переди. А пока же мне надо было как можно быстрее собраться и бежать на встречу.
Художник оказался прав, в общей толпе ожидающих встречи на Китай-городе я его узнал сразу. Он был одет в плащ, который был в моде лет так 150 назад и в черный цилиндр. Хитрые, вечно смеющиеся глаза, аккуратно подстриженная бородка. Он походил чем-то не то на фокусника, не то на волшебника из литературных сказок XIX века. Для пущей правдоподобности ему не хватало только трости.
— Не страшно так ходить по городу? — спросил я.
— Да нет, наоборот мне приятно, что на меня все глазеют.
— Но ведь большинство, наверное, считает вас сумасшедшим.
— Пускай. Смотри, вот девушка прошла и улыбнулась. Неважно, считает она меня сумасшедшим или нет, главное, что она улыбнулась, отвлеклась от своих проблем.
— То есть вы так одеваетесь, чтобы веселить людей?
— Ничего подобного. Я так одеваюсь, потому что мне нравится плащ и цилиндр. Я не юрист и не менеджер, и меня никто не будет ругать, если я приду в таком виде к себе на студию. Для моего работодателя главное, чтобы я хорошо рисовал.
— А вы считаете, что хорошо рисуете?
— Если бы я так не считал, то ни одной работы не выставил на публику. Я показываю другим людям только те работы, которые мне самому нравятся.
Так совершенно естественно началось мое интервью с модным художником Максимом Ивановым. Мы вышли на поверхность, при этом я поймал себя на мысли, что стараюсь идти чуть сзади него, чтобы люди не дай Бог подумали, что он мой приятель. Поймав себя на этой мысли, я ужасно рассердился на себя и, сделав некоторое волевое усилие, пошел рядом с художником.
К счастью, идти было недолго. Мы решили выпить чаю в «Китайском летчике Джао Да», неплохом музыкальном клубе, где по утрам пусто и можно посидеть в спокойной обстановке, покурить и выпить кофе или чаю.
Максим оказался на редкость контактным человеком. На вопросы он отвечал достаточно сжато и по существу. При этом я был уверен, что с просьбой дать интервью к нему обращаются не очень часто.
Современный журналист приходит на встречу с цифровым диктофоном, однако я по старинке все пишу в блокнот, при этом активно используя стенографические символы. Да, диктофон — это хорошо, и такую игрушку я могу себе позволить, но после разговора с одним старым редактором я зарекся брать его.
Я хорошо помню, одно из первых своих интервью, когда я наивно спросил редактора: «Что мне взять с собой?» На это старый редактор, с более чем сорокалетним стажем в журналистике, сказал: «Андрюш, запомни раз и навсегда, на интервью с диктофоном ходят только мажоры. Хочешь быть мажором? Нет. Тогда у тебя есть вечное орудие журналиста — ручка и блокнот. Диктофон же тебе нужен только в одном случае, если ты берешь интервью у представителя государственной структуры или особо скандальной личности. Но пойми, что если ты будешь дословно воспроизводить то, что тебе говорят, ты получишь текст с кучей речевых ошибок в стиле Черномырдина или даже хуже. А чтобы избежать недоразумений, ты должен давать текст на сверку, вот и все». Этот разговор сильно повлиял на мое дальнейшее восприятие интервью. К тому же не секрет, что, увидев камеру или диктофон, люди нередко начинают говорить совсем не то, что хотели на самом деле сказать.
— …А потом я все-таки ушел из этого НИИ, как почувствовал, что все это развалится. И точно ведь, развалилось через полгода, и всех на улицу выгнали. Физики пошли на рынок торговать, а кто и полы мыть. Мне повезло, я умел рисовать. Сначала для рекламных агентств работал, делал оригинальную графику. Но все равно это все скучно, когда четко по поставленной задаче работаешь. Согласен? — Художник испытующе посмотрел на меня.
— Да, мне самому интереснее темы находить, чем когда их дают. К тому же в официальном издании «Министерства легкой промышленности» я бы работать не стал, даже если бы там платили вдвое больше, чем я получаю сейчас.
— Вот и я о том же. Рисовал я своих чудиков, как я их называю — кому-то нравились, кому-то нет. Но все равно ведь они забавные?
— Не знаю. Честно?! Страшноватые они. Конечно, до Босха далеко, но… — Я интуитивно понял, что этот человек тоже очень неплохо чувствует фальшь и с ним надо быть откровенней. Не исключено, что он тоже маг. Слишком уж пронзительные у него глаза.
— Но ты ведь рассматривал мою графику перед встречей? Скажи мне честно, вызвал ли хоть один мой персонаж у тебя отвращение?
— Скорее удивление. Мне было интересно понять, почему человек видит мир таким: похожим на какие-то жуткие катакомбы, по которым ходят существа с несчастными лицами и жуткими телами.
— А это разве не наш мир? Ты посмотри, посмотри вокруг. Это и есть катакомбы с трубами, какими-то комнатами, которые не убирались десятилетиями, с бедными, несчастными, потерявшимися в этом лабиринте людьми, у которых добрые, но бесконечно грустные лица.
— Вы действительно видите мир таким?
— Да. Практически таким, какой я создал в анимации и графике. Да, со стороны может показаться, что это живопись наркомана. Но я не использую допинги, я просто так вижу мир. Это мое право! В конце концов я имею право так его видеть! — Художник начал волноваться.
— Я это понимаю, и, судя по нарастающей популярности, это понимают и поклонники вашего творчества.
— Да мне в принципе все равно, понимают они там про мир или нет. Нравится, вызывает интерес, улыбку — и хорошо. И замечательно.
Мы проговорили с Максимом еще где-то с полчаса. Мне удалось разговорить его на все интересующие меня темы.
— Андрей, вы мне тогда пришлете уже готовый текст, чтобы я посмотрел.
— Конечно, — отвечаю я, при этом зная, что текст я ему показать просто не успею.
Максим ушел, а я остался сидеть в «Китайском летчике» и заказал себе еще чаю. Состояние у меня было не из лучших. Одно дело врать человеку, который мне лично неприятен, совсем другое — доброму открытому чудаку. Да, я не напишу ничего сверх того, что он мне сказал, не подтасую факты в нужном мне ключе. Я все сделаю в лучшем виде, и при этом сам художник получит неплохой PR в престижном компьютерном издании, которое читает как раз его целевая аудитория.
НО! Есть одно маленькое но: я не выполню данное этому человеку обещание, и в следующий раз он крепко задумается, стоит ли вообще давать интервью. Конечно, ему можно было бы все объяснить про аврал. Но я слишком хорошо знал, что он мне ответит. Он клятвенно пообещает прочесть статью за сегодняшний день, но не сделает этого. Поэтому я просто обманул его, и большинство моих коллег, весьма вероятно, точно так же поступили бы на моем месте.
Стоит найти оправдание гадкому поступку, как совесть на удивление легко успокаивается. Когда ты шепчешь ей на ухо: плохие они, а не я. Не врать себе — это серьезный шаг, шаг болезненный и шаг очень опасный для рассудка. Но я честно сказал себе: ты обманул хорошего человека ради того, чтобы вовремя сдать материал. При этом даже не попытался каким-либо способом все-таки дать ему на вычитку материал. А сделал это ты, потому что знал, что этот человек не подаст на тебя в суд. Правда горька, правда отвратительна на вкус, но это правда и этим все сказано.
Из этих невеселых мыслей меня вырвал звонок мобильника. Звонила та самая Ира, из-за которой я вчера, если бы не Света, пережил бы очень невеселую ночь.
— Это Ира. Ты мне свой номер оставил. Мы с тобой в аське вчера общались.
— Сексом виртуальным занимались. Давай уж вещи своими именами называть. — Ире не повезло, она выбрала не самое лучшее время для звонка.
— Ну да, — после небольшой паузы ответила она. — Ты не хочешь со мной встретиться?
Я посмотрел на часы — тринадцать двадцать. Да, ситуация та еще. Надо статью успеть закончить, да и девочку эту очень хотелось увидеть. Я прекрасно помнил пословицу о двух зайцах. Но трактовал ее я по-своему. За зайцами не стоит гнаться. Надо просто вскинуть ружье, пристрелить обоих, а потом пойти и без особой спешки собрать тушки.
— Вечером сможешь? — спрашиваю я и почему-то сразу понимаю, что вечером не получится.
— Нет, давай, может быть, где-нибудь часиков в пять.
Так я и знал! Что ж, не впервой, прорвемся. В пять так в пять.
— Давай тогда на «Охотном ряду» в центре зала в пять десять.
— Хорошо. Как я тебя узнаю?
Я достаточно подробно и обстоятельно объяснил ей, как я выгляжу и стребовал то же самое с нее. На этом мы и попрощались. Что ж, на случай полевых работ у меня всегда был припасен запасной вариант. Сейчас можно вписаться в какое-нибудь и-нет-кафе или сделать еще проще: поехать на родной журфак, завалиться в компьютерный зал, благо там есть знакомые, и не торопясь сделать материал. Кстати, оттуда можно его и отправить. Статья требуется небольшая, максимум на половину стандартной газетной полосы. Для меня это работа на час с небольшим.
Заходя на родной факультет, я с тоской подумал о том, что постепенно докатился до хронических прогулов. Но то, что простительно четверокурснику, не простительно первокурснику. К тому же на меня теперь работает моя зачетка и репутация. Прорвемся. Так или иначе, но ключевые предметы, которые ведут наиболее ревнивые к посещаемости преподаватели, я все-таки старался тогда посещать.
С рабочим местом, обеспеченным выходом в сеть проблем не возникло. Я очень не люблю работать на чужих компьютерах, тем более я ненавижу 2000-й Word, но Париж в данном случае стоил мессы. Я постарался отключиться от посторонних звуков и сел за работу. Приблизительно через час все было готово. С учетом аврала, я все-таки отзвонил редактору и убедился, что материал получен. На часах было около четырех часов. И до встречи с Ирой меня отделял всего лишь час, который надо было чем-то занять.
Я не сторонник попусту терять время. Поэтому я зашел в столовку, быстренько перекусил и отправился на свежий воздух, пользуясь моментом хоть чуть-чуть побыть на улице и в полной мере ощутить середину апреля.
Погода стояла чудесная, и я шел в сторону Лубянки походкой человека, который до завтрашнего дня совершенно свободен. Если разобраться, то я действительно свободный человек. Я сам решаю, когда мне работать, а когда отдыхать. Я умею управлять своим временем и силами. Тогда я еще подумал о том, что мне осталось совсем немного учиться и дальше у меня появится еще больше свободного времени, которое я смогу потратить на работу, а может быть, просто смогу позволить себе пройтись по весенней или осенней Москве, поглазеть на прохожих, или сесть где-нибудь в тихом скв