В первые годы установления советской власти политика большевиков в отношении мусульманского духовенства характеризовалась большой осмотрительностью, осторожностью и существенным образом отличалась от политики в отношении православного духовенства, сросшегося с государственной властью в Российской империи.
Посулы об отмене национальных и религиозных ограничений, сохранении обычаев и культуры мусульман, и особенно тезис «о совместимости коммунизма и шариата», помогли большевикам заключить союз с лидером местного мусульманского духовенства Н. Катхановым. Возглавляемая им шариатская колонна под лозунгом «За советскую власть, шариат и объединение народа!» способствовала установлению советской власти в Кабарде и Балкарии[382].
С момента установления в конце 1921 г. контроля над основной частью Северокавказского региона 14-м спецотделением Особого отдела Государственного политического управления при НКВД РСФСР регулярно направлялся в Москву информационно-аналитический материал по Северному Кавказу и Закавказью. Особенно часто в Центр приходили сведения по наиболее сложным с точки зрения оперативной обстановки районам Северного Кавказа — Чечне, Дагестану и Кабарде[383].
С конца 1922 г. основная нагрузка по сбору и анализу информации по Северному Кавказу легла на Восточный отдел, образованный приказом ГПУ от 2 июня 1922 г. № 98 в составе Секретно-оперативного управления ГПУ[384]. В рамках своих полномочий Восточный отдел в числе прочих курировал деятельность Полномочного представительства ОГПУ по Юго-Востоку в Ростове-на-Дону, с сентября 1924 г. — Полномочного представительства ОГПУ по Северокавказскому краю, в состав которого входили 15 областных и окружных отделов, в том числе и Кабардино-Балкарский областной отдел[385].
В 1920-е гг. Восточный отдел в своей переписке со структурными подразделениями ОГПУ на местах постоянно употреблял такие выражения как «шариатисты», «шариатское движение», подразумевая под ними так называемые панисламистские организации, якобы действовавшие на Северном Кавказе и, в частности, в Кабардино-Балкарии.
В январе 1923 г. Восточный отдел отмечал, что в Кабарде и Балкарии повсеместно функционируют шариатские суды, что советские народные суды не пользуются доверим среди широких масс коренного населения, а мусульманское духовенство ведет агитацию о неприемлемости советского судопроизводства вследствие его слабости и неспособности установить должный правопорядок[386].
Несмотря на то, что мусульманское духовенство и религиозные организации находились под пристальным контролем советских спецслужб, власти рекомендовали последним крайне осторожно осуществлять в отношении них свою деятельность, дабы не вызвать массовое недовольство населения. Так, Восточный отдел в своем письме, направленном в 1923 г. в подразделения ГПУ на местах, рекомендовал «в порядке надзора за деятельностью религиозных обществ не производить никаких вторжений в молитвенные дома во время собраний или совершения религиозных обрядов до окончания таковых»[387].
Хотя советская власть и вынуждена была проявлять лояльность в отношении мусульманского духовенства, тем не менее, она уже с середины 1920-х гг., в нарушение собственных деклараций, осуществляла систематические мероприятия по отчуждению служителей культа от трудового народа, их изоляции от общественной жизни. Среди указанных механизмов наиболее распространенными были лишение духовенства избирательных прав, повышение налогообложения за профессиональную деятельность, а также отказ от постановки на учет на бирже труда до момента публичного отказа от сана[388].
В связи с этим показательна справка, датированная 1925 г. и направленная заместителем заведующего Восточным отделом ОГПУ Н.Л. Волленбергом Ф.Э. Дзержинскому, в которой отмечалось, что «мусульманское духовенство является решающей силой на Северном Кавказе. Лишение его общегражданских прав не позволяет приспосабливаться к новым общественным отношениям, и оно вынуждено вести с нами борьбу не на жизнь, а на смерть»[389].
Боязнь открытого вооруженного выступления против советской власти толкала работников Восточного отдела ОГПУ к плотному изучению общественно-политической ситуации в регионе, отслеживанию деятельности наиболее крупных, значимых фигур и их возможных связей с зарубежьем. В Кабарде и Балкарии именно религиозные авторитеты становились центром формирования антибольшевистских настроений. В частности, ОГПУ рассматривало Н. Катханова как наиболее крупного и влиятельного лидера шариатского движения на Северном Кавказе, могущего объединить под знаменем Ислама значительную часть коренного мусульманского населения[390]. Подобные идеи распространялись и подогревались известными кабардинскими шариатистами — К. Шогенцуковым и А. Абуковым.
К середине 1920-х гг. советская власть на Северном Кавказе более или менее укрепилась, и уже не нуждаясь в лояльности духовных авторитетов, готовилась к решительной борьбе с недавними союзниками. Все громче начинали звучать призывы «отбросить нейтральную тактику в вопросах религии на Востоке»[391]. Конфликт нового большевистского строя и религии был предопределен. Синтезировав культуру своих народов с достижениями исламской цивилизации, мусульманское духовенство «придерживалось ценностей, противоречащих коммунистической идеологии», а потому являлось «потенциальной духовной оппозицией правящему режиму»[392].
22 июля 1925 г. председатель Кабардино-Балкарского облисполкома Б. Калмыков официально заявил о наличии плана борьбы против мусульманского духовенства области[393].
Осуществляемые советской властью шаги по ограничению сферы влияния мусульманского духовенства в обществе выражались, в частности, в лишении его традиционных занятий. Советское государство пошло на ограничение сферы шариатского судопроизводства, а в последующем и его полной ликвидации; введение запрета на преподавание в советской школе религии; передаче закята Крестьянским комитетам общественной взаимопомощи; лишение духовенства права регистрации рождений, браков и смертей. Указанные действия в значительной степени сократили полномочия служителей мусульманского культа, существенно ограничив область их влияния на общественную жизнь народов исследуемого региона[394].
Но вытравить из сознания северокавказских народов исламскую религию, которую они исповедовали несколько столетий, за такой короткий срок было задачей сверхсложной. Однако эту проблему, так же, как и другие, вполне можно было решить репрессивными мерами. В частности, Оргбюро ЦК ВКП (б) на заседании, состоявшемся 18 августа 1927 г., потребовало от ОГПУ усиления борьбы «с контрреволюционной частью мусульманского духовенства через соответствующие организации, не останавливаясь перед применением репрессивных мер судебного и внесудебного характера»[395].
Призывы высшего политического руководства СССР на ужесточение и применение репрессий против так называемого «реакционного мусульманского духовенства» не остались не услышанными. С марта 1928 г. ОГПУ с санкции ЦК ВКП (б) резко ограничивает деятельность мусульманского духовенства и начинает применять против него репрессии[396].
Обыденным явлением становятся расстрелы и высылка духовных лиц и ученых-арабистов. Первыми жертвами репрессивного маховика стали недавние союзники большевиков «шариатисты» Н. Катханов и К. Шогенцуков, как «предатели, попутчики, контрреволюционеры, знаменосцы кулацко-мулльской идеологии. Представителей мусульманского духовенства, среди которых был видный «шариатист» А. Абуков, репрессировали и как участников антиколхозных восстаний, имевших место в Кабарде и Балкарии в конце 1920-х гг. По официальным данным, в результате карательных мер 88 кабардинских и балкарских мусульманских священнослужителей были репрессированы. Обвинения против них были стандартными — «за антисоветскую и контрреволюционную деятельность» (ст. 58 УК РСФСР)[397].
Фабрикуемые органами ОГПУ материалы уголовных дел в отношении влиятельных религиозных деятелей были типичными. В основном руководителем «контрреволюционной группы» определялся какой-нибудь известный мулла, а в качестве свидетелей выступали местные советские активисты и кто-либо из «бедняков». Показания «свидетелей» тоже не отличались оригинальностью. Затем выявлялось и привлекалось его ближайшее окружение. Прежде чем арестовать влиятельного религиозного деятеля, через агентов выясняли обстановку в нужных населенных пунктах.
Анализируя приговоры периода конца 1920-х гг. справедливости ради отметим, что репрессивные меры применялись к представителям мусульманского духовенства сравнительно редко и лишь к наиболее реакционной его части. Основой для обвинений в основном становилась профессиональная деятельность служителей культа. Большинство из них пережило лагеря, но лишь немногие вернулись после этого к религиозной деятельности. Опасаясь дальнейших репрессий, многие представители духовенства публично заявляли об отказе исполнять религиозные обряды.
По сведениям ОГПУ, к октябрю 1928 г. в Кабардино-Балкарии осталось 307 служителей мусульманского культа, из которых 153 уже отказались от своей деятельности