се сходится.)
О Шварцмане (и Шкурине) речь уже шла в связи с допросом отца от 23 мая 1939 г., когда в показаниях Жуковского впервые всплыло имя арестованного Ежова. Теперь, 22 января 1955 г., «власть переменилась» и допрашивают уже Шварцмана.
Капитан из КГБ Пичугин работает обстоятельно, допрос начат в 11 час. 30 м. и закончен в 17.15 с часовым перерывом. Следователь интересуется тремя делами восемнадцатилетней давности, которые вел (или участвовал) Шварцман, — Брона, Быкова и Жуковского. Понимая грозящую ему опасность, полковник вертится, как уж на сковороде.
«Да, в 1937 г., вскоре после моего перехода на работу в органы НКВД, мне было поручено вести следствие по делу на арестованного руководящего работника ОГИЗа БРОНА. Я тогда был молодым работником, не имел никакого опыта в работе и дело по обвинению БРОНА было по существу первым следственным делом, проведенным мною самостоятельно».
«Когда я пришел на работу в органы НКВД, то никто меня не учил как надо вести следствие и я действовал так, как этого требовала практика того периода времени и указания руководства».
Далее, отсутствие санкции прокурора Шварцман объясняет тем, что дело оформлял не он, а другое лицо, которое могло подшить искомый документ не в ту папку.
«ВОПРОС: Показания Брона подвергались проверке?
ОТВЕТ: Нет.
— Почему?
«Такова была практика работы органов НКВД того периода времени…
ВОПРОС: Каким мерам принуждения подвергался Брон на допросах?
ОТВЕТ: Возможно, что я нанес Брону несколько пощечин (экая безделица. — В.Ж.), но и этого твердо не помню».
Аналогично развивается диалог относительно дела Быкова. Шварцман даже пытается отказаться от собственной подписи. И наконец
«ВОПРОС: Дело по обвинению бывшего заместителя наркома внутренних дел СССР ЖУКОВСКОГО вы помните?
ОТВЕТ: Я вообще не помню такого дела, не говоря уже о том, что такого арестованного никогда не допрашивал.
ВОПРОС: Вновь придется вам напомнить. (Обвиняемому предъявляется протокол допроса арестованного ЖУКОВСКОГО С.Б. от 23 мая 1939 г)
Кто допрашивал в этот день ЖУКОВСКОГО?
ОТВЕТ: Хотя под протоколом допроса и указаны подписи моя и старшего следователя ШКУРИНА как лиц, допрашивавших ЖУКОВСКОГО, но я вновь заявляю, что такого арестованного я не допрашивал, а со Шкуриным мне вообще не приходилось кого-либо допрашивать.
ВОПРОС: Стало быть вы опять намерены отрицать подлинность своей подписи?
ОТВЕТ: Безусловно. Ни под одним протоколом допроса кого бы то ни было из арестованных я вместе со ШКУРИНЫМ не подписывался, так как с ним никогда арестованных не допрашивал».
Конечно, число загубленных Шварцманом куда больше трех. Отмазаться ему не удалось.
«Справка
Секретно
3 марта 1955 года Военная Коллегия Верховного Суда СССР, рассмотрев дело по обвинению
Шварцмана Льва Леонидовича (он же Аронович), 1908 года рожд., уроженца г. Ленинграда, еврея, с незаконченным средним образованием, бывшего заместителя начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР, полковника, —
…признала его виновным в том, что он, вступив в преступную связь с врагами народа Берия, Абакумовым и др., изменил Родине и вместе с ними на протяжении ряда лет — с 1938 года по 1950 год активно проводил вредительскую террористическую деятельность, направленную на истребление честных, партийных, советских и военных руководящих кадров, т. е. в совершении преступлений, предусмотренных ст. ст. 58—1<<б», 58—7, 58—8, 58–11 УК РСФСР, и приговорил его к ВМН — расстрелу с конфискацией имущества».
Тот, кто захочет здесь воскликнуть «справедливость восторжествовала!», должен будет поумерить свои восторги, если сам не лишен чувства этой самой справедливости. Наказаны были далеко не все, притом, как правило, фактически не за издевательства над подследственными. Скажем, некоторые «мастера допросов» ежовской волны, занимавшие видные должности, например, Николаев-Журид или Агас, были расстреляны в ходе замены этой волны на бериевскую. А их младший товарищ Шварцман тогда уцелел, ему еще предстояло «оправдывать доверие» на допросах Бабеля и Мейерхольда. Арестовали же его в 1951 г. во исполнение акции, инициированной Сталиным против министра госбезопасности Абакумова. Шварцман «показал, что является помощником Абакумова по сионистской террористической организации, куда входили все высилие офицеры МГБ. На допросе он «признался», что якобы получил от Абакумова задание создать в Министерстве госбезопасности группу евреев-заговорщиков для разработки террористических акций против членов правительства»43.
Приблизительно в одно время с Шварцманом расстреляли не менее одиозного Родоса (1956), зато их достойный сподвижник по «физическим методам» Эсаулов дослужился до генерала с шестью орденами, и уволен в запас в 1952 г. (Пересмотр дела Жуковского Эсаулова в живых не застал, он умер в 1954 г.) До постсоветских дней благополучно дожил следователь Хват, снискавший печальную славу издевательствами над академиком Николаем Вавиловым.
Возвращаемся к делу Жуковского. 12 марта 1955 г. допрашивается свидетель Шкурин Алексей Калинникович, 1904 г. р., русский, чл. КПСС, с незаконченным средним образованием, в данное время пенсионер 2 гр., проживает в Москве.
Допросили сотрудники КГБ полковник А. Глушков и подполковник А. Матвеенко.
«ВОПРОС: Вы работали в органах Государственной безопасности?
ОТВЕТ: Да, в органах гос. без. я работал в период с августа месяца 1937 г. до 10 ноября 1954 г., после чего из органов был уволен.
— В связи с чем Вы были уволены из органов гос. безопасности?
— Из органов гос. безопасности я был уволен согласно приказа за дискридитацию (так в тексте. — В.Ж.) офицерского звания.
ВОПРОС: Вы принимали участие в следствии по делу бывшего заместителя наркома Внутренних дел — ЖУКОВСКОГО Семена Борисовича?
ОТВЕТ: Да, я принимал участие в следствии по делу Жуковского. Дело по обвинению Жуковского я принял к своему производству без постановления на арест, которое я вынес 15 мая 1939 г., арестован же Жуковский был 23 октября 1938 г. До этого Жуковский допрашивался другими работниками и давал показания о своей прошлой принадлежности к троцкистской группе и шпионской деятельности. Впервые я принял участие в допросе Жуковского 23 мая 1939 г. совместно с б. помощником начальника Следственной части НКВД СССР — Шварцманом. Этот допрос вел непосредственно Шварцман».
Похоже на правду: и по должности, и по званию Шкурин стоял гораздо ниже Шварцмана. Продолжим выборку.
«ВОПРОС: На основании каких данных был арестован ЖУКОВСКИЙ?
ОТВЕТ: На основании каких данных в октябре 1938 г. был арестован Жуковский, мне неизвестно. К моменту же вынесения мною постановления на арест Жуковского имелись показания ряда арестованных и показания самого Жуковского.
ВОПРОС: Где содержался ЖУКОВСКИЙ во время предварительного следствия?
ОТВЕТ: Жуковский во время предварительного следствия содержался, когда я принял дело к производству, в Сухановской тюрьме.
ВОПРОС: В процессе следствия Вами применялись к ЖУКОВСКОМУ меры физического воздействия?
ОТВЕТ: Мер физического воздействия мною при ведении следствия по делу Жуковского к последнему не применялось.
ВОПРОС: В судебном заседании Жуковский заявил, что он дал показания на предварительном следствии в силу применения к нему мер физического воздействия. Что вы можете показать по данному вопросу?
ОТВЕТ: Я еще раз заявляю, что я лично мер физического воздействия к Жуковскому не применял. Применяли ли другие работники меры физического воздействия к Жуковскому, ведущие дело последнего до меня, мне не известно».
Эх, допросить бы Шкурина по-шкурински…
Заканчивается следственная эпопея «Объяснением», написанным от руки 5 марта 1955 г. подполковником действующего резерва КГБ Н. Копыловым.
«Следственное дело на Жуковского С.Б. было зарегистрировано в 1-ом спецотделе НКВД СССР за бывшим пом. нач. след, части НКВД тов. ШКУРИНЫМ, который являлся ответственным лицом за дело ЖУКОВСКОГО и непосредственным следователем Жуковского С.Б.
Поскольку за тов. Шкуриным в период 1938—39 г.г. числилось ряд следственных, дел, им было дано указание следователям в оказании ему практической помощи по ведению следствия по конкретным делам. Лично я был прикомандирован ШКУРИНЫМ для оказания ему помощи по ведению следствия по делу ЖУКОВСКОГО С.Б.
Следственное дело на Жуковского С.Б. находилось уже в стадии окончания. Жуковского ранее допрашивали ШКУРИН и ШВАРЦМАН.
Я же Жуковского допрашивал около 3-х — 4-х раз. Мною по делу Жуковского проводилась проверка по учетам лиц, проходящих по делу и писались запросы. Ст. 206 УПК по делу Жуковского выполнял я. Никаких репрессии с моей стороны и грубостей к Жуковскому не допускались. Допускали ли репрессии и грубости к ЖУКОВСКОМУ ШКУРИН и ШВАРЦ (так в тексте. — В Ж.) мне не известно…
Жуковский С.Б. содержался под стражей в режимной тюрьме в Суханове, где к ряду арестованных применялись репрессии. В частности, сажали на определенный срок в холодный карцер, водили под «купол», где наносились побои. После побоев, как правило арестованные давали показания о совершенных ими «преступлениях», где была правда или ложь трудно разобраться. В результате вредных методов ведения следствия, в процессе следствия арестованные изменяли свои показания, давали новые показания по делу или отказывались от своих показаний совершенно. Арестованных, которые отказывались от своих показаний вновь допрашивали в направлении подтверждения ими прежних показаний.
Отказ от показаний, как правило протокольно следствием не фиксировались. В ходе следствия, возможно ЖУКОВСКИЙ С.Б. так же отказывался от своих признательных показаний, но ШКУРИНЫМ восстанавливался вновь».