– Он по тебе скучает, – прошептала Кира, твердо подхватив меня под руку; она не отпускала меня, пока Сад-Театр не остался позади. – Дайо почти не спит, если только я не пою ему или Тереза не делает травяной настой. Если не хочешь с ним видеться, то можешь хотя бы написать.
Я отказывалась принимать послания, которые Дайо ежедневно присылал мне в башню, из опасения, что они пошатнут мою решимость держаться от него на расстоянии.
– Поиски информации полезнее, чем писать записки, – сказала я. – Если я найду свою цель и сумею избавиться от проклятия, мне не придется его избегать.
Кира фыркнула:
– Тогда найди цель побыстрее. Слухи уже выходят из-под контроля.
Я резко развернулась:
– Какие слухи?
– Существует не так много причин, по которым два члена Совета могут спать в башне одни, – ответила Кира. – Даже наш Совет начинает что-то подозревать. Майазатель потребовала регулярных отчетов о размерах твоего живота.
Когда я непонимающе на нее посмотрела, она выразительно задвигала бровями:
– Майазатель думает, что ты носишь под сердцем пикина от Санджита. Чтобы спасти вас обоих от придворного скандала, она придумала сложный план, в результате которого Дайо должен выдать вашего ребенка за своего.
Я хмыкнула.
– Очень на нее похоже. Великий Ам! – простонала я. – Когда мы окончательно переедем в Ан-Илайобу, Майа с ее любовью к сплетням впишется в компанию здешней знати как влитая!
– Надеюсь, мы никогда сюда не переедем, – выпалила Кира. – То есть я знаю, что это случится. Нам придется. К этому мы готовились всю нашу жизнь. Но…
Она вздохнула и остановилась в северном дворе, позволяя важным и ухоженным павлинам исследовать подол ее жреческого кафтана. За Дворцовым холмом возвышались крыши Олуона. В больших кострах, разожженных на площади, пылали истории гриотов: в небо поднимался дым.
– Когда я жила в Благословенной Долине, то хотела повидать мир. Я мечтала путешествовать по всей империи, увидеть все что только возможно. Но чем больше я узнаю о Сонгланде, тем невыносимее кажется мне Аритсар. Я уже не знаю, чего хочу. Знаю только, что мир – огромен, а я устала притворяться, что это не так.
День Первого Указа неумолимо приближался. Мероприятие должны были посетить и послы, и знать, и простолюдины, поэтому во дворце готовились к приему. Многие представители королевских семей, как я с ужасом узнала, тоже собирались приехать. Это было необычно: правители континента чаще посылали вместо себя посредников на любые торжества, кроме самых масштабных.
Но поскольку за Первым Указом последует церемония Продления Перемирия, многие царственные особы решили заранее прибыть во дворец.
Мы с Кирой тщетно искали маски Айеторо – единственное доказательство того, что Лучезарные императрица и принцесса действительно существовали. Мы ежедневно прочесывали Имперскую Библиотеку, а по ночам искали зацепки в дворцовых усыпальницах. Я продолжала навещать Леди на Небесах. Я не могла приходить часто, чтобы Олугбаде не начал подозревать меня еще сильнее. Но после достаточно весомой взятки стража позволила мне приносить небольшие подарки: кусок мыла, тонкое одеяло, баночку мази для обветренной кожи. Передав предметы через решетку, я садилась на пол, иногда молча, иногда задавая вопросы. Последние она чаще всего игнорировала, особенно те, которые касались ее детства.
Она проявляла интерес лишь тогда, когда я рассказывала об устройстве Крепости Йоруа или о том, как меня обучали Таддас и Мбали.
– Когда ты говоришь о Верховном Судье, то часто упоминаешь и жрицу, – заметила она однажды, задумчиво наклонив голову.
Я пожала плечами и покраснела:
– Они всегда вместе.
– Похоже на историю, моя дорогая.
Я колебалась. Рассмеявшись, Леди похлопала меня по руке через решетку:
– Не беспокойся об их репутации. Я не в том положении, чтобы с кем-то сплетничать.
Мне очень хотелось увидеть ее улыбку. Так что я застенчиво рассказала ей о том случае, когда случайно застала Таддаса и Мбали в момент страсти. Леди внимательно слушала и усмехалась. Я тоже: я впервые поделилась с матерью шуткой.
Я задумалась. Доходили ли до Леди слухи обо мне с Санджитом? Матери, как утверждала Кира, обычно старались защитить дочерей, когда дело касалось отношений с юношами.
Но если Леди и подозревала, что я к кому-то неравнодушна, то никогда ничего не спрашивала. Наверное, ей даже в голову не приходило, что у меня могут быть какие-то романтические или иные аспекты жизни, не связанные с ее планами.
Каждую ночь Санджит, совершенно измотанный, падал в мои объятия. Он прижимал меня к себе – мышцы его были твердыми, как камень, пока наконец он не позволял себе расслабиться, отбрасывая маску сурового гвардейца. В худшие дни маска оставалась, даже когда он спал. Хмурясь от беспокойства, я гладила его напряженную челюсть, пока он не обмякал окончательно.
– Тренировки закончены, – сказал он однажды ночью. – Мы начали кампании в городе.
Волосы Санджита пахли костром. На руках виднелись свежие синяки: гражданские пытались сопротивляться, когда у них забирали книги и барабаны.
Против Дара Санджита, впрочем, долго продержаться не мог никто.
– Тебе не придется следить за исполнением «Указа о единстве» вечно, – сказала я, но даже для меня это прозвучало фальшиво. – Люди привыкнут. И все может измениться, когда Дайо станет императором.
– Как много кошмаров у меня будет к тому времени? И сколько кошмаров я вызову у других? – Мрачно улыбнувшись, он отвернулся на другой бок. – Наверное, Ама ошибалась. Я всегда буду зарабатывать на жизнь ломанием костей.
Я нахмурилась в темноте, вычерчивая пальцами узоры на его спине, пока он не уснул.
– Не для этого я пересекла яму с углями, – прошептала я.
В предрассветный час я зажгла масляную лампу и написала письмо, запечатав его своим кольцом. Затем постучала в дверь, которая по моему настоянию запиралась на ночь, и отодвинула перегородку в центре, скрывающую небольшую щель, через которую я могла заглянуть в закуток, где спали служанки.
К двери подошла зевающая Бимбола, и я вручила ей письмо.
– Это нужно отправить на рассвете, – велела я, высыпав Бимболе на ладонь увесистую горсть монет. – Найди посыльных. Им придется использовать камни переноса. Не жалей денег.
Бимбола кивнула, округлив глаза от любопытства. Я заметила, что перед уходом она украдкой взглянула на запечатанное письмо, на котором моей торопливой рукой был выведен адрес: «Для торговки Кии. Деревня Пикве, Суона».
Глава 29
Настала ночь перед моим Первым Указом, а маски Лучезарных так и не были найдены. Я мерила шагами комнату в башне, пытаясь избавиться от парада смертей в голове. Яд, болезнь, обжорство, горение. Босыми ногами я чувствовала шершавый песчаник. Санджит с беспокойством наблюдал, как я втаптываю эти слова в пол, пытаясь раздавить их в порошок, чтобы они больше никому не навредили.
Утопление, удушение, кровотечение.
– Император не знает слабость Леди, – сказала я, теребя концы платка для сна.
Она так и не закончила сбор своих Одиннадцати, а значит, ее могли убить и не помазанные. Олугбаде требовалось только выяснить, как именно.
Нападение зверей, природная катастрофа. Отказ органов, проклятие ведьм, избиение.
– Вероятно, он перепробует все доступные способы, пока не угадает, – произнесла я едва слышно. Конец платка превратился в растрепанный клубок ниток. – Ей будет больно. Даже если она не умрет, то все равно будет чувствовать боль. Джит, я… я не знаю, что мне…
Он прижал меня к груди, но напряжение не ушло.
– Дайо и другие будут рады увидеть тебя снова, – пробормотал он. – Они в Детском Дворце, готовятся к твоей церемонии прямо сейчас. Когда я ушел, Камерон и Тео спорили о том, сможет ли Камерон тайком пронести туда детеныша суриката.
Я слабо рассмеялась, пытаясь отвлечься от тяжелых мыслей.
– Зачем?
– Кам считает, что тебе не помешает эмоциональная поддержка.
Санджит взял с подоконника зачарованное зеркало Леди: я увидела, что мои названые братья и сестры стоят в Зале Снов, как манекены, украшенные роскошными тканями и драгоценностями, и поддразнивают друг друга, пока дворцовые портные пришивают пуговицы и шлейфы к их парадным одеждам. Вчера портные приходили и ко мне, чтобы подготовить наряд для моего Первого Указа, споря о том, какие цвета мне к лицу. Я почти выбрала ярко-зеленый шелк, украшенный золотой вышивкой.
Но тут Бимбола деликатно прокашлялась:
– Император предложил, чтобы вы надели это, Ваше Святейшество.
Она протянула мне сверток накрахмаленной парчи, белой, как кость, с узорами в виде солнца и звезд, сверкающими вдоль краев.
Имперская ткань. Чтобы мир знал, кому я принадлежу.
Я шпионила за Детским Дворцом до глубокой ночи, даже после того, как Санджит уснул, а мои братья и сестры улеглись в свои постели.
Но одно спальное место в Зале Снов, заметила я с тревогой, пустовало.
В дверь комнаты тихо постучали.
Я вздохнула. Наверное, Бимбола решила упрекнуть меня за то, что я сижу при свете лампы, а не отдыхаю. Я поплелась к двери и отодвинула перегородку, чтобы посмотреть через отверстие.
Служанки исчезли. За дверью в тусклом свете луны стоял лишь один человек.
– Дайо, – выдохнула я.
Я тут же схватилась за янтарь на шее.
Лицо принца было гладким и лишенным морщин, однако он почему-то казался старше. Мудрее.
На нем была только ночная сорочка, в вырезе которой виднелась обсидиановая маска. Дайо был одет точно так же, как в мою последнюю ночь в Йоруа, когда я заманила его к Колчану Энитавы.
– Мне жаль, – сказала я, подавляя мигом охватившие меня кровожадные порывы и благодаря Ама за закрытую деревянную дверь. – Мне так жаль.
– Ты не читала мои послания.
– Тебе не стоит здесь находиться.
– Потому что ты снова попытаешься меня убить?