И они отправились в ближайший лесок, где расстилался прекрасный зеленый луг, испещренный благовонными цветами.
Проведя там несколько времени в приятных разговорах, они возвратились домой, где уже ожидал их посланный от князя Узбека Малек с большим узлом под рукой.
«Ах, Боже! — вскрикивает от удивленья Андрей и София. — Малек, как ты очутился здесь?» Малек, с радостию целуя у них руки и поздравив с законным браком: «Да еще и не один — и любезная моя Фатима здесь». — «Как здесь? — спрашивает с восхищением София… — Какими это судьбами? Или чародейством вы сюда явились?» — «Очень просто, — отвечал Малек, — Родитель, не видя вас, употребил все старание вас отыскать, но, не получив в этом успеха, догадался, где вы находитесь. Сначала это его весьма огорчило; потом он, устремив на небо свои взоры, со слезами произнес: «О Алла! Так тебе угодно было поступить. И я благоговею пред твоим всемогуществом!» И после этого сделался спокоен. «Малек! — промолвил он мне. — Твоя благодетельница, а моя дочь, верно, соединилась с Андреем, без которого она жить не могла. Коли я успею застать ее еще магометанкой и не женой еще сего храброго юноши, то по власти родительской возвращу ее сюда. Буде же уже совершились ее обеты крещения и брака, то я не в силах их разрушить. И потому, если к вечеру не возвращусь с моей свитой сюда и не пришлю сказать о моих надеждах, то это значит, что все для меня потеряно, — и тогда прикажи Фатиме взять все Селимины драгоценные вещи и самую богатую одежду и вместе с ней, при наступлении ночи, отправьтесь в русский лагерь, где я буду уже ночевать, и, узнав, где стою, явитесь ко мне». В точности исполняя приказания вашего светлейшего родителя и не видав его к нам возвращения, я объявил ей волю князя, который для удостоверения дал мне свой именной перстень, чтоб Фатима не могла сомневаться. Мы, с радостию все изготовя, при наступлении ночи пустились с ней в путь и на рассвете пришли сюда. Но вот и Фатима!» (Фатима вбегает, повергается к ногам своей княжны и, в восторгах радости целуя ее руки, орошает их слезами.) «Княжна! Вы уже христианка и супруга Андрея!» — «Да! — отвечает София, подняв и целуя в уста юную и прелестную Фатиму. — Разве тебе это неприятно, милая Фатима?» — «О нет, княжна; я этому очень рада! Теперь вы счастливы в объятиях этого прекрасного супруга. Я и Малек также желаем последовать вашему примеру». (Краснеет и вздыхает.) — «Если только соизволит на сие мой родитель, — говорит София, — то мы с Андреем будем вашими воспреемниками и отцами при браке; ибо я давно знаю, что вы нежно любите друг друга».
М а л е к (подавая Софии узел). Извольте принять, — это прислал вам и вашему супругу в подарок ваш родитель.
С о ф и я. Ах как тяжело! Что-то тут накладено?
Развязывает большой узел, видит все свои драгоценные вещи, и богатые одежды, и большой сафьяновый мешок, шитый золотом, завязанный и запечатанный перстнем ее отца, на коем приколота была бумага с сими, на черкесском языке, словами:
«Князь Узбек милому сыну и супругу молодому моей возлюбленной дочери здравия желает и четыре тысячи червонных ему в подарок, а ей в приданое посылает».
П о б е д о н о с ц е в (с восхищением). Неподражаемый отец и благодетель, сколько вдруг милостей он нам оказывает! (Целует его записку.)
С о ф и я. Истинно добрый отец! (Отирает слезы чувствительности.) Он, узнав о побеге моем, наперед уже предузнал последствия оного и запасся сей суммой денег, приказал Малеку и Фатиме доставить мне платье и вещи, а притом и этих двух добрых людей, верно, нам же хочет подарить.
П о б е д о н о с ц е в. Я тоже думаю. О! Дай Бог ему здоровья, спокойствия и долго пожить на этом свете!
Между сих разговоров София одевается в новое, еще в богатейшее первого платье, и новые прелести лица еще более увеличиваются от блеска каменьев и золота.
Они приходят в палатку, где был князь Узбек со своею свитою, повергаются оба к ногам его и, благодаря за все его милости, целуют его руки и потом кидаются в его объятия, называя его своим отцом и благодетелем, а он самыми нежнейшими их именами.
У з б е к. Это не все еще, дети мои! Я вам уступаю Малека и Фатиму, которых так любит моя дочь, а они ее обожают. Тебе, Андрей, я не замедлю прислать из моего многочисленного табуна самых лучших жеребцов и кобылиц для завода, чтобы все земляки твои тебе завидовали, столь счастливому и богатому. Но я думаю, вам и мне время идти к господину генералу вашему для отдания нашего почтения. Пойдемте вместе к нему.
Берет за руку Победоносцева и дочь свою и проводит их к ставке генерала. Офицеры, бывшие тут на ординарцах, поздравляли князя и молодых, коим Узбек с низкими поклонами пожимал руки, а Победоносцев оделял унтер-офицеров и вестовых, а также и все люди генерала, вчера им прислуживавшие, были щедро одарены.
Князь Узбек очень хорошо знал европейскую политику, ибо в юности своей путешествовал как по России, так и по другим соседственным с оною иностранным городам, и научился вежливости и милосердию у сих народов, что осталось в нем и поныне.
Генерал принял князя и детей его и своих с ласкою, посадив их, говорил умно, приятно, шутил над стыдливой Софией, над Победоносцевым, и даже над самим князем, не могшим устеречь своей дочери от такого молодца, преобратившего все его намеренья в ничто. «Да, генерал! — сказал ему так же шутливо Узбек, — мы два раза бываем глупы: в младенчестве и при старости. Я Андрею много верил, дочь моя также; а он исподтишка, воспользовавшись нашей простотой, обоих нас перехитрил и привел к желаемому концу свои намерения».
Г е н е р а л. Однако же вы ничего из этого не потеряли, добрый мой князь. Дочь ваша будет счастлива с этим молодым человеком, которого я все достоинства и храбрость уважаю.
У з б е к. Господни генерал! Удостоите сих моих и ваших детей высокого вашего покровительства, и и вечно обязан буду вам признательностию: а притом не лишите и меня удовольствия принять в жертву моего к вам почтения и памяти приведенного мной вам коня моего завода, с убором нашей страны. Он здесь, не угодно ли его посмотреть и приказать попробовать его доброту?
Г е н е р а л. Благодарю вас, князь, я никогда не забуду этого приятного моего с вами знакомства! Пойдемте, я желаю видеть ваш сюрприз. (Все выходят из ставки.)
Два кабардинца с великим усилием удерживали коня сего неимоверной красоты. Он бил ногами в землю, ржал и поминутно становился на дыбы. Ковер был с него снят, и генерал со всеми бывшими тут чиновниками поражен был удивлением на богатый его убор.
У з б е к. Ну-ка, милый сын мой Андрей! Сядь на этого доброго коня и покажи нам твое искусство в управлении им. Я знаю, ты не из последних ездоков.
Что-то шепчет ему на ухо, и Андрей как птица взлетел на борзого коня, дал ему шпоры; конь взвился, поднял свою гриву и хвост и в мгновение ока скрылся из виду удивленных зрителей.
У з б е к. Не правда ли моя, господин генерал; каков конь?
Г е н е р а л (в восхищении). Единственный, неподражаемый! (Обнимает Узбека.) Благодарю вас, князь.
У з б е к. Знаете ли, где теперь всадник с этим конем?
Г е н е р а л. Нет, но я полагаю, не более двух верст отсюда.
У з б е к. Ошиблись, господин генерал: он близ нашего аула. Посмотрите, Андрей вам привезет оттуда знак, и не более как в один час.
Г е н е р а л. Но ведь отсюда до жилища вашего будет более десяти верст? Этого быть не может, это невероятно!
У з б е к (с усмешкою). Это безделица! Этого коня можно без отдыха пустить на двадцать верст, и он вынесет из воды и из пламени. Смотрите, генерал! Видите ли вы вдали пыль, столбом поднявшуюся? Это возвращается к нам Андрей.
Г е н е р а л. Не может быть! (Смотрит на свои часы.) Еще нет трех четвертей часа, как он поскакал. Птица не может так скоро долететь.
У з б е к. Да сей конь не уступит ей в легкости и скорости. Это брат младший коню, подаренному мною Андрею; они равны в своих добротах. Я часто, гоняясь за зверями, захлестывал на них плетью волков, лисиц и даже зайцев. Вот какие достоинства имеют эти два коня!
При окончания сих слов показался в виду Андрей, стрелою летевший к ставке генерала; конь ржал под ним и удвоил быстроту свою и в две секунды стал пред удивленными еще более зрителями. Андрей проворно соскочил с него и отдал коня кабардинцам, который был весь в пене, раза два храпнул, перевел дух и как будто никогда не ездил.
А н д р е й (подавая своему тестю два пистолета и кинжал, оправленный золотом и драгоценными каменьями). Извольте, батюшка, домашние вам кланяются и просят скорее к ним возвратиться. Я у них выкурил кальян табаку и выпил чашку шербету.
У з б е к. Видите ли, господин генерал! Он еще там погостил, а то бы еще скорее сюда прибыл. (Подавая генералу пистолеты и кинжал.) Я забыл эти вещи взять с собой. Прошу вас, господин генерал, принять их от меня в знак ваших милостей.
Г е н е р а л. И вечной признательности с моею к вам дружбою. Вы всегда можете ко мне относиться с нашими требованиями, если что будет касаться собственно до вас или до вашего народа.
Обнимает Узбека и дарит ему свои золотые карманные часы, осыпанные бриллиантами, с такой же цепочкой чрез плечо и с прекрасною печатью своей фамилии с гербом.
Г е н е р а л. Прошу также и от меня принять сей знак моей к вам признательности. На сих часах стрелка стоит на десяти, этот час вам будет напоминать обо мне и о приятном нашем с вами знакомстве. (Надевает сам часы свои на князя Узбека, который благодарит его.)
Наконец настал час разлуки. Узбек отдал должное почтение генералу, испросив вторично его покровительства для себя и детей своих, повергся в их объятия, благословил их, оросил слезами нежности, смешанными с горестью о разлуке с ними, и, уверив их во всегдашней родительской к ним любви, обещал сам их посетить. Отдав почтение всем тут бывшим чиновникам и сопровождаемый своей свитой, сев на коня, вскоре сокрылся из вида опечаленных Андрея и Софии, которые, проливая слезы, возвратились в брачный свой полевой покой и там старались успокоиться.