— Какую услугу? Говори! Что за услугу можно получить от чертенка? Вот истратил задаром полтинник, купил такую мразь.
— А вы думаете — свиное сало лучше, чем я? Все одно! Ведь послали бы и банку и помадчика к черту, как не пошло бы в прок.
— Свиное? Тут не свиное, а медвежье сало, придающее растительность, развивающее деятельность волосяных корней и прочее, — говорил я чертенку словами содержателя магазина.
Чертенок так захохотал, что у меня зазвонило в ушах.
— Нечего вам делать, больше ничего… Однако я не специалист по этому делу и не буду спорить, а только скажу вам: я знаю, для какой цели вы хотите обрасти волосами… Вы хотите — жениться! Ведь это общая страстишка старых холостяков, — сказал чертенок, устремив на меня насмешливый взор.
Он угадал. Я действительно был заражен этой прихотью с юных лет. Я улыбнулся.
— Ну так что ж?
— А то, — отвечал чертенок, — что мог бы этому помочь советом.
— Как так?.. Что же, и посватал бы богатенькую?
— Богатенькую, — отвечал черт.
— И хорошенькую?
— И хорошенькую, — отвечал пленник.
Я растаял от слов лукавого беса, и он мне показался даже за это хорошеньким.
— А отпустишь ли меня?
— Теперь все же не выпущу до самого совершения свадьбы. А там — что будет.
— Хорошо и на этом. Я обделаю скоро, — сказал бес.
И чтобы удобнее мне было слушать этого фантастического гостя, я привязал его к керосиновой лампе на нитку.
— Ну-с? Начинай свой план.
— Прежде, чем план, я должен предложить условие: отпустить меня прямо после свадебного вечера. Я уверен, что вы без меня управитесь.
— Конечно… если все будет к моему счастию.
— На все, милостивый государь, должны быть глаза. Невеста есть, хотя не первой молодости, но высока, стройна, богата, полна, словом — все достоинства.
— Ну, ступай, сватай.
— Мне теперь идти нельзя — я ваш пленник. Но советую послать туда сваху Дормидоновну.
— Это какая такая Дормидоновна? — спросил я.
— Известная всему городу старушонка, такая дельная, что я многому у нее сам понаучился, — сказал чертенок.
Я узнал от беса адрес и послал тотчас к ней письмо.
Чрез полтора часа Дормидоновна сидела у меня в гостиной.
Глава IIIСВАХА ДОРМИДОНОВНА
— Уж больно, батюшка, невеста хороша, по твоим летам да по солидности самую молоденькую и не след. Будет на офицериков да на всякую молодежь заглядываться.
— Так, так, Дормидоновна! Я и сам не охочусь за вертушками, мне нужна хозяйка, — говорил я свахе.
— Так, так, кормилец! Что говорить, — продолжала сваха.
— У меня — сама посуди — тоже дом, велик ли, мал ли, а своя хоромина.
— Вот и я об том же… Э, кормилец! Такая красавица, да полная, да здоровая — кровь с молоком; пара вы с ней будете, уж напредки говорю — сойдетесь. Только, кормилец, насчет головушки-то позаботься, чтобы она этого не заметила. Прикрыл бы ее чем-нибудь… есть вон у меня палихмахтер знакомый. Данилычем звать, недорогие делает, рублика за три славный парик предоставит тебе.
— Непременно, Дормидоновна, непременно куплю. Да ты, смотри, невесте-то ни гугу, — говорю я.
— Ну вот еще, кормилец! Не дура я… аль, там, не помешанная!.. Порядки знаю, у меня и не такие женихи с рук сходили. А ты что — кровь с молоком!
Правду сказать, у меня давно кровь и молоко с лица пропали, да для красного словца нельзя же и свахе не приголубить жениха.
— Так-то, Дормидоновна!.. А ты бы мне фотографический портрет доставила, я бы полюбовался ею.
— Что ты, кормилец! Да разве такая богачиха позволит потреты свахе носить по женихам. Ныне это вывелось; говорят: «Наши потреты — не вывески с цирульни, чтобы всякой на них смотрел». А ты лучше съезди со мной, ночью увидишь и мне спасибо скажешь, старухе.
— Ну так, значит, стоит посмотреть, а там и по рукам, — сказал я.
— Да, кормилец, долго нечего откладывать, послезавтра и съездим. Ты не молоденькой, сам все с ней перетолкуешь, а мне одно только сказать: дама личмяная{7}, видная, брови черные, как бобровые. А уж дорогих вещей, одеяния, денег… Ну, батюшка, только считай. На фуртопьянах так и заливается. Зубы как жемчуг. Чудо! Не красна я говорить, не так бы похвалить надоть.
Поговорив несколько времени, я дал в зубы свахе целковый, и довольная Дормидоновна поплелась восвояси.
Глава IVСОБЕСЕДНИКИ. Я И ЧЕРТ
— Так, приятель! — сказал я черту. — На первых порах дело твое оправдывается.
— Я справедлив, как черня! — сказал черт. — Теперь я вам советую приобрести парик, да не говорить о доме, что он у вас заложен. Это первое. Если все знают, что он ваш, это уже много говорит в вашу пользу — и невеста ваша!
Потом, при свидании с невестою, будьте как можно предупредительнее и почаще говорите о ее красоте. Это льстит женскому самолюбию — и невеста ваша!
Увидя на шее ее прекрасный фермуар{8}, не спрашивайте о его ценности, а только хвалите ее вкус — и невеста ваша!
Когда она будет вас угощать, пробуйте всякое из блюд, а то, которое она будет хвалить по преимуществу, то есть или собственного ее приготовления, или очень любимое ею, то блюдо восхваляйте донельзя — и невеста ваша!
Не спрашивайте ее лет и не говорите о своих — и невеста ваша!
— Значит, я вперед утешаюсь надеждою, что невеста моя, любезный черт?
— Ваша! Ваша! Ваша! — пищал дьяволенок, и я приготовился.
Достал мой давно не троганный фрак, отдал выутюжить шляпу, приобрел парик, какой-то долговолосый и похожий на собачью шкуру болонки.
Наступил день свидания. Часа за два до прихода свахи я уже был совсем готов, и, признаюсь пред публикою, из меня вышел преопрятнейший жених; полная черная пара платья, галстук черный шелковый а-ля англес{9}, манишка была с запонками настоящими золотыми, шею украсил настоящей золотой цепочкой, в карман положил часы, напоминающие собою испанскую луковицу, которую я видел на тарелке в буфете Троицкого вокзала. Парик, бережно надетый на голову, мои собственные бакенбарды — все это, в сущности, делало из меня довольно порядочного жениха, и даже чертенок улыбался по-своему на мои приготовления.
— Что, хорош ли? — спросил я в заключение о своей личности у чертенка.
— Даже очень! — отвечал он. — Вы понравитесь своей невесте непременно.
Явилась сваха.
— Ну, батюшка, как? О, да ты и готов, ну вот и прекрасно! А уж невеста-то, невеста-то!.. Ждет не дождется вас. Расцеловала меня, старуху, как я стала про тебя рассказывать, на прощание спасибо сказала и трехцелковую{10} мне вынесла. А это, кормилец, где собачьей шкуркой раздобылся? — спросила меня старуха, указывая на парик.
— Разве это, Дормидоновна, собачья шкура? Это человеческие волосы, — сказал я, обидевшись.
— Не взыщи, родной, на мне — старой дуре, я допрежь того все думала, что это из собачьей шкурки делают. Так зевать, родной, нечего, поедем. Нанимай лихача.
— Ну, Дормидоновна, тут уже не лихача, а карету нужно нанять, шикарнее будет.
Я послал за каретой на биржу, щегольская пара подкатила к крыльцу, и мы отправились к невесте. Одно обстоятельство меня очень беспокоило. Шляпа моя оказалась очень мала, потому что парик придал голове значительную толщину, и я должен был сидеть в карете без шляпы.
Глава VСВАТОВСТВО
— Честь имею рекомендовать! Максим Авдеич, из отставных, — сказала сваха, рекомендуя меня женщине высокого роста, довольно полной, белой, как пшеничный хлебец.
— Точно так, сударыня! Это верно-с! — доказал я. — При этом присовокупляю: поклонник вашей красоты.
— Очень рада! Покорнейше прошу садиться, — сказала дама, которую мы будем называть Авдотьей Павловной.
Она села, и я тоже, при этом расположился так, чтобы мне не спустить глаз с красавицы.
Ну и действительно, можно отдать справедливость: если ей было тридцать пять лет, то уже никак не более, и, представьте, если она не слишком полна, то была и румяна, высока, стройна без излишества, высокая грудь, глаза светлые, брови черные как смоль, и волоса точно так же. При всем этом, заметьте, брильянтовые украшения на шее, руках, в ушах. Как хотите, а она, знаете, щекотит взор и успокаивает мысли. При всем том, знаете, везде в покоях фарфор, бронза, штоф и орех… Знаете, превосходно все успокаивает насчет ее кармана.
Как начнет говорить, у ней выражения такие все деликатные; улыбнется, два ряда жемчужных зубов так в глаза и мечут. Очарование! Мы начали с погоды, а кончили тем, чтобы через неделю быть нашей свадьбе, я было начал говорить насчет капитальца, моя невеста мне прямо сказала: «что есть у меня — все ваше… Я безродна, следовательно, тут уже рассчитывайте, что никому ничего, если не вам. Я не девушка уже шестнадцати или семнадцати лет, которую отдают родители и рассчитывают себе на прожитие, следовательно, сама все рассчитываю обо всем и для себя. А потому все ваше!»
Говорила она много, но передать теперь мне все это вам не стоит, да и не помню… Скажу одно: что я, очень довольный красотою и нарядом невесты, ее обстановкою, пил у ней чай из серебряного самовара… словом, вышел из квартиры невесты без ума от радости и даже разорился, дал свахе три рубля.
Приехал домой, рассчитался с извозчиком за карету; иду в комнату, а сваха по пятам.
— Послушай, кормилец Максим Авдеич, давай-ка мы потолкуем промеж себя.
— О чем это? — спросил я.
— А вот о чем: ноне женихи-то все: знаешь, народ какой? Обдувать горазды! Пожалуй, сваха-то без башмаков останется по чужим хлопотам.
— Так, по-твоему, и я тебя обману?
— Ну, хоть теперь нельзя сказать, а после — пожалуй… Как бабочка в охапку попадет, так сваха и к черту убирайся.