По окончании ужина Марцимирис с своею супругою препроводили ночь в спальне без всякой боязни. А поутру, вставши, он сказал духу, что желает, чтоб его с супругою и с Анастасиею перенесли в Сардинское королевство, в Терезиину спальню, и что его услуги тогда ему больше не надобны будут. Едва Марцимирис сие успел выговорить, как увидел свое желание исполненным. Терезия тотчас побежала к своим родителям, которые, увидя ее, не знали, что от радости делать. Испуская источники слез и обнимая дочь свою, спрашивали, какими судьбами могла она опять к ним возвратиться.
«Любезный мой супруг Марцимирис в другой раз избавил меня от того же духа, который меня и прежде от вас похитил».
«Как, — говорил король, — разве вы с ним браком соединены?».
На что Терезия, обнимая его колена, отвечала:
«Могла ли я поступить иначе, будучи два раза избавлена им от Жени-духа?»
«Где же теперь Марцимирис?» — спрашивал король.
«Он в моей спальне», — отвечала Терезия.
Потом король велел позвать Марцимириса, встретил его с распростертыми объятиями и, в знак благодарности за избавление дочери, уступил свою корону. На другой день публично объявил его своим зятем и наследником Сардинского и Лотарингского королевства, чего ради учинена присяга от подданных с великою радостию. Через несколько месяцев король и королева скончались, будучи в совершенной старости. Марцимирис с Терезиею предали их тела погребению в Дианином капище с надлежащею церемонною, а сами препровождают жизнь в Турине во всяком благополучии.
По окончании маркграфинею Марцимирисовой истории Георг говорил ей:
— Теперь и мы должны богам принесть нашу благодарность, ибо хотя они и наказали нас по своему правосудию разными несчастливыми приключениями, но, не лишая нас жизни, привели неиспытанными судьбами желание наше к благополучному окончанию.
Маркграфиня, по совету любезного своего супруга, общо с ним приносили богам честнейшие жертвы, а подданным своим оказали великие знаки своей милости.
Таким образом, Георг, будучи бранденбургским герцогом, за благоразумное правление своим владением был любим всеми своими подданными, прославив имя свое во всей Германии и, дожив с премудрою маркграфинею до самой глубокой старости, к немалому сожалению своих подданных скончались — прежде Георг, а после, через два месяца, и маркграфиня, оставляя по себе достойных престола своего наследников.
Николай ЗряховБИТВА РУССКИХ С КАБАРДИНЦАМИ, ИЛИ ПРЕКРАСНАЯ МАГОМЕТАНКА, УМИРАЮЩАЯ НА ГРОБЕ СВОЕГО МУЖАРусская повесть
ЧАСТЬ I
Вам, почтенные читатели,
Мои добрые соотчичи,
Предлагаю повесть истинну
О битве русских с черкесами
И о подвигах, прославивших
Вновь оружие славянское
И героев, там сражавшихся,
Процвели венки лавровые
На шеломах их блистающих,
Мирт с маслиной перевитые,
С данью золота черкесского,
С умоляющей пощадою.
Даровал им наш великий царь
Новый мир и благоденствие;
Утушил на них свой правый гнев,
Замолчать велел орудиям,
Возвратиться нашим войскам вспять.
Здесь герои моей повести
Удивят собой, заставят вас
Пожалеть о них и слезы лить.
Они в юности скончали дни
С красотой лица чудесною;
Со священной добродетелью,
И с любовью нежно пламенной,
И со верностью неслыханной
Умирает здесь прекрасная
Жена, милая и страстная,
После друга незабвенного
И супруга ей почтенного.
Плач малютки, сына милого,
Ей невнятен в тоске, горести
И в ужаснейшем отчаяньи. —
Она со всеми здесь прощается,
В гроб супруга повергается —
И, обняв его бездушный прах,
С томным вздохом и стенанием,
Испускает дух — кончается,
С другом милым съединяется.
Повествуя о битве русских с кабардинцами, я и все мои соотечественники должны отдать истинное преимущество нашим воинам, храбростью своей и единодушием прославившим себя и заставившим трепетать врагов царю и отечеству.
Наши воины, одушевляемые святою верою в Бога, верностию к царю и пламенея истинною любовию к своему отечеству, летят как орлы с радостию на поле брани. Никакие препоны их не удерживают. Высочайшие Альпийские и Забалканские горы для них кажутся ничтожеством. По мановению своего монарха, по гласу разумного и опытного полководца, они переходят бездонные пропасти сих гор, достигают вершин их, сокрытых в облаках, как бурный поток свергаются долу. И, представ пред взоры смущенного врага, от внезапного их появления приведенного в ужасную робость, невзирая на его многочисленность и выгодную позицию, им занятую и укрепленную со всем искусством к выдержанию приступов, невзирая на всепожирающий пламень многих орудий, извергающих смерть, — идут на штыках — при громогласных криках «ура!». Заставляют молчать орудия неприятельские и бьют его наголову, провозглашая победу, славу Богу и царю русскому! — Бросают к стопам его пожатые ими лавры — и просят новых повелений, куда еще им парить для наказания и покорения врагов.
Вот истинный характер и изображение наших храбрых русских воинов, заставивших о себе удивляться не только просвещенных и доблестных, мужеством славящихся народов в Европе, но и страны Азийские, вмещающие в себе миллионы воинов, ныне довольно также просвещенных и опытных в войнах. Колонны россиян, подобные македонским фалангам, заставляют трепетать бесчисленные полчища врагов своих: то страшны ли им горы и ущелия кабардинские и быстрая, ужасная река Терек? Они, невзирая на бурные волны ее, влекущие большие каменья, производящие страшный рев и шум, и, если не наведены мосты, переходят вплавь почти чрез оную, и, вынося на себе орудия, являются пред кабардинцами, как грозные исполины, и заставляют их трепетать, и, мужеством своим их побеждая, приводят опять в подданство своему царю.
Описав подвиги моих соотечественников, я также обязанностию себе поставляю представить моим читателям и народ кабардинский точно в том виде, как он есть. Если их кто видел, а еще и того лучше, кто с ними был в сражениях, то те верно утвердят истину моего описания о сем гордом народе, славящемся своей храбростию и прочими талантами.
Кабардинцы, обитающие за рекой Тереком, служащей границей между ними и Кавказскою губерниею, имеют свои постоянные жилища в горах и ущелиях, есть народ сильный, видный собою и весьма храбрый, имеющий отличные заводы лошадей, всюду славящихся своей добротою, красивостию и легкостию в скачках. Они сами делают отличной доброты разные оружия, как-то: шашки[18], кинжалы, копья, стрелы, ружья, пистолеты и панцири удивительной легкости. Так называемый трехкольчужный панцирь бывает весом по 6 фунтов, а если его возьмешь в руки, то он подобен мелкой сетке; но когда наденешь на себя, он делается будто литым, и сильный солдат штыком только может разорвать сии стальные кольца; пуля на взлете его не пробивает, а наши сабли скользят, не причиняя им вреда; но казацкие дротики проходят между кольцами и причиняют вред или смерть неприятелю. Вышеупомянутыми оружиями кабардинцы отлично действуют; из ружей, пистолетов стреляют весьма метко; стрелами и копьем причиняют великий вред, и острейшие их кинжалы в ручной схватке, верно брошенные их рукой, наносят неисцелимые язвы. Многие из кабардинцев даже и коней своих во время сражений закрывают до половины таким же панцирем. Они сражаются без устройства, а нападения их весьма опасны. Отлично храбрые панцирники часто вскакивают в наше каре и, наделав множество суматохи и вреда, перескакивают чрез интервалы пушек наших и на извивающихся змеями конях своих скрываются в мгновенье ока от пущенных в них пуль и картечей. Жены и дочери их весьма прелестны и так же отважны, как и они. Они нередко выходят на сражения мстить за убитых своих отцов, братьев, супругов и детей.
Сии кабардинцы, по наблюдениям некоторых историков, полагаются потомками храбрых амазонок, потому что они поселились в их стране; а другие полагают их пришельцами, занявшими сии места. Но оставим сие изыскание для ученых, лучше меня знающих историю света, и обратимся к продолжению описаний сего замечательного народа.
Кабардинцы все вообще магометанского закона. Смотря по состоянию, каждый муж может иметь по семи жен; но старшая из них имеет пред прочими преимущество. Магометанки послушны мужьям своим. Одно его мгновенье заставляет каждую из них понимать волю супруга и повелителя; нежный его взор или улыбка приводит их в восхищение, малейшая угрюмость, или строгий взгляд, приводит их в трепет. Они страстно любят мужей своих и боятся их как повелителей, могущих располагать их жизнию.
Кабардинцы, исключая оружий, также занимаются другими изделиями: они чернь на серебре и насечки на железе работают неподражаемо. Бурки их почитаются лучшими из всех горных народов. Есть такие, которые стоят по 100 целковых. Жены их занимаются прядением шелка, бумаги и шерсти и делают из них весьма тонкие и добротные ткани, но жаль только, что не знают искусства просвещенных народов их усовершенствовать. Они также занимаются хлебопашеством, скотоводством, пчеловодством и звериною ловлею. Но самое их любимое занятие, и весьма прибыльное, из животных прекрасные лошади, кои их выносят, так сказать, со дна моря. Если кабардинец, отрезанный от своих в сраженье, не надеется получить скоро их помощи, то пускает к берегу реки коня своего, и, невзирая на ужасную ее быстроту и весьма крутой берег, с конем ввергается в нее и погружается в волнах ее; если кто подумает, что он погиб невозвратно, тот ошибается; чрез несколько минут конь невредимо выносит его на другой берег реки. Когда же в сраженье подобьют под кабардинцем лошадь, то другой всадник в мгновение подскакивает к нему; сей хватается за заднюю луку седла, а иногда за переднюю, — и добрый конь уносит их из виду.