Лубочная книга — страница 6 из 79

Между тем маленький Бова королевич, следя за дядькою Симбальдою, не мог усидеть на своем иноходце и упал на землю. Погонщики взяли Бову и привели к Додону, а Додон тотчас же отослал пойманного к матери его Милитрисе Кирбитьевне.

Желая наказать Симбальду за его поступок, князь Додон собрал все свои отряды вместе и, подступив под град Сумин, раскинул шатры свои и стал лагерем в заповедных лугах.

Это было уже поздним вечером. Уставши от дневных трудов своих, князь Додон удалился в палатку свою и заснул крепким сном. Спит он и видит страшный сон: будто бы Бова королевич выезжает на добром, статном коне, устремляется прямо на него, на Додона, и копьем своим поражает его в живот. В страхе проснулся Додон и призвал к себе брата своего Антония.

— Брат мой любезный, — сказал ему князь, — ты читывал черные книги и знаешь много волшебных наук, растолкуй мне, что значит сон, виденный мною.

Когда Додон рассказал свой сон, Антоний отвечал ему:

— Зловещий сон твой знаменует будущую погибель твою, которую ты примешь от руки Бовы королевича.

Встревоженный таким страшным снотолкованием, посылает Додон брата своего к Милитрисе Кирбитьевне с приказанием уведомить ее о его княжеском здоровье и требовать настоятельно, чтоб она предала смерти своего Бову королевича, дабы устранить через то будущую опасность Додонову.

Приехав в Антон, посланный объявил Милитрисе Кирбитьевне приказание князя Додона.

Услыхав это, Милитриса Кирбитьевна горько заплакала и говорит так:

— И тигрица любит свое детище и бережет его; неужели я буду кровожаднее этого зверя и предам сама смерти свое милое чадо? Бова мне сын, и рука моя не подымется на него. Горячо я люблю Додона и готова исполнить все его желания, но это желание превышает мои силы. Нет, об этом страшно и подумать мне.

— Но, прекрасная княгиня, осмелюсь напомнить тебе, — возразил Антоний, — что брат мой — человек крутого нрава и не любит, когда не исполняют его приказаний. Если ты не сделаешь это и не отстранишь тем грозной будущности, то любовь его к тебе обратится в сильную ненависть, и ты страшно поплатишься за ослушание.

— Если уж непременно угодно князю Додону, — сказала Милитриса Кирбитьевна, — чтоб сына моего не было на свете, то я вот что сделаю: посажу Бову в темницу, не велю ему давать ни есть, ни пить, и он через несколько дней умрет голодною смертью, по крайней мере не от руки моей и не при глазах моих.

— Конечно, — говорил Антоний, — какою бы смертью ни умер Бова королевич, брат мой останется вполне доволен. А я между тем отпишу к нему о твоем решении, княгиня, потому что он, вероятно, не скоро возвратится: Сумин очень сильная крепость, которую нам долго не взять.

Последние слова Антония оправдались на самом деле: осада Сумина продолжалась более шести месяцев и осталась безуспешна.

В тот же самый день, в который получено было приказание Додона, несчастный Бова королевич посажен был матерью своею в темницу и обречен на мучительную голодную смерть.

Укоры совести и материнская любовь пробудились в сердце Милитрисы Кирбитьевны, мучили ее и не давали ей покою ни днем, ни ночью. Она предавалась разного рода шумным увеселениям и забавам, изыскивала разные средства, чтобы заглушить в душе своей воспоминание о смерти погубленного мужа и о бедном сыне своем, которого она осудила на самую ужасную из смертей.

Однажды Милитриса Кирбитьевна, возвращаясь с прогулки, проходила мимо той башни, в которой томился голодом Бова королевич. Увидя из окна темницы мать свою, он сказал ей:

— Государыня, моя милая матушка, Милитриса Кирбитьевна, за что ты прогневалась и хочешь предать меня жестокой смерти, умертвить без вины, без причины? Сжалься, родимая, над моим несчастным положением. Сильная жажда и страшный голод томят меня; страдания так невыносимы, что желаю смерти, но медлит смерть, не приходит, а муки становятся все более и более. Смилуйся, государыня, над своим родным детищем, пришли ему хоть кусочек черствого хлеба.

Слабый умоляющий голос несчастного, почти умирающего сына пронзил сердце матери.

Она не вытерпела и пошла к окошку. Слезы навернулись на глазах ее, когда увидала она бледное, изможденное лицо Бовы.

— Я пришлю тебе есть и пить, — сказала княгиня королевичу и поспешила удалиться от башни, чтоб не терзаться печальным зрелищем, которое было перед глазами ее.

Через несколько минут прекрасная Милитриса Кирбитьевна послала с девкою-чернявкою несколько кусков хлеба сыну своему.

Антоний, строго следя за всеми действиями княгини, увидал, как девка-чернявка несла пищу в темницу к Бове. Злой этот старик остановил посланную служанку и, взглянув на куски хлеба, сказал ей жалостливо:

— Неужели ты хочешь кормить этим королевича? Зайди ко мне, я намажу ему, голубчику, на хлеб масла, пусть покушает, бедненький, на здоровье.

Служанка не хотела, но не посмела отказаться от коварного предложения брата князева. Хлеб действительно был намазан, но не маслом, а салом змеиным с разными сильными ядами. Это сделано было Антонием с мыслию, чтобы отравить Бову королевича — исполнить желание Додона и тем угодить ему.

Девка-чернявка тотчас же смекнула, в чем тут дело, и, пришедши в темницу, не велела есть Бове принесенного хлеба, а велела бросить его собакам. Лишь только собаки съели этот хлеб, то тут и околели с страшными судорогами и корчами.

Бова королевич, видя такое расположение к нему девки-чернявки, усердно просил ее, чтоб она не запирала за собой дверей темницы.

Служанка эта, сострадая бедственному положению королевича, исполнила его просьбу, ушла, оставив двери темницы отпертыми. Потом, пришедши к княгине, говорила:

— Ах, как он обрадовался хлебу! С каким аппетитом ел его и как благодарил тебя за то, что сжалилась над ним.

Как птичка радостно вылетает из отворенной клетки, так и Бова королевич вышел из своей душной темницы на свежий воздух. Никем не замеченный, прошел он по Антону и благополучно миновал городские ворота. Очутившись в поле, пошел Бова путем-дорогою куда глаза глядят, без всякой цели, на произвол судьбы. Вот и идет он, все идет, близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли. Солнышко его печет, частым дождичком сечет — да какой бок вымочит, тот и высушит. Ночь ли настанет, ляжет Бова на мураве шелковой, свернется калачиком, под голову кулак, а одеялом — темная ночь, широким покрывалом — небесный свод с частыми звездами. Шел он, шел да и пришел к морю, к океану и видит: стоит корабль в пристани, а корабельщики на том корабле собираются плыть по морю-океану к острову Буяну, там товарами торговать, денежки добывать.

С берегу закричал Бова корабельщикам громким голосом:

— Господа корабельщики, люди добрые, торгаши честные! Вы возьмите меня на корабль свой и свезите, куда сами едете. За провоз не могу ничего заплатить, а служить вам буду усердно, сколько сил во мне есть.

Приняли корабельщики на корабль свой Бову ласково, напоили его, накормили. Ходит он по кораблику, похаживает, все рассматривает да обо всем умно расспрашивает. Видят корабельщики, что ребенок этот голова умная, с ухватками молодецкими, красоты неописанной, и стали они у него выпытывать:

— Ты скажи нам, дитятко, кто ты, какого рода, звания, кто отец твой и кто мать твоя?

А Бова им в ответ:

— Господа купцы, рода я простого, звания низкого: отец был у меня портной, а мать — прачка. Родители мои померли, и я остался круглою сиротою без куска хлеба, без пристанища.

Верили ли корабельщики словам или нет, но решили, однако, взять Бову к себе в услужение. Ветер был попутный, и они, снявшись с якоря, подняли паруса и пустились в путь.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается: скоро бабушка блины печет, да опару долго ставит. Плывет корабль, что лебедь, по океану, служит Бова корабельщикам как нельзя лучше, всем успевает угодить, а они дивом-дивуются красоте лица его, уму-разуму да силе богатырской. Плыли корабельщики, плыли да и приплыли в тридевятое царство, в тридесятое государство. Причалили к берегу и видят: стоит град великий, по имени Андрон, а в нем княжит Зензевей Андронович, по прозванию Умная Голова, с княгинею своею, а как звали ее, не знаю — знал, да забыл.

Зензевей Андронович, узнавши о прибытии чужестранного корабля, послал вельмож своих спросить у корабельщиков, из какого они царства и зачем приехали; если с товарами, то какими именно.

Когда вельможи вошли на корабль, то прежде всего попался им на глаза Бова королевич. Они сроду не видывали такой дивной красоты и осанки молодецкой, не могли вдоволь насмотреться на него, все разговаривали с ним и совсем забыли о том, зачем были посланы, — не спросили у корабельщиков, откуда они и зачем прибыли.

Возвратившись к князю Зензевею, вельможи рассказывали ему только о прекрасном мальчике, которого видели на корабле, а про товары не могли сказать ни полслова.

Зензевей Андронович посердился, пожурил своих вельмож за их невнимательность к приказаниям его и решился сам идти на корабль, чтобы узнать все в подробности и взглянуть между прочим на того дивного мальчика, которого ему так хвалили и превозносили.

Но что было с вельможами, то же самое случилось и с князем. Увидавши Бову, Зензевей Андронович в такое пришел восхищение, что невольно забыл о цели своего прихода на корабль, не спрашивая ни о чем корабельщиков, сказал им:

— Продайте мне этого мальчика; я вам заплачу за него триста литр золота.

Корабельщики почтительно отвечали князю:

— Мы продать его не можем, потому что он у нас общий.

Зензевей Андронович был очень настойчив в своих требованиях и не любил противоречий.

— Если вы мне не продадите его, — сказал он строго купцам, — то я велю посадить вас на всю жизнь в темницу, а мальчика этого возьму к себе. А когда вы отдадите мне его честью за предлагаемую сумму, то я позволю вам торговать в моем государстве безданно-беспошлинно.

Купцы, испугавшись таких угроз княжеских да и приняв в соображение, что им дадут большие льготы по торговле и что на триста литр золота можно накупить множество рабов, решилис