Усиливая подрывную работу своей агентуры, как показал ВАРФОЛОМЕЕВ, американцы в то же время сосредотачивали в Южной Корее большие военные силы с тем, чтобы разгромить Корейскую Народно-демократическую республику, восстановить в Китае власть ЧАН Кайши, а затем осуществить вооруженное вторжение на территорию СССР.
На суде ВАРФОЛОМЕЕВ также показал, что со слов РОГАЛЬСКОГО ему известно, что американский военный атташе в Москве генерал О’ДАНИЭЛЬ разработал «план внутреннего удара по Московскому Кремлю», который рассматривался руководителями военного министерства БРЭДЛИ, ВАНДЕНБЕРГОМ и был принят резидентом США ТРУМЭНОМ.
Далее РОГАЛЬСКИЙ сообщил ВАРФОЛОМЕЕВУ, что американцы должны через нелегальные каналы перебросить на советскую территорию специальные аппараты для обстрела Московского Кремля из здания посольства США в Москве и закончить другие подготовительные мероприятия по реализации «плана внутреннего удара» с таким расчетом, чтобы его можно было осуществить в момент вооруженного нападения на Советский Союз.
В проведении многолетней шпионской деятельности против Советского Союза ВАРФОЛОМЕЕВ виновным себя признал.
Военная Коллегия Верховного Суда СССР, признав обвинение, предъявленное подсудимому ВАРФОЛОМЕЕВУ по ст. 58-1 «а» УК РСФСР, полностью доказанным, учитывая тяжесть совершенного им преступления против Советского государства и руководствуясь Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 января 1950 года «О применении смертной казни к изменникам Родины, шпионам, подрывникам-диверсантам», приговорила его к высшей мере наказания — расстрелу.
Приговор приведен в исполнение.
АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 263. Л. 85–92. Подлинник. Машинопись.
№ 206. СПЕЦСООБЩЕНИЕ С.Д. ИГНАТЬЕВА И.В. СТАЛИНУ С ПРИЛОЖЕНИЕМ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА М.К. КОЧЕГАРОВА
25 апреля 1952 г.
№ 3888/и
При этом представляю Вам протокол допроса арестованного КОЧЕГАРОВА М.К. — бывшего Управляющего делами МГБ СССР.
С. ИГНАТЬЕВ
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
обвиняемого КОЧЕГАРОВА Максима Константиновича от 24 апреля 1952 года
КОЧЕГАРОВ М.К., 1899 года рождения, уроженец Пермской губернии, русский, состоял в ВКП(б) с 1919 года. До ареста уп-равняющий делами МГБ СССР.
Допрос начат в 15 час. 00 мин.
Вопрос: На допросах вы признались, что в 1918—19 г.г. находились в рядах злейших врагов советской власти — колчаковцев.
Каким образом в том же 1919 году вам удалось пробраться в ВКП(б)?
Ответ: У КОЛЧАКА я служил недолго — с октября 1918 по май 1919 года.
К тому же моя служба у белых была не совсем удачной. В апреле 1919 года, являясь рядовым Ирбитского батальона колчаковской армии, под Уфой я заболел сыпным тифом, отстал от части и после выздоровления прибыл к себе на родину.
С приходом войск Советской Армии я был мобилизован в ее ряды и в сентябре 1919 года, будучи уже красноармейцем, вступил в ВКП(б).
Вопрос: Как известно, после разгрома КОЛЧАКА вы поступили в армию ВРАНГЕЛЯ.
Выходит, что у ВРАНГЕЛЯ вы служили, уже будучи членом ВКП(б)?
Ответ: Да, получилось именно так.
Я понимаю, что это выглядит весьма странно — коммунист и вдруг врангелевец. Но нужно учесть обстоятельства, при которых я вновь оказался у белых.
В июле 1920 года я участвовал в боях против войск ВРАНГЕЛЯ на стороне красных.
В одном из боев под Каховкой батальон, в котором я служил политруком роты, был разбит, а его разрозненные остатки окружены. Находившийся вместе со мной политработник одной из рот ЕСЮНИН, видя безвыходность положения, застрелился, а я был вынужден сдаться в плен.
Вопрос: Нашли, значит, выход и переметнулись к белым?
Ответ: Мне ничего иного не оставалось делать, поскольку я был окружен врангелевцами.
После того, как я оказался в плену, меня сразу же зачислили на службу в Сабуровский полк армии ВРАНГЕЛЯ.
Вопрос: За какие заслуги вам, политработнику Советской Армии, врангелевцы оказали такое доверие?
Ответ: Белые не знали, что я являлся политработником, так как перед пленением я успел зарыть в землю свои документы.
Правда, у меня было найдено командировочное удостоверение, в котором указывалось, что я, КОЧЕГАРОВ, был участником церемониала вручения 5-й Армии красного знамени, но, воспользовавшись тем, что допрашивал меня другой офицер, а не тот, который отобрал удостоверение, мне удалось скрыть свою фамилию и выдать себя за ДОДОНОВА.
Три недели спустя я сумел бежать от врангелевцев и перешел на сторону красных.
Вопрос: Кто вам поверит, что врангелевцы так просто упустили вас, не выяснив, кто вы такой.
Говорите прямо — вы были лазутчиком белых?
Ответ: Нет, никаких заданий от белых я не получал.
Вопрос: Так ли это? Ведь неспроста вы до дня ареста скрывали свою службу у белых?
Ответ: Не отрицаю, что в анкетах и партийных документах я не указывал о своей службе в армиях КОЛЧАКА и ВРАНГЕЛЯ.
Утаивал я также и то, что мой родной брат КОЧЕГАРОВ Константин (умер в 1919 году) в течение нескольких месяцев служил в белогвардейском карательном отряде и принимал участие в операциях против лиц, уклонявшихся от мобилизации в армию КОЛЧАКА.
Однако скрывал я все это исключительно из желания казаться чище, чем я был на самом деле.
В 1921 году я поступил на службу в органы ЧК и своей безупречной работой, полагаю, смыл эти темные пятна своего прошлого.
Вопрос: О какой безупречной работе может быть речь, когда в партию и органы ЧК вы пробрались обманным путем?
Вы маскировались, преследуя вражеские цели.
Ответ: Нет, таких целей у меня не было. Мне самому нелегко давался этот обман, так как я каждый день ожидал, что мое темное прошлое всплывет наружу и мне придется нести ответственность.
К тому же в чекистских органах я все время старался занимать незаметные, преимущественно хозяйственные должности. Лишь в последнее время, в 1947 году, я был выдвинут на руководящую работу и стал управляющим делами МГБ СССР.
Вопрос: Кто вас выдвинул на эту должность?
Ответ: Бывший министр государственной безопасности АБАКУМОВ.
Вопрос: Неслучайно вы, белогвардеец в прошлом, приглянулись государственному преступнику АБАКУМОВУ.
Ответ: С АБАКУМОВЫМ впервые мне пришлось встретиться в 1943 году, когда он, возглавляя в то время военную контрразведку «Смерш», поручил мне организовать типографию в одной из школ контрразведки, начальником которой я являлся.
При выполнении этого задания я проявил ловкость и расторопность. Это понравилось АБАКУМОВУ, и вскоре он назначил меня на должность начальника административно-хозяйственного отдела Главного Управления «Смерш».
В последующем АБАКУМОВ, став министром, выдвинул меня на должность управляющего делами МГБ СССР.
Это я не считаю каким-то особым покровительством мне со стороны АБАКУМОВА, так как он видел, что я всегда старался работать честно.
Вопрос: Арестованный КУЗНЕЦОВ, бывший начальник охраны АБАКУМОВА, по этому вопросу показал совсем другое:
«АБАКУМОВ не раз при мне заявлял КОЧЕГАРОВУ о том, что тот держится на своей должности лишь благодаря ему — АБАКУМОВУ. «Как я уйду из министерства, — говорил АБАКУМОВ, — полетишь и ты, КОЧЕГАРОВ».
Отвечайте, чем было вызвано, что АБАКУМОВ ваше благополучие связывал со своей карьерой?
Ответ: Мне трудно судить, чем руководствовался АБАКУМОВ, но я считал, что он ценит меня как добросовестного исполнителя всех его указаний.
Вопрос: И преступных тоже?
Ответ: Не стану отрицать, что в ряде случаев мне приходилось выполнять указания АБАКУМОВА, касающиеся хозяйственных вопросов.
Я был вынужден поступать так в силу взаимоотношений, которые сложились у меня с АБАКУМОВЫМ еще в период работы под его руководством в военной контрразведке.
Вопрос: Вам следует говорить не о взаимоотношениях, а о преступной связи с АБАКУМОВЫМ.
Ответ: Я как раз и хочу показать об этом.
АБАКУМОВ еще в «Смерш» держал своих подчиненных в постоянном страхе. Это позволяло во всех нужных ему случаях диктовать свою волю независимо от того, что даваемые им указания нередко шли вразрез с интересами государства.
В целях муштровки АБАКУМОВ выработал специальную, тщательно продуманную систему запугивания и затравливания работников, попадавших к нему в подчинение.
Постоянной руганью за дело и без дела АБАКУМОВ подавлял даже робкие попытки в чем-либо ему перечить. Малейшее слово, направленное против воли АБАКУМОВА, всегда вызывало с его стороны целый поток площадной брани, которая перемешивалась с угрозами «расправиться», «сослать в Сибирь», «загнать в тюрьму».
Когда же вконец запуганная и ошеломленная очередная жертва АБАКУМОВА выскакивала из его кабинета, последующая обработка велась приверженцами АБАКУМОВА — начальником Секретариата ЧЕРНОВЫМ и заместителем последнего БРОВЕРМАНОМ, которые старались внушить, что возражать АБАКУМОВУ — значит повредить себе.
Такого рода «урок» АБАКУМОВ и его приспешники в 1944 году преподали и мне.
Вскоре после того, как я был назначен на должность начальника АХО Главного Управления контрразведки «Смерш», АБАКУМОВ вызвал меня к себе в кабинет. Не предъявив мне никаких претензий, он неожиданно набросился на меня с непристойной руганью. Я вначале опешил, но затем пришел в себя и, не будучи в курсе обстановки, которую культивировал АБАКУМОВ, высказал возмущение таким отношением. Мои возражения окончательно взбесили АБАКУМОВА, и он выгнал меня из кабинета.
Не успел я оправиться от полученной головомойки, как меня позвал к себе ЧЕРНОВ и стал поучать, что наперекор АБАКУМОВУ ни в коем случае идти не следует, ибо от этого, кроме неприятностей, ничего не будет.
В последующем ЧЕРНОВ и БРОВЕРМАН неоднократно вновь возвращались к этому вопросу, неизменно подчеркивая, что любые указания АБАКУМОВА подлежат беспрекословному выполнению и что только этим можно снискать благосклонность АБАКУМОВА.