Я, благодаря их со всевозможною учтивостию, отвечал, что услуга моя не так велика, чтоб за оную иметь такое награждение. «Нет, — говорил король, — вы вам возвратили такое сокровище, что мы не находим способа изъяснить вам нашей благодарности». А принцесса, смотря на меня, сказала: «А я, сударь, столь много почитаю ваше одолжение, что, в воздаяние моей благодарности, вручаю вам в вечное обладание чувствительное мое сердце».
При сих словах милорд спросил Марцимириса:
— Пожалуйста, скажите мне, где вы взяли удивительный тот перстень, который привел Жени-духа в покорность.
— Я позабыл вам доложить, — отвечал Марцимирис милорду, — что когда я был с армиею против персиян, то оным перстнем подарил меня один находящийся при мне паша и сказывал, что он, будучи в посланной от меня партии, снял его с убитого им персидского начальника. И сей перстень был удивительной фигуры: он похож на алмаз, но такие испускал от себя разноцветные искры, какие только вообразить можно.
— Когда я вошел в определенную мне богато убранную спальню, — продолжал Марцимирис рассказывать свою историю, — и хотел раздеваться, то вошел ко мне принцессин паж, объявляя, что принцесса приказала меня просить к себе. Я в ту же минуту вместе с ним пошел, и как вошел в ее спальню, то она говорила мне: «Любезный Марцимирис, я столь чувствительно вами одолжена, что никакой другой благодарности оказать не могу, как только, ежели вам не противно, желаю иметь вас своим мужем, чего ради я вас теперь для того и позвала, чтоб вы мне объявили свое мнение, по чему уже я могу просить о том дозволения у моих родителей». Я, слышав сие, не знал, что мне от радости делать, и, ставши перед него на колени, целуя прелестные ее руки, говорил: «Ваше высочество, возможно ли статься, чтоб боги могли положить такой предел и удостоить меня быть обладателем такой неоцененной красоты? А притом, может быть, и родители ваши не согласятся иметь себе зятем такого человека, который о происхождении своего рода ни малого не имеет известия». — «Об этом вы не думайте, — говорила принцесса, — я только хотела знать ваше намерение, а во исполнении оного положитесь на меня».
На другой день принцесса спросила у своих родителей, с представлением многих резонов, дозволения иметь меня своим супругом, объявляя, что она во время избавления ее мною от Жени-духа клялась всеми богами, чтоб, кроме меня, ни за кого замуж не выходить. Но король и королева, по застарелому древнему обыкновению, ни за что не хотели себя тем обесславить, чтоб за не знающего своей природы человека выдать свою дочь. Принцесса, видя несклонность своих родителей, не смела более им о том и напоминать, но с превеликим огорчением пошла в свои покои и всю ночь неутешно плакала, от чего произошел в ней такой жар и слабость, что на другой день не могла встать с постели, и с того времени день ото дня болезнь ее больше умножалась; и, наконец, чувствуя приближающуюся кончину, она приказала позвать к себе своих родителей. И когда они пришли, то она слабым голосом и с льющимися из прелестных ее глаз слезами говорила: «Милостивые родители, теперь уж я ни о чем вас более утруждать не могу, как только, чувствуя конец моей жизни, всенижайше прошу, когда дух мой с телом разлучится, то приказать мертвый мой труп омыть и, убравши, в гроб положить одной моей фрейлине Анастасии, а кроме нее никого в мою спальню до тех пор, как тело мое совсем будет убрано и положено в гроб, не пускать». Король и королева сквозь неутешные слезы и вздыхания просьбу ее исполнить обещались. После сего час от часу становилось ей тяжелее, и через несколько часов скончалась. Какого поражены были горестью престарелые ее родители, того никак изъяснить не можно, ибо их без всякого чувства отнесли в их покои. Весь королевский дом наполнился жалостью, повсюду слышен был вопль и стенание, а между тем целые три дня приготовлялась печальная церемония, по окончании которой с великою процессиею несено было драгоценное ее тело в капище Дианино. Я провожал гроб ее с неописанною горестию и, предавши погребению, возвратился во дворец.
Король и королева, смотря на меня, вспоминая оказанные мною дочери их услуги, неутешно плакали и, лобызая меня, просили, чтоб я остался у них вечно, обещая содержать меня вместо сына и учинить после себя наследником, но я, не желая ничего, просил их, чтоб они дозволили мне из своего королевства выехать. А как они не хотели того сделать и разными способами старались меня уговорить, то я, не дождавшись от них за мою услугу награждения, ночью, часа за три до солнечного восхода, ушел из Турина пешком и, пришед на рассвете в одну превеликую рощу, сел под деревом отдохнуть. Тут вообразились в уме моем от несносной моей печали все приключившиеся со мной несчастия, от чего пришел я в такое отчаяние, что, выхватя свою шпагу, хотел сам себя заколоть. Но, в самый сей момент, не знаю откуда, явился передо мною небольшого роста мальчик, и, подбежав ко мне, вырвавши у меня шпагу, переломил о свое колено, и сам побежал от меня в лес. Я так на него озлобился, что, бежав за ним, хотел, догнавши, убить его до смерти, но он столь был проворен и резв, что в одну минуту от меня скрылся. А я между тем пришел в здравый рассудок и сам раскаивался в своем предприятии, рассуждая, что хотя я и несчастлив, что лишился такой драгоценной невесты, но, может быть, правосудные боги, которые меня сверх моего отчаяния избавляли от многих несчастливых приключений, и при сем случае для предбудущего какого ни есть моего благополучия лишили меня сего сокровища, ибо провидения их никому постигнуть не можно. Мы часто почитаем то худым, от чего после делается добро.
Как я находился в разных размышлениях, то помянутый мальчик опять предо мною появился и говорит мне: «Помните ли вы, господин, что было в своем безумстве над собою сделали и за что на меня рассердились? Теперь, мне кажется, вы уже опамятовались и должны меня благодарить, что я спас жизнь вашу».
Странное его одеяние, не знаю я для чего, мне понравилось, и я спрашивал его, какой он человек. «Государь мой, — отвечал он мне, — я родителей моих не знаю и, как меня зовут, не ведаю, а именуюсь по малому моему росту мальчиком. Собственного своего ничего у себя не имею, и сие мое одеяние принадлежит здешнего государства народу; пищу себе имею такую, что нынешний день сыт, а завтра что буду есть, не ведаю, ибо я не имею у себя ни родственников, неприятелей, а пристанище имею в недалеко отстоящем отсюда городе, в трактире, и питаюсь от своих трудов таким образом: накупив разных конфет и цветов, хожу с оными по разным трактирам, и когда в оных господа пьют водку, то оные конфеты для закусок у меня покупают, а дамы, танцуя, теряют свои цветы, вместо которых берут у меня и платят довольное число денег. Итак, я своим состоянием очень доволен: никакой печали не имею, никого не боюсь, сплю и встаю когда хочу, иду куда желаю и веселюся тем, что мне приятно».
Из сих мальчиковых слов рассуждал я, что он природою своею несколько мне подобен, потому что и я так же, как он, от кого родился, не ведаю, и беспечальное его жилье мне так понравилось, что я просил его принять меня к себе в товарищи и жить в нелицемерном дружестве.
«Государь мой, — отвечал мне мальчик, — я с превеликою радостию вас в мое дружество приемлю, только с таким договором: когда станем жить и промышлять вместе, то сколько бы кто ни получил, все делить пополам, без малейшей утайки». Я на все сие согласился и уверял его великими клятвами, что ничего с моей стороны утаено не будет.
Таким образом вступили во взаимное дружество и пошли в город Осту, отстоящий от Турина миль с двадцать, и наняли для себя хорошую квартиру. Тут я сделал себе такое же платье, какое у моего товарища. Таким образом жили мы в том городе немало времени, в очень хорошем состоянии и всегда имели у себя довольное число денег. Наконец, по прошествии двух месяцев, пошел я один для некоторой надобности в гостиный двор и, ходя по рядам, увидел одну девицу, очень похожую на Анастасию, любимую принцессину фрейлину. Сперва было вздумал я, остановись, ее дожидаться, но опять рассудил, что ей в оном городе быть незачем. Итак, рассмотря ее, вошел к одному купцу в лавку; но сия девица, догнав меня и ухватя своими руками за плечи, сказала: «Ах, дражайший Марцимирис, куда ты от меня бежишь?» Я, обратясь, действительно узнал, что это Анастасия. Обрадовавшись, я ей говорил: «Откуда ты взялась?» — «А вы, сударь, — отвечала она, — где по сие время были? Я уже больше шести недель ищу вас по разным местам». — «Я радуюсь, — говорил я ей, — что тебя вижу в добром здоровье, и прошу объявить, какую вы до меня имеете нужду!» — «Государь, — отвечала она, — я никакой собственной своей нужды до вас не имею, а исполняю повеление моей государыни». — «Какой государыни?» — говорил я ей. Она мне отвечала: «Милостивой моей Терезии». — «Да что такое? — говорил я. — Или она при конце жизни изволила что приказывать?» — «Нет, сударь, — отвечала Анастасия, — не при конце жизни, а сейчас от нее послана я искать вас по всему здешнему городу». — «Я не разумею твоих слов, — говорил я, — как тебе можно от нечувствительного тела, которое при моих глазах предано земле, получать приказания?» — «Она, сударь, — отвечала Анастасия, — никогда нечувствительной не бывала». На сие я ей сказал: «Не прогневайся, любезная Анастасия, конечно, ты с ума сошла, что стараешься уверить меня в том, что я своими глазами видел». — «Никак, сударь, — отвечала она мне, — как я с ума не сходила, так и принцесса не умерла». — «Пожалуй, любезная Анастасия, не мучь смущенный мой дух, открой мне чудную сию тайну». — «Я, сударь, не намерена вас обманывать, — говорила Анастасия, — а я объявляю вам самую истину, что принцесса никогда не умирала, а находится в блистательной красоте и добродетели, как была и прежде, и нетерпеливо желает с вами видеться. А что ваши глаза видели ее погребенной в Дианином капище, то все было выдуманное от нее оттого, что родители ее не дозволяли ей иметь вас своим мужем: сего-то ради принцесса и просила своих родителей, чтоб по смерти ее никого, кроме меня, к ней не допускали. А как объявлено было о ее кончине, то я в то время приготовленную заранее восковую статую, убравши совсем, положила в гроб, которая под именем ее с надлежащей церемониею и погребена в Дианином капище; а принцесса в то самое время, ушед из Турина, дожидалась меня в одной деревне; по окончании же погребальной церемонии я, пришед к ее высочеству и сведав, что вы из Турина ушли, искала вас по разным местам, но, не получа никакого известия, мы приехали в сей город, и ежели бы здесь вас не нашли, то принцесса хотела остаться в сем городе жить тайным образом, а меня намерена была послать искать по разным местам. Итак, милостивый государь, покорно вас прошу не мешкать и следовать за мною к ее высочеству, где обо всем обстоятельно можете быть уверены».