Одной из первых акций террора после образования КГБ СССР стал расстрел присутствовавших на праздничной трибуне во время демонстрации 1 мая 1955 г. в Архангельске.
Еще одним бессмысленным кровопролитным актом драмы стала бойня, учиненная 8 сентября 1968 г. двумя дезертирами на железнодорожном вокзале в Курске, в результате которой погибли 8 человек, включая 4 заложников. Однако в тот же день «Радио «Свобода» сообщила, что, якобы, эта преступная акция является «восстанием военных, несогласных с вводом войск Варшавского Договора в Чехословакию».
Следующей, получившей значительную огласку в стране и мире, акцией терроризма стал обстрел 22 января 1969 г. дезертировавшим из воинской части под Ленинградом младшим лейтенантом В. Ильиным правительственного кортежа у Боровицких ворот Кремля, в результате чего погиб водитель-сотрудник 9 управления КГБ СССР И.Г. Жарков.
На первом допросе задержанного присутствовал председатель КГБ Ю.В. Андропов, который принимал в нем активное участие. Целью Ильина, по его признанию, являлся Л.И. Брежнев[129].
Однако еще до этого трагического происшествия, в системе КГБ, в его 5-м управлении на 5-й отдел, возлагалась функция предупреждения и пресечения террористических акций и намерений.
Согласно приказу председателя КГБ при СМ СССР от 25 июля 1967 г. N 0096 на этот отдел были возложены задачи:
— оказания практической помощи местным органам КГБ по предотвращению массовых антиобщественных проявлений;
— розыск авторов анонимных антисоветских документов — листовок, «воззваний», «обращений», инструкций и т. п., — содержащих угрозы или призывы к совершению государственных преступлений, насильственных противоправных действий;
— проверка и организация работы по сигналам о вынашивании террористических намерений.
Что свидетельствует о том, противодействие терроризму, как задача деятельности органов безопасности не представлялась первоочередной.
Позднее, в августе 1969 г. на базе «антитеррористического» отделения 5-го отдела был образован самостоятельный 7-й отдел, в который были выделены функции выявления и розыска авторов анонимных антисоветских документов, содержащих угрозы террористического характера, а также выявления и проверки лиц, «вынашивающих намерение применить взрывчатые вещества и взрывные устройства в антисоветских целях».
По поводу розыска авторов анонимных документов, содержавших угрозы осуществления террористических действий, бывший первый заместитель председателя КГБ СССР Ф.Д. Бобков отмечал, что, как показывал опыт, к ним следовало относиться серьезно, поскольку нередко их исполнители извещали о своих намерениях рассылкой анонимных требований или ультиматумов. С рассылки анонимных угроз начинал В.Ильин, осуществивший покушение на кортеж Л.И. Брежнева в январе 1969 г. С этого же начал и А. Шмонов, стрелявший в М.С. Горбачева на Красной площади 7 ноября 1990 г.[130].
При создании этого отдела руководство КГБ исходило из того, что формирование террористических намерений может быть следствием враждебного идеологического воздействия из-за рубежа на различные социальные группы и отдельных граждан, а также вызвано «подражанием» зарубежным террористическим группам, весьма активно действовавшим как на Ближнем Востоке, так и в ФРГ, Великобритании, Испании и Франции.
По нашему глубокому убеждению, обращению к терроризму во всем многообразии его деятельностно-криминальных проявлений, предшествуют глубокие духовно-нравственные и психологические трансформации личности террориста, что необходимо учитывать для организации эффективной системы противодействия и криминологической профилактики терроризма.
В 7-м отделе 5-го Управления сосредотачивалась вся база данных, поступавших в органы КГБ по различным каналам, касавшихся террористических настроений, намерений и действий. Хотя, справедливости ради следует сказать, что объем его работы не идет ни в какое сравнение с тем валом террористических угроз, который пришелся на Россию с 1992 г.
В отделе в виде контрольно-наблюдательных дел (КНД) концентрировалась информация по оперативным разработкам, проводившимся территориальными органами КГБ. Также сотрудники отдела нередко выезжали в командировки для оказания практической помощи разработчикам на местах.
Организация работы по сигналам о возможных террористических действиях со стороны иностранных граждан по-прежнему оставалась за ВГУ КГБ (в конце 70-х годов она была возложена на 11 отдел, который нередко осуществлял оперативные мероприятия совместно с 7-м отделом 5-го управления).
Ставя задачи по противодействию террористическим проявлениям, руководство КГБ СССР исходило из того, что подобные жестокие бездумные акции могут являться как следствием целенаправленного зарубежного идеологического воздействия на отдельных граждан нашей страны, так и следствием разного рода негативных социальных процессов, исключительного стечения личных неблагоприятных обстоятельств, влияния разного рода криминогенных факторов. Последнее направление — криминологическая профилактика преступных проявлений, на что постоянно обращал внимание руководящего и оперативного состава Ю.В. Андропов, присутствовало в деятельности всех подразделений КГБ СССР.
С.В. Чертопруд в одной из книг, посвященных Ю.В. Андропову, писал, что «в 60-е — 70-е годы прошлого века начался обратный процесс — подготовка социальной базы терроризма» [131]. Соглашаясь с тем, что в конце 70-х годов в СССР действительно начался некоторый рост социальной напряженности, на что председатель КГБ Ю.В. Андропов настоятельно и неоднократно обращал внимание своих коллег по Политбюро, тем не менее, вряд ли возможно согласиться с приводимой столь категоричной оценкой социальных процессов в СССР.
А процесс роста социальной напряженности, на контроль над которым и заблаговременное выявление «очагов социального возбуждения» указывал Андропов чекистам, был связан как с возникновением социальных и экономических проблем в СССР, так и с «новым курсом» администрации Дж. Картера, взявшей курс на «защиту прав человека во всем мире».
Не следует думать, что-де, в СССР не существовало определенных проблем в сфере соблюдения и реализации прав человека, как подобные проблемы всегда существовали и существуют во всех без исключения государствах мира. Другое дело, что их острота и масштабы не идут ни в какое сравнение с тем, что нашим гражданам пришлось испытать и пережить позднее, в годы начавшейся «перестройки» и 1990-е годы постперестройки.
Еще одним фактором роста социальной напряженности в стране и обществе являлись активизировавшиеся и расширявшиеся объективные процессы глобализации, дополнявшиеся целенаправленными действиями иностранных спецслужб — от США и Великобритании, до Саудовской Аравии, Пакистана, Ирана и других.
Одним из проявлений глобализации являлось распространение информации о террористических акциях, совершавшихся за рубежом палестинскими, итальянскими, западногерманскими, французскими и латиноамериканскими террористами, многие из которых позиционировали себя как «левые», «коммунистические» силы сопротивления».
И именно на конец 60-х — начало 70-х годов прошлого века приходится и активизация деятельности таких известных террористических организаций, как ЭТА в Испании, «Красные бригады» в Италии, «Фракции Красной армии» в ФРГ, «Красной Армии Японии» (КАЯ), «Аксиьон директ» во Франции, ИРА в Великобритании и тому подобных, пример и демагогические призывы и «воззвания» которых, по оценкам чекистов, могли вызвать «подражательность» и в нашей стране.
Что свидетельствовало как о значительной интернационализации всех социально-политических процессов в мире, так и о необходимости их учета в интересах обеспечения национальной и государственной безопасности страны.
Отметим, однако, что уже тогда, на рубеже 1970-х годов, Ю.В. Андроповым была осознана эта всепланетарная зависимость и взаимосвязь Советского Союза со всем миром, и сделан вывод о необходимости внимательного изучения зарубежных социальных процессов и их влияния на развития обстановки в Советском Союзе.
3 июня 1969 г. вооруженной группой из трех антисоветски настроенных жителей Ленинграда была осуществлена попытка захвата самолета «Ил-14», совершавший внутренний рейс по маршруту Ленинград — Таллин. О данном факте в советской печати не сообщалось, поскольку эта попытка была быстро пресечена силами самого экипажа самолета. Все четыре члена экипажа были награждены орденами Красного Знамени и Красной Звезды.
Следует особо подчеркнуть, что волна «воздушного терроризма» в мире начинается после относительно успешных для террористов захватов боевиками Народного Фронта освобождения Палестины (НФОП) 23 июля 1968 г. «Боинга — 707» в Афинах и 22 июня 1970 г. «бойцами» палестинского Фронта народной борьбы (ФНБ) рейсового самолета из Бейрута, получивших широчайшее освещение в мировых СМИ.
Поскольку захват гражданских самолетов («хайджекинг»), был наиболее распространенной формой террористических проявлений в СССР, представляется необходимым подробнее остановиться на этой проблеме. В конце 1960-х годов, акты по захвату самолетов в аэропортах или в полете, что, согласно международным конвенциям ИКАО (Международной организации гражданской авиации), является актами терроризма («воздушным терроризмом»), стали наиболее распространенными не только в СССР, но и мире.
Всего в СССР с 1954 по 1994 г. известно об около ста попытках захватов воздушных судов, подавляющее большинство из которых пресекалось бескровно.
Несмотря на то, что захват самолетов с выдвижением требований выкупа и предоставления вылета за границу под угрозой расправы с пассажирами, имел место в СССР, не следует, однако, трактовать эти действия как «проявление политической оппозиции в СССР».
Как отмечал по этому поводу доктор юридических наук М.П. Киреев, криминологический анализ попыток захвата авиалайнеров показывает, что более 70 % террористов преследовали корыстные цели, в том числе около 25 % из них являлись уголовниками-рецидивистами, в том числе и в целях бегства за границу от ответственности за ранее совершенные преступления; более 20 % из них являлись психически больными лицами; и только действия примерно 10 % «террористов» имели ту или иную «политическую» мотивировку своих преступных действий