Так, тов. Пинзур сказал:
«Вообще это дело т. СУДОПЛАТОВУ непростительно. Это можно квалифицировать как политическую беспечность. Особенно в 1938 году, после прихода Л. П. Берии, когда это время характеризуется как период чекистских событий, когда требовалась от каждого чекиста‑коммуниста настороженность. Я имею в виду факт со свидетелем. Ни для кого не секрет, что 5‑й отдел был засорен. В вашем присутствии является человек, он ему приказывает подобрать реабилитирующий материал на японского шпиона. Т. СУДОПЛАТОВ, вы должны были понять это и сделать соответствующие выводы, к тому, мне кажется, что у вас здесь играет ваш гонор. То, что вы сделали для партии и нашего правительства, — это очень хорошо, ведь вы — коммунист, но, вместе с тем, вы должны понять свои ошибки и элементы зазнайства.
Дело с ГОРОЖАНИНЫМ было в 1937 году. Так как т. СУДОПЛАТОВ на партсобрании признал свою ошибку, голосовал за исключение его из партии, это дело отпадает.
Дело по обвинению его в связи с врагом народа СОБОЛЬ он признал.
О БЫСТРОЛЕТОВЕ: здесь видно, что СУДОПЛАТОВ приложил много усилий к аресту БЫСТРОЛЕТОВА.
Самое тяжкое то, что он знал, что на ШПИГЕЛЬГЛАЗА имеются материалы как на крупного шпиона, и никому ничего не говорил, а события в наркомате в это время должны были насторожить всех чекистов.
Вот если учесть его основные моменты и то, что все же он признал за собой вину, можно будет ограничиться вынесением не строгого выговора, а выговора…»
Предложение Пинзура поддержал и следующий выступающий, Буланов. К ним присоединился и Семенов, не удержавшийся от упрека в адрес секретаря парткома 5‑го отдела Леоненко в его непоследовательности и недостаточной принципиальности. Но тому нечего было сказать: новая линия партии, направленная на искоренение перегибов, вынуждала его изгибаться вместе с нею.
А Семенов продолжал:
«Я знаю историю всего этого дела. Вот, например, пишут справки на СУДОПЛАТОВА (зачитывает справку, а также выдержку из справки на БЫСТРОЛЕТОВА). Вот такого рода справки и документы пишутся на человека и, безусловно, такие документы могут вывести человека из колеи. Я себе представляю положение СУДОПЛАТОВА на собрании, но в таких случаях нужно всегда быть принципиальным во всем. Я считаю, что товарищи 27.12.38. неправильно составили справку, представили наркому, которая не соответствует действительности. Пишут справки про одно, а через некоторое время ставится уже вопрос о его исключении. Правда, товарищ допустил грубую ошибку, в то время как это дело было недостаточно проверено. Я считаю, что серьезным политическим обвинением СУДОПЛАТОВА является то, что здесь было сказано выше товарищами, он не имел никакого права этого допускать. Видя, что враг мечется из угла в угол, и ничего никому не говорить. У меня остается мнение, что т. СУДОПЛАТОВ сегодня не осознал до конца своих проступков. То, что вы допустили беспечность в отношении ШПИГЕЛЬГЛАЗА, — это верно. Почему вы не пришли в парторганизацию и не рассказали, что слышали от ШПИГЕЛЬГЛАЗА? Это разве не называется политической беспечностью?
В деле с ГОРОЖАНИНЫМ я ничего не вижу, компрометирующего т. СУДОПЛАТОВА: он голосовал за его исключение из партии тогда на собрании, а сейчас ему это инкриминируют.
Т. ЛЕОНЕНКО не хочет признать, что они тогда неверно поступили с этими справками, и так далее. Вина СУДОПЛАТОВА еще и в том, что, будучи в близких отношениях с СОБОЛЬ, он не смог распознать врага. Я согласен с предложениями т. БУЛАНОВА и ПИНЗУРА: за проявление политической беспечности объявить выговор с занесением в личное дело.
По результатам рассмотрения персонального дела на т. П. А. Судоплатова партком ПОСТАНОВИЛ:
За притупление политической бдительности т. СУДОПЛАТОВУ объявить выговор с занесением в личную карточку.
ВЕРНО: пом. секретаря парткома ФИЛАТОВ».
Показательная и поучительная для остальных сотрудников отдела порка состоялась, и вскоре Павел Анатольевич приступил к работе. Но к тому времени заниматься было не с кем и нечем. Те мастера своего дела, прошедшие школу в Испании или нелегальных резидентурах «группы Яши», кто уцелел, находились в тюремных камерах или лагерях, редкие счастливцы были уволены из органов. Их детище — спецгруппы в странах Западной Европы и на Ближнем Востоке — было ликвидировано.
В своем отчете руководству ГУГБ НКВД СССР по итогам работы разведки в 1939–1941 годах вновь назначенный и совершенно далекий от нее начальник, 34‑летний П. Фитин, до марта 1938 года работавший заместителем главного редактора «Сельхозгиза», докладывал:
«К началу 1939 года в результате разоблачения вражеского руководства Иностранного отдела почти все резиденты за кордоном были отозваны и отстранены от работы. Большинство из них затем было арестовано, а остальная часть подлежала проверке. Ни о какой разведывательной работе за кордоном при таком положении не могло идти и речи. Задача состояла в том, чтобы, наряду с созданием аппарата самого отдела, создать и аппарат резидентур за кордоном».
Красноречивее этих горьких слов руководителя разведки говорят сухие цифры ее потерь. К тому времени из штатной численности ИНО подверглось репрессиям около 70 % ее сотрудников, 92 из них были арестованы, а 87 — уволены. В отдельные периоды документы на имя членов Политбюро подписывали рядовые сотрудники.
Работавшая в ИНО в январе 1939 года комиссия ЦК ВКП (б) констатировала, что «НКВД не имеет за рубежом практически ни одного резидента и ни одного проверенного агента».
После такого разгрома отечественной разведке, казалось бы, еще долго не подняться с колен. И тем удивительнее, что спустя короткое время она снова смогла восстановить свои оперативные позиции, обеспечить получение важной политической, экономической и военной информации, а также проводить сложные операции. Этому феномену можно найти несколько объяснений.
В те бурные годы социалистические идеи владели умами многих, а их живое воплощение в Советском Союзе являлось ярким и вдохновляющим примером. На фоне деградации буржуазных демократий и продажности правителей, фантастический рывок СССР из вековой отсталости и разрухи многолетней гражданской войны поражал воображение самых закоренелых скептиков. До этого еще ни одному народу и ни одной идее не удалось сделать того, что свершилось в советской России.
Устояв перед военным натиском держав Антанты, страна, где около 80 % населения не умело ни писать, ни читать, за какой‑то десяток лет смогла ликвидировать неграмотность. К середине 1930‑х годов советская научная школа вышла на ведущие позиции по многим направлениям. Ее достижения на земле, в воде и воздухе заставили говорить мир о «русском чуде». Аграрная, отсталая царская Россия, встретившая начало века с деревянной сохой и топором, позорно проигравшая войну крохотной Японии, а затем Германии и Австро‑Венгрии, в конце 1930‑х годов — уже советская — стала одной из наиболее индустриально развитых стран.
Другим немаловажным фактором, способствовавшим формированию мотива к сотрудничеству с советской разведкой у представителей левых движений, интеллектуалов, а также значительной части патриотично настроенной аристократии, стала соглашательская позиция ведущих западных держав, Великобритании и Франции, с захватнической политикой фашистской Германии. После так называемого «мюнхенского сговора» 1938 года их лидеров: Чемберлена и Даладье с Гитлером, в результате которого на растерзание вермахта была отдана Чехословакия, а спустя год пала Польша, народы видели в Советском Союзе своего единственного защитника от фашизма. И потому нет ничего удивительного в том, что бывшие царские генералы и отпрыски из аристократических русских семей, потомки сэров и пэров в подавляющем своем большинстве бескорыстно шли на сотрудничество с советской разведкой.
Но не только эти обстоятельства, а также высокие личные качества и несомненный талант, который отличал многих резидентов, играли важную роль в том, что лучшие представители своих наций без колебаний доверяли им свою честь, а порой и жизнь. Несмотря на весь трагизм положения — репрессии 1930‑х годов — эти годы можно по праву назвать золотым веком советской разведки. Идеи социализма и борьбы с фашизмом окрасили ее деятельность самым привлекательным для горячих сердец цветом — цветом патриотизма и романтики. В противном случае английские аристократы К. Филби, А. Блант, Г. Берджес, Д. Кернкросс, Д. Маклин из «великолепной кембриджской пятерки», известный мексиканский художник Д. Сикейрос, знаменитая русская актриса О. Чехова, крупные физики‑ядерщики К. Фукс, супруги Розенберг и многие другие, имена которых до сих пор хранят в тайне архивы отечественных спецслужб, вряд ли бы стали сотрудничать с советской разведкой.
Разведка — это прежде всего интеллектуальный союз между разведчиком и агентом. Он возможен в том случае, если есть доверие, основанное на взаимном уважении и близости во взглядах. Зависимость, страх и деньги — это не самый прочный и лучший материал в арсенале разведки, так как рано или поздно дает трещину.
Но тогда, в 1938 году, Павлу Анатольевичу и тем, кто уцелел от репрессий, а также молодым сотрудникам, пополнившим ряды разведки, пришлось, стиснув зубы, терпеть партийных назначенцев и затеянную ими чехарду. Наряду с кадровой чисткой НКВД политическое руководство страны занялось организационной перестройкой наркомата. В связи с тем, что бывшие руководители ИНО и многие их подчиненные были обвинены в подготовке заговора с целью свержения советской власти, Сталин и Берия рассматривали созданные ими разведывательно‑диверсионные резидентуры как «ударный отряд заговорщиков» и приказали ликвидировать.
Кроме того, была полностью свернута многолетняя работа, проводившаяся органами государственной безопасности в приграничных районах страны, связанная с оборудованием тайных баз, складов с оружием, подготовкой резерва агентуры и глубоко законспирированных разведывательно‑боевых групп из числа партийно‑комсомольского актива. Их организационные структуры и часть кадров, которые не подверглись репрессиям, были переданы в войска НКВД и во вновь создаваемые в Красной армии воздушно‑десантные части.