В последующем связники германской разведки являлись ко мне в назначенное время и место. В каждом отдельном случае назывался новый пароль, из числа которых помню: «Привет из Одессы», «Привет от ШУМСКОГО» и «Привет из Уфы», но были и другие пароли.
Вопрос: Кого из связников по Москве вы знаете?
Ответ: По фамилии я никого из них не знаю. В большинстве, как можно было определить по разговору, это были немцы.
Вопрос: Вы владеете немецким языком?
Ответ: Разговаривать на немецком языке я не могу.
Вопрос: Каким же образом вы изъяснялись со связниками?
Ответ: Все они хорошо владели русским языком и совершенно свободно разговаривали со мной по существу заданий германской разведки.
Вопрос: К чему они сводились?
Ответ: До конца 1936 года задания немецкой разведки сводились только к тому, чтобы снабжать ее интересующими сведениями по Красной Армии.
Вопрос: Какие же именно шпионские сведения вы передали за это время?
Ответ: В 1934—1935 гг., в период моей работы в Главном Артиллерийском Управлении Красной Армии, я передал немецкой разведке через ее специальных связников следующие шпионские сведения: технические и количественные данные о находящихся на вооружении дальномерах зенитной артиллерии, о количестве и типах зенитных приборов, о прожекторах и звукоуловителях, об опытных объектах по прицелам, дальномерах и приборах управления артиллерийским огнем.
Начиная с 1936 года, т.е. после перехода на службу в Управление Военно-Воздушных Сил, я передавал германской разведке сведения: о вооружении советских боевых самолетов (количество огневых точек, типы пулеметов и пушек, количество боекомплекта); основные боевые характеристики самолетов; данные о 23 мм пушках «ТАУБИНА», «ВОЛКОВА — ЯРЦЕВА» и «САЛИЖЕВА — ГАЛКИНА», о 20 мм пушке «ШВАК», о пулеметах «ШКАС», «САВИНА — НОРОВА», «БЕРЕЗИНА»; данные о боеприпасах к этим пушкам и пулеметам (о зажигательных и бронебойных патронах и снарядах), а также данные по отдельным видам бомб и взрывателей*.
Позднее я сообщил данные относительно расхода боеприпасов по итогам финской войны.
Таким образом, я выдал германской разведке сведения по всем основным объектам вооружения авиации Красной Армии.
Вопрос: Из того, что вы показали, можно сделать вывод, что после 1936 года вы по заданиям германской разведки занимались не только шпионской работой. Это верно?
Ответ: Да, верно. В конце 1936 или начале 1937 года я получил задание от германской разведки — наряду с передачей шпионских сведений приступить к подрывной деятельности по линии срыва вооружения боевых самолетов Красной Армии.
Вопрос: Кто именно и при каких обстоятельствах передал вам это задание?
Ответ: Это указание я получил через бывшего в то время военного атташе в Берлине ОРЛОВА Александра Григорьевича, который был связан с германской разведкой по шпионской работе.
Вопрос: Откуда вы об этом знаете?
Ответ: Впервые мне об этом сообщил ЕФИМОВ, под руководством которого я начиная с 1936 года проводил вредительскую работу по срыву вооружения в Управлении ВВС, а затем и лично ОРЛОВ во время своего пребывания в Москве.
Вопрос: В какой связи ОРЛОВ рассказал вам о своей связи с германской разведкой?
Ответ: В 1936 году ЕФИМОВ связал меня с ОРЛОВЫМ по линии совместной вредительской работы. Однажды в конце 1936 года в разговоре с ОРЛОВЫМ на эту тему в здании Артиллерийского Управления он сказал, что о нашей подрывной работе по линии ВВС хорошо известно немцам и что они заинтересованы в дальнейшем усилении срыва вооружения боевых самолетов Красной Армии.
Зная еще от ЕФИМОВА, что ОРЛОВ связан с немцами, мне было ясно, что он говорил со мной об усилении подрывной работы по заданию германской разведки. В этом я убедился в 1939 году при очередной встрече с представителем германской разведки.
Вопрос: Кто он такой и к чему сводилась ваша встреча с ним?
Ответ: В средних числах июля 1939 года состоялась моя очередная встреча со связником германской разведки на Серпуховке. После передачи ему шпионских сведений он заявил, что в следующее воскресенье мне предстоит встретиться и получить новые указания от ответственного представителя германской разведки. Встреча эта была назначена за чертой города на Серпуховском шоссе в 11 часов утра. Мы условились о том, что я буду одет в белый костюм, коричневые ботинки и кепку светло-коричневого цвета.
В условленное время я находился на правой стороне шоссе, в том месте, где начинается первый спуск и находится деревянный мостик. Вскоре неподалеку от меня остановилась закрытая машина заграничной марки. Шофер подал знак рукой, что хочет о чем-то спросить меня. Когда я подошел к машине, то он спросил, можно ли этой дорогой проехать на Тулу. Я ответил утвердительно.
В это время открылась дверь машины, и пассажир, пристально осмотрев меня, назвал обусловленный пароль: «Привет из Курска» — и пригласил сесть к нему в машину.
Это был немец, плохо владеющий русским языком, в возрасте 32—35 лет, среднего роста, плотного телосложения, темный шатен, круглолицый. Одет он был в светло-коричневый однобортный костюм. В качестве особой приметы нужно заметить, что у него на нижней части левой щеки был небольшой шрам.
По пути в направлении Подольска незнакомец вынул из бокового кармана пиджака и открыл записную книжку, в которой я увидел свою фотокарточку. После этого он спросил: «Надеюсь, теперь можно быть откровенными?» Получив утвердительный ответ, незнакомец задал мне ряд вопросов в порядке уточнения некоторых деталей, сведений, переданных мною в последнее время германской разведке, и осведомился об обеспеченности западной границы СССР средствами авиационного вооружения. На все эти вопросы я дал ему исчерпывающую информацию по секретным данным.
Вопрос: Чем же отличалась эта встреча от предыдущих? Вы ведь заявили, что она носила особый характер?
Ответ: В дальнейшей беседе неизвестный дал мне понять, что он в курсе проводимой мною вредительской работы по линии военной авиации. Он обратил мое внимание на необходимость форсирования подрывной работы, главным образом в следующих двух направлениях: задерживать вооружение самолетов пушками и срывать производство боеприпасов.
В заключение он предложил о результатах проведенной мною вредительской работы систематически информировать германскую разведку.
После этого наша беседа закончилась. На обратном пути, в 8—10 километрах от Москвы, я сошел с машины и до трамвая дошел пешком.
Вопрос: Вы опять-таки не рассказали, кто этот человек.
Ответ: Его фамилии и места работы я не знаю. Из разговоров я убедился, что он имеет специальные познания в авиации и, очевидно, является военным работником.
Вопрос: Из чего это видно?
Ответ: Когда я садился в машину, то неизвестный произнес какую-то фразу, из которой я отчетливо расслышал только одно слово «майор». Была ли это фамилия или военный чин, я так и не понял.
Вопрос: Разве вы только один раз встретились с ним?
Ответ: Да. С этим человеком я уже больше не встречался. Однако в своей вредительской деятельности в области боевого вооружения авиации продолжал информировать германскую разведку по-прежнему через связников.
Вопрос: Нужно полагать, что ваши информации не оставались без реагирования и вы получали дальнейшие указания?
Ответ: Не отрицаю, что указание по вредительской работе было получено мною также и от германского военного атташе в Москве — генерал-майора КЕСТРИНГА*.
Вопрос: Когда, где?
Ответ: С КЕСТРИНГОМ я знаком еще с 1931 года и впервые был представлен ему перед моей командировкой в Германию. В мае или июне 1940 года я случайно встретился с КЕСТРИНГОМ в помещении ЦДКА во время просмотра кинофильма о действиях германских военно-воздушных сил в Польше.
После окончания фильма германским представителям совместно с начсоставом Красной Армии в помещении ЦДКА был дан ужин, на который был приглашен и я.
При выходе из зрительного зала КЕСТРИНГ поздоровался со мной, вежливо взял меня под руку и повел в комнату, где устраивался ужин. Мы сели с ним рядом, в конце общего стола среди нескольких иностранцев. За ужином, когда присутствовавшие уже изрядно выпили и в комнате стало довольно шумно, КЕСТРИНГ затеял разговор на тему о моей командировке в Германию.
Я высказал свое впечатление о войсковых учениях и поблагодарил КЕСТРИНГА за внимание, оказанное мне германскими офицерами.
КЕСТРИНГ затем недвусмысленно подчеркнул, что у меня должно быть неплохое впечатление о капитане ШПАЛЬКЕ, и неожиданно для меня тихо произнес: «Привет вам от ШПАЛЬКЕ».
Мне стало ясно, что КЕСТРИНГ осведомлен о моей шпионской связи с германской разведкой.
После этого КЕСТРИНГ спросил, помню ли я встречу с нашим общим «приятелем» в 1939 году на машине. Получив утвердительный ответ, КЕСТРИНГ подчеркнул, что выполнение порученного мне этим человеком задания имеет в данный момент особо важное значение, и поэтому предложил приложить все усилия к тому, чтобы выполнять это задание форсированно.
Таким образом, КЕСТРИНГ был осведомлен не только о моей шпионской работе, но и подрывной деятельности, которую я проводил в ВВС Красной Армии по заданию германской разведки.
Прощаясь, КЕСТРИНГ выразил уверенность в том, что вскоре ему удастся поговорить со мной подробно и в более откровенной форме.
Вопрос: Встречались ли вы после этого с КЕСТРИНГОМ?
Ответ: Нет. С КЕСТРИНГОМ я больше не виделся. Но после разговоров с ним у меня состоялись две встречи со связистами германской разведки.
Одна встреча произошла в октябре 1940 года у станции метро «Площадь Маяковского», а последняя в январе 1941 года (точно числа не помню) на Петровке, под навесом Большого Театра*.
В обоих случаях я передавал связникам для германской разведки сведения по стрелково-пушечному и бомбардировочному вооружению военных самолетов; информировал их также и о результатах проведенных мною вредительских мероприятий по линии ВВС.