Ответ: Не я, а мой отец был недоволен пребыванием в СССР. Проведя добрую половину жизни за границей, он не мог примириться с переменами, происшедшими после Октябрьской революции. Отец считал, что люди должны трудиться не для государства, а заботиться о собственном благополучии, как принято в буржуазных странах. Бродяга по натуре, он решил попасть в Америку, представлявшуюся ему землей обетованной. Уступив требованиям отца, я сколотил небольшую толику денег и в апреле 1928 года вместе с семьей выехал в Южную Америку, в Уругвай. Оставив жене 500 рублей, я уело-вился, что как только подыщу на новом месте работу, то вызову ее в Уругвай. Если же дела мои будут плохи, я предупредил Наталью КОТЛОВКЕР, жди моего возвращения в Советский Союз.
После двадцатидневного путешествия на пароходе «Массилия» мы прибыли в столицу Уругвая. Сняв номер в дешевой гостинице близ морского порта, я и мой отец пустились на поиски заработка.
Вопрос: Как вам удалось найти работу?
Ответ: Как мы ни бились, но все безуспешно. В Уругвае в двадцатых годах торговля и промышленность находились в руках англичан. Мы обращались во многие английские фирмы, но всюду получали отказ. Отчаявшись, через две недели морским путем я вернулся в Советский Союз, а мои родители и братья остались в Уругвае.
Вопрос: В Монтевидео вы подвергались аресту?
Ответ: Однажды агентом полиции я был задержан.
Вопрос: При каких обстоятельствах?
Ответ: Под предлогом проверки документов меня задержали на улице вместе с моим знакомым, который, как я впоследствии догадался, имел отношение к полиции.
Вопрос: На чем вы основываете предположение, что ваш знакомый был связан с полицией?
Ответ: В гостинице со мной сблизился средних лет англичанин, одетый в морскую форму. Оказавшись как-то очевидцем сцены, разыгравшейся между мной и моим отцом, которого я обвинял в необдуманном отъезде из СССР, мой знакомый вмешался в спор и пообещал содействие в подыскании работы. Он тут спросил меня, что я делал в Москве, имею ли там родственников и откуда я знаю английский язык. Тронутый кажущейся сердечностью нового знакомого и ничего не подозревая, я рассказал ему свою биографию, упомянув, что в Москве проживает моя жена, советская гражданка. В момент задержания на улице «участливый» знакомый исчез, как сквозь землю провалился, а полицейский агент потребовал от меня предъявить документы. Опустив мой паспорт в карман, он приказал следовать за ним. В полицейском управлении я был подвергнут допросу.
Вопрос: О чем вас допрашивали?
Ответ: Чиновник полиции на смешанном испанском и английском языках задал мне несколько вопросов, из которых я понял, что полицейским властям Монтевидео обо мне все известно. Меня обвинили в том, что, будучи советским агентом, я прибыл в Монтевидео для подрывной работы и принял участие в состоявшейся на днях первомайской демонстрации. Несмотря на отрицание предъявленного обвинения как вздорного и беспочвенного, полицейский чиновник заявил, что согласно законам страны мне угрожают каторжные работы. После окончания допроса двое полицейских бесцеремонно схватили меня и втолкнули в темную камеру. Опомнившись, я решил не поддаваться на полицейскую провокацию и в результате проявленной твердости сумел в тот же день освободиться из тюрьмы.
Вопрос: Если инцидент в полиции окончился без последствий, чем объяснить, что вы умолчали о нем в автобиографии, составлявшейся вами при поступлении в советские учреждения?
Ответ: Мне казалось, что упоминание о случившемся в уругвайской полиции бросит на меня тень.
Вопрос: В таком случае чем объяснить тот факт, что среди писем, взятых у вас при обыске, не обнаружено следов переписки с некоторыми ладами, проживавшими в Уругвае?
Ответ: Переписку с заграницей я поддерживал, но из предосторожности письма из Монтевидео уничтожил.
Вопрос: Следовательно, вы ожидали ареста?
Ответ: По совести говоря, ожидал, опасаясь, что меня назовет в числе своих связей недавно арестованный мой близкий знакомый по Москве англичанин Джордж ХАННА, переводчик Совинформбюро.
Вопрос: Вы не ошиблись! ХАННА признался в совершенных сообща с вами преступлениях, и вам также придется дать правдивые и исчерпывающие показания.
Ответ: Признаю, что с ХАННА я был связан по вражеской работе против СССР.
Вопрос: Разве ХАННА вовлек вас в преступления?
Ответ: К сотрудничеству с английской разведкой меня привлекли еще в Уругвае.
Вопрос: Полиция?
Ответ: Нет, но для полноты картины я должен вернуться к задержанию и допросу в полиции. Несколько часов тяжелого раздумья в камере закончились тем, что полицейский чиновник вызвал меня на повторный допрос, предупредив, что теперь со мной будут говорить в другом месте. Двое полицейских в закрытой машине доставили меня в дом по улице имени 28 июля, в центральной части города. В богато отделанном кабинете я предстал перед пожилым англичанином в штатском, которого один из полицейских почтительно назвал сеньором ФЛЕТЧЕРОМ.
ФЛЕТЧЕР, оставшись со мной наедине, спросил, как я попал в Уругвай и чем занимался в Советском Союзе. Я повторил то же самое, о чем показывал в полиции, пожаловавшись, что подвергся грубому насилию.
Однако ФЛЕТЧЕР указал на безвыходность моего положения ввиду обнаруженных полицией улик. «В Уругвае, — заметил он, — вас ждет долгая и суровая каторга, долго ее не выдержите». Я вспомнил все, что слышал о бесправии и произволе, царивших в Южной Америке, и содрогнулся. Между тем ФЛЕТЧЕР продолжал в том же бесстрастном тоне: «Вы сделали глупость, уехав из Англии в СССР, и еще одну глупость, оказавшись в Уругвае». ФЛЕТЧЕР далее заявил, что он избавит меня от предстоящего наказания, если я дам согласие поступить на английскую секретную службу.
Я сделал слабую попытку отказаться, но ФЛЕТЧЕР напомнил, что в Уругвае нравы крутые, со мной могут поступить как угодно, причем пострадаю не только я, но и мои родители. Если я откажусь от сотрудничества с английской разведкой, то меня немедленно передадут в руки местных полицейских властей. Я вынужден был согласиться. ФЛЕТЧЕР, сказав, что я не лишен благоразумия, предупредил, что мне необходимо вернуться в Советский Союз. В Москве со мной свяжется представитель английской разведки и назовет условный номер.
Вопрос: Какой?
Ответ: 3008. ФЛЕТЧЕР назвал в качестве пароля этот номер и крупными буквами воспроизвел его на листе чистой бумаги. В заключение английский разведчик дал мне дополнительные инструкции, как следовало вести себя по приезде в Советский Союз.
Вопрос: Уточните, в чем заключались эти инструкции?
Ответ: ФЛЕТЧЕР потребовал как можно реже писать в Уругвай, чтобы не навлечь излишние подозрения. Он посоветовал не забывать о своих близких, которые являются заложниками и отвечают за меня головами. «Англия умеет ценить оказываемые ей услуги, — повысив голос, произнес ФЛЕТЧЕР, — но строго карает за измену. Как только английской разведке станет известно, что вы уклоняетесь от работы, через одно из иностранных посольств в Уругвае последует напоминание под видом письма в ваш адрес от имени вашей матери Этель КАТЦЕР, которая выскажет беспокойство о судьбе своего сына». ФЛЕТЧЕР тут же записал мой московский адрес.
Попрощавшись, англичанин возвратил мне паспорт, и в автомашине я был доставлен полицейскими к скверу у памятника Боливару в центре Монтевидео. Родители, заметив, что я вернулся в гостиницу во взвинченном состоянии, спросили, что со мной. Я сказал, что ничего особенного, но что я потерял всякую надежду найти работу в Уругвае и намерен возвратиться в Советский Союз. В тот же день я дал телеграмму жене в Москву, чтобы она выслала оплаченный билет на проезд в СССР. В первой половине июня 1928 года на пароходе «Алкантара» я прибыл в Советский Союз и возобновил свою работу на московских курсах иностранных языков.
Вопрос: В Москве английские разведчики с вами связались?
Ответ: Вслед за мной в конце того же 1928 года в Москве появился молодой англичанин, который оказался принятым в семье моей первой жены.
Вопрос: КОТЛОВКЕР поддерживал связь с иностранцами?
Ответ: Да. Бенедикт КОТЛОВКЕР, потеряв после революции все свое богатство, к советскому строю относился враждебно. Он жил в надежде на вое-становление в стране капитализма и возвращение ему его доходного дела в виде дореволюционного издания типа «Копейки». КОТЛОВКЕР не упускал случая, чтобы позлословить насчет нового «деспотического строя», каким он называл советскую власть. КОТЛОВКЕРА посещали иностранцы. На его квартире осенью 1928 года я застал молодого англичанина, назвавшегося Чарльзом СКЕППЕРОМ. С его слов в Советский Союз он прибыл в научную командировку. По тем временам поездки англичан в СССР под этим или другими благовидными предлогами были довольно распространенным явлением. Не удивило меня и появление СКЕППЕРА на даче у КОТЛОВКЕРОВ.
Вопрос: Почему?
Ответ: Оказалось, что СКЕППЕР по Англии был знаком с мужем старшей дочери КОТЛОВКЕРА Анны профессором МГУ ЗВАВИЧЕМ, который в свое время работал в Лондоне, в советском полпредстве, и окончил экономический факультет Лондонского университета. Последующие события пролили свет на непонятное мне в начале поведение СКЕППЕРА, настойчиво искавшего встречи со мной наедине. Случай представился, и СКЕППЕР имел со мной откровенный разговор.
Вопрос: Какой?
Ответ: СКЕППЕР заявил, что он в курсе моей тайной договоренности с ФЛЕТЧЕРОМ в Монтевидео и в доказательство написал на бумаге номер 3008, предупредив, что мне следует немедленно приступить к сбору экономической информации об СССР. Однако не прошло и трех недель, и СКЕППЕР отбыл в Англию, и я не успел снабдить его шпионскими сведениями.
Вопрос: Знакомый СКЕППЕРА по Лондону ЗВАВИЧ также сотрудничал с английской разведкой?