к автору в гости…
Перед тем, как она свалила за кордон, мы поссорились. Не виделись и не разговаривали тогда месяц. Она обиделась и исчезла. Телефона у меня в те поры и в проекте не было, инета и подавно. О том, что она собирается эмигрировать, я, конечно, слышал, но думал, что всё это: поездки на курсы, коробки с мацой и кулоны с семисвечниками – просто игрушки и мечтанья… Потом она вдруг появилась – повела меня на остров Эльдорадо и там сказала, что скоро уезжает. В конце вечера я повстречал на Кольце дружбанов и в один чох накачался до бесчувствия. Больше я её не видел.
Затея была такая: однажды она вдруг нагрянула ко мне в гости, сбросив в дверях тяжёлый туристский рюкзак, из обычного пакета раскатилась по полу грязная картошка… Оказывается, она сказала родителям, что идёт в поход с ночёвкой на неделю, а сама собирается тусить у меня!
Я обрадовался; в следующие четверть часа мы мгновенно поглотили едва ли не все запасённые ей 10х10 яиц и огурцов. Впереди были ещё шесть дней – и ночей! Я понимал, конечно, слёту, что Катя явилась не просто так «ко мне», а преследуя свои хитроумные, хорошо у неё где-то прописанные цели. Это для нас всегда тупо вбит полный вперёд, а женщина обычно открывает окно Овертона – прежде всего для себя самой… И первая цель её была – рейв-парти, «Right In The Night» – да, прямо сегодня, тем паче, что это случай едва ли не беспрецедентный – рейв-парти ин Тамбово!
Билеты стоили как пол-ящика бутилированного счастья. Два-три тамошних коктейля – я уже имел горький (для меня) опыт угощенья её и её подруг – столько же. Но что поделаешь… Я уже понял, что если удастся удачный рейв, а после ещё около 70 часов совместного времени покажутся ей столь же насыщенными и феерическими… (Это вам не «фильмы посмотрим» и «музон послушаем»: ТВ и чего-то компутерного, я напоминаю, нет!) Читать совместно вслух (её сомнительная затея), готовить картошку (что ещё? запасов как-то катастрофически мало), играть в домино, в картишки, в прятки… Ну, на Кольцо, конечно, явиться во всём блеске, испить там без лимита «пора домой», а дальше ещё в галерею… В общем, за мой галерный труд – для мозга и языка – где-то к наступлению часов трёх ночи четверга я могу надеяться…
Я не сухарь какой-нибудь – и тем паче вовсе не картёжник – могу я, к примеру, танцевать! Да так, что танцы эти… производят впечатление гм… не менее, чем философско-языковые построения… Да что уж скромничать – обычно несравненно более! Ну, или, так сказать, всё в комплексе и органическом единстве. Хотя о плясках я редко вспоминаю, а под хоть какую-то философию нужна, как ни крути (как вообще-то и под танцы музыка!), материалистическая база – хотя бы бутылки в две вина иль водки.
И вот тебе дискач, коктейли – пожалуйста. Что называется, покажи себя! Вернее, мне наоборот надо будет сдержаться – чтобы не разойтись в безумном танце и не распугать почтенную рейв-публику, а главное своих девчурок. Задача ещё сложнее – не нахрюкаться, ведь всё же ответственность на мне за эту Катю (а вдруг ещё родители узнают!), да и свинство вообще может начаться беспринципное…
Не успел я опомниться, как она уже что-то распаковывала в ванной (у меня максимум, что было, лишь какой-то обмылок мыла), и, врубив на всю воду (всегда холодную!) и не озаботившись закрыть дверь, принялась… за бритьё ног! Я наткнулся взглядом на выставленную на край ванны её щедро намыленную икру – зрелище для меня неожиданное и, прямо сказать, отнюдь не привычное.
Месседж я, конечно, понял: что вот, мол, какая я Катя взрослая! И это было так школьнически в лоб, неуклюже – даже, кажется, умудрилась у пятки порезаться.
Тампоны, прокладки, бритвы, крем для эпиляции, полоски для депиляции… – в эпоху победившего феминизма всё теперь выставляется на самые видные места самых первых полок в любой ванной. И поразительно, что ещё совсем недавно, до «безвременья» девяностых, невозможно было даже представить, чтоб проблематика личной дамской гигиены обсуждалась публично, а незамысловатые тогдашние аксессуары не убирались всегда в самый нижний и дальний ящик комода. То одно, то совсем другое – сплошные перекосы, когда материальная, бытовая культура (попеченье женское), почуяв ослабленье узд мужского логоса, скачет себе вразнос, игриво взбрыкивая, как «щепки летят» кидаясь грязью…
Мелькавшие в сумраке ладные ножки теннисистки – видел, да… И даже вблизи их видел – как нечто девчачье-пупырчатое – тогда, в домашнем халатике. Но трудно даже и вообразить эту настоящую, «из плоти и крови», Катю, что она неделю будет существовать совсем рядом. Ведь сколь много бы мы ни говорили и ни таскались по кафе и заснеженным улицам – наверняка не нагуляли и недели непрерывного времени.
Верно предположив, что утюга у меня и быть не может, она раскатала заблаговременно свёрнутые в рулон хаки штаны с накладными карманами (прообраз её будущей армейской формы!) и по-солдатски быстро в них облачилась – за закрытой дверью.
Уже при выходе я твёрдо знал, что нажираться никак не собираюсь: жрут когда нет вообще никакой надежды, никому не нужен, никто к тебе не придёт и сам ты никуда ни с кем не двинешься – ни в какие походы и гости. Разве что лишь привычные алкодрузья, – но это как Проксима Центавра от Системы танцулек с чиксами.
На остановке, когда мимо шёл автобус, Катя пряталась за боковиной – как бы мама из окна не засекла!
На Кольце мы встретили Пуха и ещё трёх-четырёх подружек и всею процессией отправились на променад до клуба. Понятие «фейсконтроль» тогда уже бытовало (и я на него надеялся: может, хоть поменьше будет вездесущей гопоты), но в клубы вообще пускали практически всех, с любого приличного look-возраста – как и продавали кругом курево и спиртное…
Я почуял неладное сразу, когда смекнул, что вокруг царит какое-то странное возбуждение, все странно переговариваются, а идём мы подворотнями. Пытался отозвать Катю поговорить, но она только весело отнекивалась, что «сейчас сам всё увидишь». Ну, веселье так веселье, думал я, всё же молодость. Кто же мог сразу знать, что один из участников нашей дэнс-туристической экспедиции на ночёвку домой уже не вернётся. И отгадайте, кто.
7.
Наконец, недалеко от клуба в одной грязной подворотне остановились: «Здесь!» Пух что-то звякающее выволок из тайника под кирпичами, маленькая Ксюша и рослая Роксана поспешили в заросли и лопухи писать и вышли оттуда с баклажками «запивки» и пакетом пластиковых стаканов.
Закуси не было никакой – о ней даже и речь не велась! – и все эти, извините, пятнадцати-шестнадцатилетние самостоятельные юницы, шкодливо-феминистически не обращая внимания на присутствие двух старших по возрасту мужланов (Пуху было 17, в 18 он умер от передоза), начали чуть ли не из горла раскушивать водку, то неумело запивая её ершистой газированной дрянью, то просто закуривая сигаретами.
Надо ли говорить, что я, видавший уже, наверно, все виды алкоперверсий, всё равно был несколько шокирован. Пытался образумить: сначала тактично, с шутками, потом, минут через пятнадцать, когда понял, что происходит, – и сколь это неэстетично, неэтично, механистично… Оказалось, что общий друг всех девочек Пух не собирался не только пить, но и идти в клуб. Он резко исчез: утопал по своим делам – гораздо, видимо, предпочтительным, чем все эти ритуальные пляски с зелёным сестринством Кольца в кольцах зелёного змия. А я был вынужден, как мог, увещевать и бороться – но всплески моих призывов к разуму так и тонули в бьющем фонтаном внезапном веселье. Все, в том числе и Катя, мгновенно сделались какими-то заворожёнными – ни бросить и уйти, ни утянуть их в клуб… Пару раз я выпил – да мне и пить в таких мерзостных условиях не хотелось!
Особенно мне было непонятно и даже обидно, что меня как-то вообще вынесли за скобки: у них это, видите ли, за месяц было запланировано! Могли бы преспокойно дома выпить – чессно-благородно, с какой-никакой закусью. И Пух, и все гёрлскаутс, да и вообще могли бы и кавалеров пригласить. Уж коли и меня-автора не боятся, и столь отчаянно настроены на кушанье, то гляди и заслуженные алкосталкеры показались бы не настоль монструозны. Тем более, что в пещерных моих чертогах собирались не ходоки по дамкам hot и do, но в основном возвышенные доброхоты донкихотские. Могли бы и потанцевать немного – хотя бы для разминки… Ещё логичней и проще – вдвоём бы с ней выпили. И может, не так уж и скучно: я мог бы и сольно выступить, чтобы она, все они надорвали животики, поразившись, «что вообще человек может в природе из себя являть». Всё лучше, чем подворотня.
С большим трудом, уже выбивая из рук стаканы и сигареты, пряча в лопухи недопитые баттлы, хватая и таща их всех по одной и пачками, я довёл всю эту делинквентную гурьбу до дверей с пришпиленной афишей «RAVE-PARTY!!!». Их с радостью пропустили. Они, как голодные к источнику, кинулись к коктейльному бару – та же водка, но разбавленная той же запивкой и в десять раз дороже.
Конечно, рейверского тут было не так уж чтоб через край… Раз пять я уже бывал с Катей в этих тогда только-только открывшихся клубах – и каждый раз недоумевал. Слетаются, как мошки на свет керосинки, все девахи – и заседают по углам, блестя зелёными зубами, часами мусоля очередной стакан или даже бутылку спрайта, стоящую как настоящая поллитровка! Мало-мальски серьёзное романтическое знакомство здесь невозможно (долбит музыка, все толкутся, нужны «лавэ на дринки»); а, извините, сниматься, просто-трахаться в сортире они тоже ещё неспособны. Всё же все наши знакомые школярки – это ведь девчурки умные, чего-то в жизни ждущие, для провинции тогда – вообще диво дивное.
И вот они сидят с напускным уставше-отшивающим взором, взирая-поражаясь, как и я, что многие вокруг уже не по погодке растелешились, не по-постсовсковому раскрепостились – тут и вам героини и героиньки клипа «Smack My Bitch Up», и стриптизёры эрастично-эластичные, и «снемаются-не-стесняются»… Веселье вроде, натужный карнавал. Но вообще ведь в нашем русском, послесоветском полушарии у всех, говорят, левое полушарие подтормаживает – поэтому кругом все взгляды стреляют депрессивно, пусть даже это и юные милашки в полутёмном, как сельский погреб, клубе иль автобусе. Но стоит лишь от этой затаённой достоевщины дорваться до прозрачной вонючей отравы – всё преображается. И городской клубешник, и сельский клуб, и даже автобус. Вот, полюбуйтесь на доченек!..