В связи с этим в руководстве НКВД и ИНО были проанализированы причины имевших место провалов. Одна из них, лежавшая на поверхности, становилась все более очевидной и заключалась в положении самих резидентов. Большинство из них организовывало работу с агентурой с легальных позиций: посольств, консульств и торгпредств. В случае предательства агентов или попадания их в поле зрения иностранных спецслужб следы неизбежно вели в официальные советские представительства за рубежом. Существенно снижало эффективность работы резидентур и делало их более уязвимыми для иностранных спецслужб и то обстоятельство, что при вербовке агентов акцент делался на активистов местных коммунистических и социалистических партий, которые, как правило, находились под жестким оперативным контролем полиции и контрразведки.
Другая, и немаловажная, причина имевших место провалов была связана с недостатками организационного характера. В частности, в переписке с Москвой дипломаты и сотрудники резидентуры для закрытия информации использовали долговременные коды, что облегчало иностранным спецслужбам их расшифровку. В довершение ко всему секретные материалы годами хранились в помещениях посольств и зарубежных представительств.
Кроме того, быстрый и значительный рост количества резидентур привел к кадровому голоду. В начале 1930‑х годов они действовали в большинстве стран Западной и Восточной Европы, на Ближнем Востоке, Китае и Северной Америке. В помощь к разведчикам, имевшим опыт подпольной революционной борьбы, пришло много молодежи, слабо владевшей приемами конспирации, самонадеянно полагавшей, что в «загнивавшем капиталистическом обществе» большинство является их союзниками, а не противниками, и потому допускавшей небрежность в работе с агентурой.
На эти провалы в разведке жестко отреагировали и партийные органы. В январе 1930 года на заседании Политбюро ЦК ВКП (б) ее деятельность была подвергнута жесткой критике. После этого вся переписка посольств и резидентур с Москвой стала зашифровываться разовыми «ключами». Секретные материалы хранились на местах не более месяца, а затем диппочтой отправлялись в архивы наркоматов или уничтожались.
Наиболее радикальные решения коснулись резидентур. В целях повышения эффективности их работы, а также минимизации политического ущерба в случае провала агентуры значительная часть из них была выведена из‑под «крыш» советских представительств за рубежом и перешла на нелегальное положение. Наряду с этим были приняты и организационно‑кадровые решения. Трилиссера на посту руководителя ИНО сменил Артузов, штатная численность отдела возросла до 122 человек, из которых половина работала за границей в составе резидентур. Значительно увеличилось и финансирование разведывательной деятельности: если в 1930 году ее официальный бюджет составлял 300 тысяч рублей, то через несколько лет он вырос более чем втрое и достиг 1 млн рублей, а к середине 1930‑х годов составлял около 8 млн рублей.
Спустя четыре года советская спецслужба, и в частности разведка, подверглась очередной реорганизации. 10 июля 1934 года постановлением ЦИК СССР был образован Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) СССР, в составе которого было создано Главное управление государственной безопасности (ГУГБ), и основные функции ОГПУ перешли к нему. Иностранный отдел стал 5‑м отделом и в полном составе вошел в него. Перед руководством и сотрудниками отдела партийные вожди поставили следующие задачи:
1) выявление направленных против СССР заговоров и деятельности иностранных государств, их разведок и генеральных штабов, а также антисоветских политических организаций;
2) вскрытие диверсионной, террористической и шпионской деятельности на территории СССР иностранных разведывательных органов, белоэмигрантских центров и других организаций;
3) руководство деятельностью закордонных резидентур;
4) контроль за работой бюро виз, въездом из‑за границы иностранцев, руководство работой по их регистрации и учету в СССР.
Штат отдела утвердили в количестве 210 человек, в его составе создали 13 подразделений, из которых 7 по географическому принципу руководили зарубежными резидентурами, а остальные выполняли функции координации и обеспечения разведывательной деятельности. Бывший ИНО, а теперь 5‑й отдел обретал накануне войны достаточно развернутую и продуманную структуру, нацеленную на масштабную работу.
В то время как разведка — этот «меч Лубянки» — набирала силу и все острее разила противника, то контрразведка — ее «щит» — в руках Сталина превращалась в «кувалду», которая безжалостно плющила как настоящих, так и мнимых врагов. Последних, по мере усиления его единоличной власти, становилось все больше.
В ВКП (б) нарастал глухой ропот, исходивший от оппозиции в лице старой ленинской гвардии — Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Рыкова и других, против авторитарного стиля руководства Сталина и его модели строительства социализма. Сворачивание им и его сторонниками новой экономической политики, позволившей стране в кратчайший срок преодолеть голод и разруху, а также оттеснение на второстепенные роли молодыми выдвиженцами из партийного аппарата вождей революции вызывали со стороны последних ожесточенное сопротивление.
С середины 1920‑х годов в партии развернулись острые дискуссии о путях развития страны. И пока Троцкий со товарищи спорили со Сталиным и его сторонниками на партийных конференциях, выступали с обличительными статьями в прессе, он действовал. И в этой борьбе за власть органы государственной безопасности, имевшие в своем распоряжении огромный негласный аппарат и накопившие значительный опыт тайной войны с контрреволюцией, все больше попадали под власть партийного аппарата и превращались в руках Сталина в важнейший инструмент расправы над оппозицией. Они отходили от борьбы с реальным противником и переключались на подавление внутренней оппозиции и инакомыслия. Главным врагом на пути Сталина к неограниченной власти над партией и страной стал ближайший соратник Ленина — Л. Д. Троцкий.
Глава третья. Между молотом и наковальней
У чекиста есть только два пути: на выдвижение и в тюрьму.
Смерть Ленина 21 января 1924 года не примирила двух, как он их называл в своем, тогда еще мало известном широкому кругу партийцев письме‑завещании, выдающихся вождей — Троцкого и Сталина. Еще не успело остыть тело Ленина, как они сошлись в непримиримой схватке за власть над партией и гигантской страной. Ради нее каждый готов был переступить не то что через партийные принципы, но и через родную мать. В этой битве двух титанов именно органы государственной безопасности ОГПУ — НКВД сыграли ключевую роль в победе Сталина.
В те стылые январские дни 1924 года только внимательный наблюдатель мог рассмотреть, как рука Сталина постепенно разворачивала «карающий меч революции» ВЧК — ОГПУ против своих политических оппонентов. И как бы неожиданно это ни звучало, но свое первое движение он совершил за тысячи километров от Москвы, в маленькой советской республике Абхазии. Там, под ярким южным солнцем, в тени пальм, на берегах теплого моря самым непостижимым образом трагически переплелись судьбы главных вождей революции. И там же вызрело чудовищное зло, которое затем на долгие годы погрузило всю страну в омут массовых репрессий.
Одной из первых жертв этого кровавого Молоха стал главный претендент на власть — Троцкий. Незадолго до смерти Ленина «неистовый Лев», председатель Реввоенсовета и наркомвоенмор, внезапно заболел странной болезнью. По вечерам его охватывал сильный жар, а по утрам мучила слабость.
Лучшие врачи и лекарства не могли побороть загадочный недуг.
14 января 1924 года, несмотря на сложное положение в партии, И. Сталин, М. Фрунзе, С. Орджоникидзе и Ф. Дзержинский настояли на том, чтобы Троцкий отправился на лечение на юг. Тот словно предчувствовал свое будущее крушение и не хотел покидать Москву, но по настоянию доктора Ф. Гетье, крайне встревоженного его состоянием, 16 января вынужден был вместе с женой отправиться в Абхазию.
Вслед за ним на имя председателя Совнаркома этой маленькой южнокавказской республики Нестора Лакобы ближайшие соратники Сталина — Дзержинский из Москвы и Орджоникидзе из Тифлиса — отправили строго конфиденциальные письма.
В частности, Дзержинский писал:
«Дорогой товарищ! По состоянию болезни т. Троцкого врачи посылают в Сухум. Это стало широко известно даже за границей, а потому я опасаюсь, чтобы со стороны белогвардейцев не было попыток покушения. Моя просьба к Вам иметь это в виду: т. Троцкий не будет по состоянию здоровья в общем выезжать из дачи, а потому главная задача — не допустить туда посторонних, неизвестных. Прошу Вас по вопросу об охране сговориться и согласовать мероприятия с т. Кауровым.
Сердечный Вам и абхазцам коммунистический привет.
Ваш Ф. Дзержинский.
18.01.1924»[16].
Казалось бы, в письме нет ничего настораживающего, если не считать того, что Дзержинский не направил его руководителю Закавказского ГПУ С. Могилевского. Кто, как не он, должен был первым отвечать за безопасность Троцкого? Несколько позже, 22 марта, по трагической случайности или чьему‑то злому умыслу Могилевский, а вместе с ним член Президиума ЦИК СССР А. Мясников и уполномоченный СССР в Закавказской Советской Федеративной Социалистической Республике (ЗСФСР) Г. Атарбеков погибли в авиакатастрофе. «Юнкерс», на котором они вылетели из Тифлиса (Тбилиси) в Сухум, где им предстояла встреча с Троцким, не набрав высоты, загорелся в воздухе и рухнул на землю вблизи аэродрома.
Ключ к этой трагедии и последующим событиям, связанным с пребыванием Троцкого в Абхазии, видимо, следует искать в характере отношений между Сталиным, Дзержинским, Орджоникидзе и Лакобой. Столь доверительный характер письма Дзержинского Нестору и деликатность поручения могли быть обусловлены следующим. Ранее, в ноябре 1922 года, руководителю ВЧК — ОГПУ по настоянию Ленина пришлось заняться так называемым грузинским делом — конфликтом между Орджоникидзе и группой Б. Мдивани. Нестор, хорошо знавший мир Кавказа, оказался весьма полезен в том весьма деликатном деле, где мнения Ленина и Сталина принципиально разошлись.