Такой «особый режим» в целом действовал до окончания Второй мировой войны. В 1987 г. ветеран Управления ФСБ России по Хабаровскому краю В.И. Городчанин писал, что «в 1939–1941 гг. …была линия связи Благовещенск — Сахалян. В Благовещенске было японское консульство в те годы, и японцы на УКВ работали, передавали сообщения в Сахалян. Эту работу забивали наши МД [аппаратура, создающая радиопомехи, т. н. глушилки]»[332]. Данные факты подтверждаются воспоминаниями ветерана Управления ФСБ России по Хабаровскому краю И.Т. Ведя, утверждающего, что в годы войны операторы поста ближнего действия радиоконтрразведывательной службы (РКС) Управления НКВД по Амурской области зафиксировали и заглушили ориентированный на Сахалян маломощный передатчик из здания консульства Маньчжоу‑Го в Благовещенске. После капитуляции в 1945 г. японцы подтвердили, что им так и не удалось организовать с ним двухстороннюю радиосвязь[333]. Примечательно, что ранее в течение нескольких лет маньчжурское консульство (весной и осенью, в период ледохода и ледостава) такую связь с Сахаляном осуществляло, но и тогда амурские радиоконтрразведчики осуществляли перехват и дешифровку агентурных радиограмм[334].
Читинские чекисты также вели контрразведывательную работу по пресечению деятельности японской резидентуры, действовавшей под прикрытием консульства Маньчжоу‑Го, существовавшего в Чите в 1933–1945 гг.
В целом за годы Великой Отечественной войны сотрудники РКС НКВД — НКГБ СССР определили местонахождение 1078 вражеских агентов-радистов[335]. «Особый режим», просуществовавший до 1946 г., был создан и для генерального консульства Японии во Владивостоке. Здание располагалось на возвышенности, что позволило его сотрудникам установить на крыше и втором этаже постоянный пост визуального наблюдения за бухтой Золотой Рог. Чтобы предупредить визуальную разведку за движением кораблей и подводных лодок Тихоокеанского флота, здание было обнесено забором высотой до 8 м. По периметру консульства постоянно дежурили бригады наружного наблюдения и т. д.[336]
Таким образом, к середине 1930‑х гг. в СССР сформировался жесткий административный режим тотального преследования всех лиц, имевших какие-либо контакты с иностранцами, что практически исключало любые возможности для зарубежных разведок добывать информацию об экономическом и оборонном потенциале СССР. Дипломатические, консульские, торговые и прочие представительства иностранных государств находились под постоянным контролем сотрудников советских контрразведывательных подразделений. На учет брались все иностранные дипломаты и сотрудники посольств и консульств. На 1 января 1939 г. всего в СССР насчитывалось чуть больше 1,5 тыс. сотрудников дипкорпуса, из которых 1 129 чел. находились в Москве и более 400 чел. — в 24 консульствах в разных городах Советского Союза[337].
Рассматривая подрывную деятельность иностранных спецслужб с легальных позиций, необходимо отметить, что в предвоенные годы на территории советского Дальнего Востока кроме дипломатических и консульских учреждений находились японские концессии: нефтяная (г. Оха) и угольная (п. Дуэ) — на Северном Сахалине, где работали около 700–800 рабочих и служащих[338]. На Охотском побережье и Камчатке располагались рыболовные промыслы, на которых ежесезонно было занято до 18 тыс. японцев призывного возраста при 500–600 работниках административного аппарата. Советских граждан на рыбокомбинатах Камчатки работало почти в 2 раза меньше — около 10 тыс. чел.[339]
Работники административного аппарата в большинстве своем являлись офицерами запаса японской армии (например, кадровые офицеры Д. Огава, Г. Окано, И. Хариватори) и представителями разведки, жандармерии и полиции (например, Т. Кидзуми, Х. Агасевара, И. Араи).
В этой связи Управление НКВД СССР по Камчатской области (далее — КОУ НКВД) акцентировало на данной категории иностранных граждан особое внимание. На случай обострения советско-японских отношений здесь развернулась бы практически полноценная кадровая дивизия японской армии. О том же свидетельствует содержание докладной записки начальника КОУ НКВД старшего лейтенанта государственной безопасности И.А. Фильченко, направленной им в 1941 г. в Москву. «…Младший инспектор рыбнадзора, обслуживающий 705 японскую базу, рассказал начальнику Ичинского погранпоста лейтенанту [И.А.] Марулину, что вся прибрежная полоса была изрыта, но засыпана, и видны следы сырой гальки. 5 августа Марулин и наш оперработник [Д.И.] Тагильцев пошли с утра в секрет к базе № 705 и залегли в кустах, в 400 метрах от базы. В 6 часов утра на базе был подъем рабочих. По свисткам рабочие быстро выстраивались в два отделения по 20–30 человек (рабочие были не все), и после объяснения задачи с бамбуковыми палками в руках стали проводить военную игру: короткими перебежками наступать, окапываться и т. д. Игра продолжалась более часу. Затем приступили к работе». Далее Фильченко уточнял, что «после спортивных состязаний были выстроены все рабочие. В момент их построения любой бы сказал, что это не простые рабочие рыбаки, а целая военная единица, хорошо понимающая военные строи, свое место в строю и своего командира…»[340]. Таких рабочих на рыбную путину 1941 г. только на Камчатку прибыло 15 639 чел., что значительно превышало численность органов и войск НКВД и РККА, дислоцированных на полуострове. С началом Великой Отечественной войны управление крупнейшей на Камчатке японской рыбопромышленной компании «Ничиро Гио Гио Кабусики Кайся» распорядилось о проведении на рыболовных концессиях военизированных занятий по строевой и физической подготовке[341].
В предвоенный период в интересах контрразведки дальневосточные органы НКВД — НКГБ обращали особое внимание на т. н. «выходцев с Сахалина», для чего часто практиковалось взаимодействие с партийными органами региона. Так, помощник начальника УНКВД по ДВК, заместитель начальника Особого отдела НКВД СССР Отдельной Краснознаменной дальневосточной армии майор государственной безопасности Г.М. Якубович в директиве от 28 августа 1938 г. «всем заведующим секретными частями г. Хабаровска» распоряжался о предоставлении чекистам списков на всех ранее работавших на Сахалинских японских концессиях[342]. Ответы на подобные запросы приходили с мест оперативно. Например, заведующий секретной частью Управления комиссии партийного контроля при ЦК ВКП (б) по ДВК А.В. Некрасов в ответном сообщении от 2 сентября уведомлял, что в списках личного состава аппарата Управления «лиц, работавших на Сахалинских японских концессиях, не значилось и не значится в настоящее время»[343].
Еще одним важным направлением деятельности органов госбезопасности СССР на Дальнем Востоке в предвоенный период было выявление, предупреждение и пресечение подрывной деятельности спецслужб иностранных государств, действовавших с нелегальных позиций. Что характерно, и действующие под официальными прикрытиями, и разведчики-нелегалы проявляли интерес к ходу работ по возведению и функционированию действующих в регионе заводов, строек, аэродромов, радиостанций, иных особо важных объектов.
Особое внимание уделялось разработке методов противодействия противнику на линии стремительно развивающейся радиосвязи. До августа 1937 г. службы радиоконтрразведки подчинялась Наркомату связи, а затем перешла в ведение 12‑го отдела Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР. В 1937 г. под Хабаровском начал функционировать пеленгаторный пункт Управления НКВД СССР по ДВК, который с 1938 г. осуществлял перехват линий связи ЯВМ и отслеживал подготовку ими агентов-радистов для переброски в Советский Союз. С 1938 г. в НКВД СССР начала действовать сеть станций радиоконтрразведки, которая эффективно контролировала эфир в приграничных районах, пресекая работу радиофицированных резидентур противника.
РКС Управления НКВД СССР по Хабаровскому краю накануне Великой Отечественной войны приступила к разработке радиосети Квантунской армии и ЯВМ в Харбине. Вскоре радиоконтрразведчики смогли читать японскую информацию, передававшуюся сложной азбукой «катакана». Когда японцы стали использовать ту же азбуку с применением кода, хабаровские дешифровщики взломали его довольно быстро. В результате, чекисты выявили радиосеть в Маньчжоу‑Го и идентифицировали большинство иностранных радистов[344].
К заслугам коллектива смены приема РКС Управления НКВД по Хабаровскому краю, которой в свое время руководил И.Т. Ведь, также относится выявление путем разработки радиообзора укрывавшихся в СССР немецких агентов-радистов, прием с 1939 г. по 14 сентября 1941 г. шифровок от радиокорреспондента законспирированной группы «Рамзая» (т. е. Р. Зорге)[345]. Частично работу хабаровских чекистов дублировали радиоконтрразведчики Приморья, которые кроме приема информации от группы Р. Зорге из Японии «контролировали нелегальные миссии 4‑го управления ГРУ в Юго‑Восточной Азии»[346].
Кроме того, в конце 30-х гг. ХХ в. советские спецслужбы добыли свыше 20 японских и китайских шифров, благодаря чему советская сторона читала ценную японо-германскую дипломатическую переписку в годы Великой Отечественной войны. Напомним, что советские криптоаналитики оказывали неоценимую помощь органам госбезопасности на Дальнем Востоке еще с 1927 г., когда впервые стали дешифровать японскую дипломатическую переписку