от бывшей грозы прежде их уехал, чего ради они все возвратились домой.
Между тем временем солнце светлые свои лучи уже скрывать стало, а приятная луна начинала показываться на горизонте, и звезды по чистому небу блеск свой испускали. Милорд, хотя и не робеет, однако ж, заехавши очень далеко, и находясь один в пустом месте, и не нашед своих собак, не знал, что делать. Но, наконец, вздумал еще их искать и, отъехавши немного, увидел одну английскую свою суку мертвою: обе передние у нее ноги переломаны, и вокруг нее множество крови; тогда подумал он: как-нибудь она убилась. Потом немного что подалее наехал на палевого кобеля, пополам перерванного, отчего пришел в сомнение, потому что, кроме одного зайца, никакого зверя не видал, а собаки его умерщвлены чудным образом. Отъехав несколько еще, усмотрел любимую свою суку без головы, подбитую под корень одного дерева, от которого и прошел в лес немалый кровавый след. И так по сему следу нечувствительно заехал в превеликий густой лес, по которому ездивши почти всю ночь, он приходит в отчаяние, потому что заехал в незнакомый, великий и почти непроходимый лес, в котором от лютости зверей мог быть подвержен великой опасности, а в обороне своей ничего при себе, кроме одного охотничьего ножа, не имел, за утомлением лошади никак далее ехать не было можно. В сих печальных размышлениях до тех пор он находился, как уже солнце опять стало показываться на горизонте, и небо, как яхонт, голубого цвета представлялось глазам его, по которому текущие и тонкие прозрачные облака обещали ясную и приятную следующего дня погоду. Чрез сие сияние лес впереди его стал казаться реже, сквозь который видно было чистое место. Направя туда свою лошадь, он выехал на большой, с редкими лавровыми деревьями, луг, на котором произрастали различные прекраснейшие цветы, от которых происходило великое благоухание и кои показывали приятнейший вид.