[312], которые, в свою очередь, имели на Дальнем Востоке самостоятельный центр военной разведки «Кригсорганизацион Дальний Восток» (г. Шанхай). Позже резидентуры Абвера были созданы в Гуанчжоу, Тянцзине и Циндао. Его сотрудники работали под прикрытием немецких дипломатических, торговых, научных, других представительств и вели преимущественно агентурную разведку по сбору военно-политической информации о советском Дальнем Востоке и странах Тихоокеанского бассейна. Разведывательные данные о Советском Союзе, как правило, направлялись в Берлин из Маньчжурии, Токио, США дипломатической почтой[313] и посредством радиосвязи[314].
Отечественные органы госбезопасности на Дальнем Востоке уделяли большое внимание приобретению ценной и работоспособной агентуры, прочности своих агентурных позиций. Так, 14 марта 1939 г. в г. Шанхае оперработником советской резидентуры был привлечен к сотрудничеству начальник службы личной охраны и разведки главы гоминдановского режима Чан Кайши В. Стеннес[315]. «…Я обмениваюсь здесь информацией с представителями разведок США, Англии и Франции, — признался Стеннес, добавив, — Я мог бы на «джентльменской» основе делиться информацией и с Советским Союзом, но, не раскрывая моих источников. Мой опыт подсказывает, что так будет наиболее безопасно для всех…»[316]. С началом вооруженного конфликта на р. Халхин-Гол под псевдонимом «Друг» он добывал сведения по Японии и ее вооруженным силам, вторгшимся в Монгольскую Народную Республику (МНР). В дальнейшем информировал советскую разведку о лицах, находившихся в оппозиции к А. Гитлеру, о предполагаемых планах нацистского военного руководства, сообщил дату нападения на СССР и пр.[317] В Японии и Китае, кроме группы Р. Зорге, на советскую разведку также работал крупный чин японской жандармерии в Маньчжоу‑Го, начальник разведывательного управления генштаба армии Китая и др.
Разведывательная деятельность германских и японских спецслужб являлась важной составной частью процесса разработки планов наступательных операций против Советского Союза. Однако возможностей ее проведения в нашей стране было немного. Этому, в частности, способствовало слабое развитие межгосударственных отношений СССР, относительно плотная пограничная охрана, создающая препятствия для нелегальной заброски агентуры и др. На территории Советского государства к середине 1930‑х гг. установился строгий контрразведывательный режим, который находил массовую поддержку среди населения. Любой появившийся в стране иностранец оказывался в своеобразном информационном вакууме. Как бы кощунственно это ни звучало, но проведенная И.В. Сталиным массовая чистка «практически свела на нет возможность ведения иностранными спецслужбами какой-либо агентурной разведки, поскольку социальная база для потенциальных вербовок была попросту ликвидирована». В итоге, противнику «пришлось столкнуться с идеологически суперконсолидированным обществом, пробить брешь в котором ему оказалось не под силу…»[318].
После Великой Отечественной войны бывший начальник 2‑го (разведывательного) отдела штаба Квантунской группировки войск С. Асада, который в 1936–1939 гг. работал вице-консулом консульства Маньчжоу-Го в Благовещенске под вымышленным именем Х. Идзуми, в своих показаниях отмечал: «Работа с агентурой стала невозможной из-за строгого наблюдения органов НКВД»[319]. С этим утверждением соглашаются в послевоенных мемуарах высшие военные чины Германии Г. Пиккенброк, В. Гальдер, Г. Блюментрит, П. Леверкюн, Э. Бутлар и др.[320]
Поддержание на должном уровне контрразведывательного режима стало одним из приоритетных акцентов в деятельности органов и войск НКВД — НКГБ на Дальнем Востоке СССР накануне войны на направлении выявления, предупреждения и пресечения подрывной деятельности спецслужб иностранных государств, действовавших под официальными прикрытиями. В составе дислоцировавшихся в регионе дипломатических представительств и консульских учреждений США, Германии, Великобритании, Китая и иных иностранных государств работали, как правило, кадровые сотрудники разведки: военные, военно-морские и военно-воздушные атташе, сотрудники их аппаратов и др. Наиболее масштабной подрывной деятельностью на данном направлении занималась Япония[321].
Центрами немецкого и японского шпионажа в регионе были посольства, миссии и консульства. 28 октября 1937 г. был принят оперативный приказ НКВД СССР № 00698, нацеленный на лишение диппредставительств Германии, Японии, Италии и Польши «всей базы, условий и возможностей для организации враждебной деятельности на территории СССР». Сотрудникам контрразведывательных подразделений предлагалось немедленно арестовывать «всех советских граждан, связанных с личным составом диппредставительств и посещающих их служебные и домашние помещения». Режим работы рекомендовался такой, чтобы обеспечить «беспрерывное наблюдение (наружное и агентурное)» за всеми сотрудниками посольств указанных стран[322]. Практически в приказе ставилась задача полной изоляции их представительств.
После этого в СССР вообще был закрыт целый ряд консульств. Непосредственным предлогом стало достижение паритета, т. е. приведение к одинаковой численности имевшихся в других странах советских консульств и иностранных консульств на территории СССР. Первоначально требование о закрытии консульских представительств было предъявлено четырем указанным выше государствам, которые должны были закрыть 14 своих консульств (5 итальянских, 5 немецких, 2 японских и 2 польских). Таким образом, Япония, получившая ноту 11 мая 1937 г., должна была закрыть два своих консульства из восьми, оставив шесть консульств против шести советских на своей территории.
Судьба остальных японских консульств в СССР решилась в начале 1938 г., когда НКИД объявил о закрытии трех своих консульств (в Кобе, Отару и Дайрене). Позднее, 3 февраля 1938 г., Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «предложить Японии ликвидировать все 6 японских консульств на территории СССР»[323]. Но уже 9 февраля это постановление подверглось пересмотру и было решено сохранить японские консульства во Владивостоке, Петропавловске-Камчатском и одно на Сахалине (на выбор: в Александровске или Охе), а остальные закрыть[324].
Япония категорически не соглашалась с вынесенным советским руководством ультиматумом[325]. После долгих переговоров и взаимных уступок консульство в Хабаровске было закрыто, но на Северном Сахалине до 1944 г. продолжили функционирование оба дипломатических представительства[326]. Сотрудники японского консульства в Хабаровске до последнего момента игнорировали требование возвратиться на родину. В этой связи Н.И. Ежов 1 августа 1938 г. направил руководителям территориальных подразделений НКВД в Хабаровске Г.Ф. Горбачу и в Чите Г.С. Хорхорину телеграмму, в которой ввиду истечения сроков закрытия консульства в Хабаровске и пребывания его представителей распоряжался объявить консулу о том, что «получено распоряжение НКВД в течение двух дней со всем составом сотрудников покинуть пределы СССР»[327].
В итоге, накануне и в годы Великой Отечественной войны на советском Дальнем Востоке находились генеральное консульство Японии во Владивостоке, консульства в гг. Оха и Александровск-на-Сахалине, а также вице-консульство в Петропавловске-на-Камчатке. Последнее, будучи сезонным, функционировало в летний период, его сотрудники находились в городе непостоянно. Глава диппредставительства, его секретарь и шифровальщик работали на Камчатке в период активного промысла рыбы лососевых пород, как правило, с мая по октябрь. Безвыездно в 1930–1946 гг. в Петропавловске находились сторож Т. Такэмацу с женой, который снабжал информационный департамент токийского МИД сведениями о происходивших на Камчатке событиях[328].
Помимо японских, в СССР были аккредитованы два консульства Маньчжоу‑Го: в Чите (генеральное) и Благовещенске. Они являлись «разведывательными органами штаба Квантунской армии и лишь формально числились консульствами министерства иностранных дел Маньчжоу‑Го»[329]. Зная об этом, а также в ответ на «дискриминационный режим по отношению к сотрудникам советского посольства и консульств в Японии» и Маньчжурии, советское руководство 27 сентября 1938 г. обязало Н.И. Ежова установить в порядке репрессалии соответственный внешний режим для консульств Маньчжоу‑Го в Благовещенске и Чите[330]. Позднее, 23 июля 1939 г., Политбюро ЦК ВКП(б) поставило перед органами госбезопасности ряд специальных задач. Требовалось окружить оба учреждения охраной и не пропускать никого из посторонних. Телеграфную связь между консульствами и Маньчжоу‑Го следовало прервать, а все телефоны отключить. Под предлогом «занятости телеграфа» у японцев не принимались телеграммы на Маньчжурию. Помимо этого, каждый сотрудник консульств, включая самих консулов, по выходу из своих учреждений должен был сопровождаться двумя агентами НКВД, которые не выпускали их из-под тщательного наблюдения. Консульства также предписывалось наполовину ограничить в снабжении предметами питания и прекратить выдачу бензина для их служебных машин