Милорд, благодаря Луизу, просил ее, не может ли она сыскать способ, чтобы можно было ему видеть королеву без маски и удостоиться с нею говорить.
— Не знаю, — сказала Луиза, — какой бы сыскать к тому случай, потому что она ни к кому кушать не ездит и маски никогда, кроме того, как кушает, не снимает; однако я в удовольствие ваше выдумала следующее средство: есть у нас загородный конфискованный, одного несчастного здешнего адмирала, преудивительной архитектуры дом и такого богатства и украшения, что никто за оцененную его великую цену купить не может. Королева давно уже желает его видеть и намерена когда-нибудь ехать туда прогуливаться; если бы он не в такой великой сумме был описан, то бы вы могли его выкупить и хотя на время меня оным подарить; я бы, в надежде королевиной ко мне милости, позвала ее к себе в тот дом откушать и, может быть, испросила бы у ней позволение и вам тут же присутствовать, где, конечно, могли бы вы ее увидеть без маски и удостоиться с нею говорить.
— А в какой сумме оный дом оценен? — спрашивал милорд у Луизы.
— Во ста тысячах, — отвечала она ему.
— Очень хорошо, — сказал милорд, — я столько денег у себя имею и теперь же оным вас презентую.
Луиза, получа такой чрезвычайный подарок, очень была довольна и обещалась всеми силами королеву уговорить.
Милорд, приехавши от Луизы домой, тотчас послал в конфискацию деньги, почему оный дом за ним и записали; а гофмейстерина, приехавши во дворец, призвала к себе гофмаршала и просила его, чтоб послал он в новый ее дом лучшего гофмейстера со всякою провизиею и лучших музыкантов для того, что она завтрашний день намерена просить королеву к себе кушать. Гофмаршал, зная, что Луиза у королевы находится в отменной милости, все в угодность ее исполнить обещался. А Луиза, пришед к королеве в спальню и поклонясь ей в ноги, говорила:
— Ваше величество, я надеюсь на высочайшую вашу милость, нимало не сомневаюсь, что рабская моя просьба будет услышана.
Королева, подняв ее, поцеловала и говорила ей:
— Пожалуй, проси, что тебе надобно, и будь уверена, что я ни в чем не откажу.
— Я ни о чем больше ваше величество не утруждаю, как только всенижайше прошу сделать мне милость, пожаловать удостоить меня своим присутствием завтрашний день в моем новом доме откушать.
— Да какой у тебя новый дом? — спрашивала королева. — Разве ты где купила?
— Ваше величество, — отвечала Луиза, — изволите знать бывший адмиральский загородный дом, который был в конфискации? Теперь оный состоит уже за мною, потому что находящийся при вашем дворе английский милорд его выкупил и подарил мне.
Королева, усмехнувшись, сказала:
— Знать, он богат, что дарит такими чрезвычайными подарками. Давно ль у вас с ним сошлась такая дружба?
— Ничего, ваше величество, — отвечала Луиза, — он по дружбе с моим братом Фердинальдом, будучи мне знаком, в одно время разговаривали мы об оном доме, что он конфискован, и я его очень хвалила, то милорд в тот же час меня оным и подарил, а деньги в конфискацию отослал.
— Очень хорошо, — сказала королева, — изволь дожидаться, я верно завтра к тебе буду.
Луиза, видевши королевину милость, просила еще, чтоб ей дозволено было позвать туда и милорда.
— Ах, мать моя, — сказала королева, — кстати ли ему тут мешаться? Ты знаешь, что со мною, кроме моих фрейлин и одного твоего брата, Фердинальда, никого из кавалеров не бывает.
— Ваше величество, — отвечала Луиза, — да как же мне его не позвать, для того, что по его щедрости сей дом получила, а благодарности иметь не буду?
— Хорошо, зови его, только я не знаю, какая ему будет утеха быть одному между нами.
— Да не можно ли, ваше величество, — просила еще Луиза, — сделать последнюю со мною милость, чтоб пожаловать ко мне без маски, для того, что в оной как говорить, так и веселиться не очень способно; а притом и я, не видя дражайшего вашего лица, не могу знать, приятно ли будет вашему величеству мое угощение.
— Ну, я и то в угодность твою сделаю, — сказала королева, — и верно буду без маски.
Луиза, за чрезмерную сию милость благодаря королеву, поехала в новый свой дом, чтобы все там приготовить, а к милорду о всем том послала сказать.
На другой день поутру, в двенадцатом часу, милорд, убравшись как можно лучше, и в таком пребогатом экипаже, какого во всем городе ни у кого не было, приехал в тот дом, а в начале первого часа и королева прибыть изволила.
Милорд сошел на крыльцо и, приняв ее из кареты под руки, вел в палаты. Королева хотя была и без маски, но шла от крыльца до самых покоев с великим пренебрежением, отворотясь от милорда в сторону, почему он прямо красоты лица ее рассмотреть не мог; после чего через полчаса приехала туда же еще названая королевина сестра Елена, которая еще при отце своем за бесчестные дела сослана для житья в монастырь неподалеку от Толедо.
Королева, ходя с придворными своими дамами и фрейлинами по всем покоям, очень любовалась и хвалила хорошую архитектуру и все убранство того дома, а как поставили кушанье и сели за стол, то королева дозволила милорду сесть на форшнейдерском месте. Сестра же королевина, Елена, с первого взгляда так в милорда влюбилась, что без всякого стыда делала многие любовные объяснения, но он, не хотев с нею вступить ни в какие разговоры, как можно коротко на все ее вопросы ответствовал. Между тем, разрезывая жаркое, перерезал у себя палец и, вынувши из кармана платок, завязал оным свою руку. Елена, увидевши сие, тотчас сняла у себя с шеи ленту и, подавая милорду, говорила:
— Ежели вам сия лента не противна, то прошу оною перевязать ваш палец и унять текущую из оного алейшую вашу кровь, что я за особливое почту удовольствие.
Милорд, видя непристойное Еленино нахальство, отвечал ей:
— Покорнейше благодарствую за ваше одолжение, только руки шелку не любят, и для того советую вам опять перевязать вашу шею, у которой без ленты очень много красоты убавилось.
Королева слышала сие и, оборотясь к своим фрейлинам, захохотала; а потом, вставши из-за стола, начала танцевать. Милорд осмелился поднять королеву, и хотя она пошла, но все танцевала как бы с некоторым пренебрежением; а как только окончился менуэт, то Елена тотчас подняла танцевать милорда и, будучи в танцах, оказывала ему великие любовные знаки.
Королева же, приметя в милорде чрез все его поступки остроту разума и честные мысли, нечувствительно почувствовала в сердце своем любовный жар, только всеми мерами старалась оный скрывать. Однако ж не могла вытерпеть, чтобы с ним не говорить, а после разговоров сама же подняла его танцевать, но все оное делала с великою благопристойностию. И с сего времени так в него влюбилась, что положила непременное намерение, кроме него, никого в женихи себе не удостоивать, только до времени никому из своих придворных объявлять о том не хотела.
Таким образом, препроводя королева в сем доме весь день в разных увеселениях, осталась по просьбе Луизиной ночевать, причем и милорду в особливых покоях ночевать дозволено. Елену же хотя Луиза и не приглашала, но она нахальством своим тут же осталась.
По окончании вечернего стола, в обыкновенное время, как стали все ложиться спать, то королева, приметивши, что сестра ее за милордом волочится, приказала своим фрейлинам за нею примечать. Через несколько часов бесстыдная Елена, думая, что все уже заснули, вставши с своей кровати и надев на себя одну только мантилью, пошла в ту комнату, которая отведена была для милорда. Но как скоро она из спальни вышла, то одна фрейлина, по приказу королевину, следовала за нею и ставши у дверей, примечала ее поступки. Милорд, лежа на постели, находился о красоте королевиной в различных размышлениях; но вдруг, увидя отворившуюся дверь и идущую к себе даму, очень удивился, и как подошла к его кровати и мог он ее узнать, то говорил ей:
— Ах, ваше высочество? Пристойно ли это? Зачем вы в такое необыкновенное время прийти сюда взводили?
— К тебе, любезный милорд, — отвечала она ему, — это самое лучшее время для доказательства непреодолимой моей к тебе любви.
— О боги, — сказал милорд, — я думаю, ни одна подлая женщина такой наглости и бесстыдства сделать не может! Я ваше высочество уверяю, что я ни малой склонности к вам не имею и ни для чего любить вас не намерен; чего ради покорно прошу — извольте идти в свою комнату, а меня оставьте в покое.
И, обратись в другую сторону, окутался в одеяло. Но она, не удовольствовавшись своим бесстыдством, зашла к нему с другой стороны кровати. Милорд, видя такое бесстыдство, вскоча с постели, говорил:
— Ежели вы не изволите сейчас отсюда выйти, то я принужден буду кричать, чтоб вас в таком безобразном виде от меня вывели, о чем к поношению вашей чести будет известно не только в здешнем доме, но и во всем городе.
Елена, видя свою неудачу, пошла вон, сказав при этом с великим сердцем:
— Не думай ты, неблагодарный злодей, чтоб я тебе не отмстила за твое неудовольствие.
Фрейлина, стоя за дверьми, все сие слыша и, возвратись к королеве, обо всем рассказала.
Поутру, вставши, милорд допущен был к королевиной руке, которую она пожаловала ему с великою приятностию, а за обедом очень много с ним разговаривала, после же никогда ее так много танцующей не видывали. Потом королева, оказав любезной своей гофмейстерине за ее угощение свое удовольствие, отправилась в город. Милорд вел ее до кареты за руку, и она уже не только чтоб отворачиваться, но, с приятностью на него смотря, сказала:
— Я думаю, вы довольно приметили, что мне все ваши чувства понравились, и я вас уверяю, что сердцем моим никто, кроме вас, обладать не будет, только прошу, чтоб сие до времени было содержано в сокровенности; к двору же моему вы можете лучше ездить прямо в мою спальню.
Милорд поцеловал королевину руку, и она его в щеку — и поехала во дворец.
Таким образом после сего ездил он во дворец всякий день, и королева имела с ним такое откровенное обхождение, как надлежит с настоящим женихом; а по прошествии несколько времени, говорила ему: