В груди у меня теснилась надежда. Олугбаде попал в ловушку собственной гордости. Ему следовало убить Леди там, где нет зрителей, испытав все способы умерщвления по очереди. Никто бы не видел его провальных попыток. И не догадался бы о силе Леди.
Но мой Первый Указ вынудил императора принять поспешное решение. Как змея, хватающаяся за ветку в сезон наводнений, он цеплялся за свою веру в то, что притязания Леди незаконны. Настаивая на публичной казни, он загнал себя в тупик.
– Яд, – сказал Олугбаде, доставая из-под агбады флакон с мутной жидкостью.
Зрачки императора были расширены. Он вытащил из-за пояса нож и вылил на лезвие содержимое флакона. Едкий запах ударил мне в ноздри. Олугбаде ухмыльнулся.
– Попробуй зачаровать вот это, ведьма.
Леди была неуязвима и к яду. Я видела маску императрицы и помнила, как светилась ярко-зеленая полоса. Но, к моему удивлению, Леди согласилась:
– Хорошо. Я подчинюсь тебе, брат. – Она помедлила. – Но благородный император ведь позволит мне последнюю молитву? Прежде чем ты убьешь меня, позволь Верховной Жрице зачитать «Конец».
Совет напряженно зашептался. Затем Олугбаде сжал зубы и кивнул Мбали, чтобы она вышла вперед.
Верховная Жрица дрожала, рисуя знак пеликана на подбородке Леди.
– Мне жаль, – прошептала Мбали. Крошечные зеркальца на ее молитвенном платке отбрасывали солнечных зайчиков на лицо Леди. – Ты ведь знаешь, я не хотела, чтобы до этого дошло.
К моему удивлению, по щеке Леди скатилась слеза:
– Знаю, Мбали.
– Ты помнишь слова?
Леди кивнула. «Конец» – это молитва, которую большинство жителей Аритсара учили еще в детстве: «Сегодня я стану частью Шествия Эгунгуна. Сегодня моя душа очистится. Ам, написавший мое рождение и мою смерть, проводи меня к Ядру, к миру без конца».
Женщины покачивались, держась друг за друга и хором напевая молитву:
– Сегодня я стану частью Шествия Эгунгуна…
Мбали начертала знак пеликана уже на лбу Леди.
– Сегодня моя душа очистится. Ам, написавший мое рождение и мою смерть, проводи меня к…
Леди схватила Мбали под мышки, и они обе упали на пол.
Все еще удерживая Мбали своими гибкими мускулистыми руками, Леди свесила Верховную Жрицу с края башни.
Толпа внизу закричала.
– Время принять решение, брат, – выдохнула Леди. – Если бы ты только позволил нам стать семьей…
Совет императора бросился вперед, но замер в страхе, когда Леди ослабила хватку. Олугбаде с расчетливым спокойствием медленно положил нож на землю.
– Ты хочешь моей смерти, – сказал он, – но не сможешь убить Лучезарного. Это бесполезно, Леди. Если ты причинишь Мбали вред, то лишь умрешь злодейкой в глазах мира. Ну же. Отдай ее нам и покончи со всем достойно.
– Сегодня кто-то упадет с Небес на землю, – ответила она. – Или кого-то уронят, или кого-то столкнут. Я не желаю Мбали зла, но выбор за тобой.
– Ты не в том положении, чтобы ставить условия, – возразил Олугбаде.
Но она смотрела не на императора. Она смотрела на Таддаса… который стоял рядом с императором, на краю башни. Верховный Судья побледнел.
Нет. Она просто не могла… Это невозможно. Как она вообще узнала, что Таддас…
Внутри меня что-то оборвалось.
Она знала, потому что я рассказала ей. Я хотела ее рассмешить. Я предала Таддаса и Мбали и раскрыла их секрет – единственный рычаг, который мог настроить члена Совета против императора.
Я продала душу Таддаса ради ее улыбки.
– Не делай этого, – выдавила Мбали, обращаясь к Таддасу. – Помни о том, во что веришь. Справедливости нет. Есть только порядок.
– Ты в это не веришь, – прошептал он. – И никогда не верила.
Мбали слабо улыбнулась.
– Иногда приходится верить в ложь, чтобы выжить.
Затем она вонзила ногти в руку Леди – та вскрикнула от неожиданности. Хватка ее ослабла еще немного.
– Нет! – взвыл Таддас.
Глаза его сверкнули: воздух затрещал от его Дара, вышедшего из-под контроля. От Таддаса исходили такие мощные волны энергии, что я увидела его воспоминания, даже не касаясь. Перед глазами проплывали картины: детство, проведенное в бедности и преступлениях, веснушчатый мьюйский мальчик, мечтавший о стабильности. Я пролетела через тот день, когда он прибыл в Детский Дворец, в изумлении глядя на первую чистую одежду в своей жизни. Затем проскочила на несколько лет вперед.
Сердце Таддаса недоверчиво сжалось: Олугбаде, юный принц, которого он безмерно уважал, только что назвал его Верховным Судьей Аритсара. Его – вора из кишащих крысами трущоб Клов-он-Дерри!
Я снова пролетела вперед. Мальчик стал мужчиной, следившим за исполнением законов с серьезностью и раскаянием бывшего преступника. Он влюбился в жрицу из Суоны: ее глаза видели истину, а ее поцелуи отдавали на вкус милосердием. Всего одного движения темных гибких пальцев хватило, чтобы разрушились его идолы стабильности.
Прошли годы. Он привязался к ребенку, который напоминал его самого. То была дочь преступницы, рожденная в бесчестии и внушающая страх. Таддас с улыбкой наблюдал, как девочка осваивается в Детском Дворце, делая первые осторожные шаги по пути правосудия. Он решил поверить в нее и, когда пришло время выбрать преемника, предложил ей тот же шанс на искупление, который когда-то предложили и ему.
Снова вперед. Рыжие волосы мужчины начали седеть: он жил в постоянном напряжении. Он любил закон. Он обожал Мбали. Он почитал Олугбаде, своего брата и повелителя.
Откуда Таддасу было знать, что выбранная им девочка – ребенок, которому он предоставил шанс, – станет причиной его падения? Что она предаст его тайну? Что из-за нее в один миг разрушится все, что ему дорого?
– Мне жаль, – охнула я. – Правда, жаль…
Затем Таддас, Верховный Судья Аритсара и бывший мальчишка-попрошайка из Клов-он-Дерри, всхлипнул, покачнулся и столкнул императора Аритсара с башни.
Одновременно с ним Леди дернулась и, издав крик ужаса, выронила Мбали из рук.
Было тише, чем я ожидала. Хруст тела, врезавшегося в камень. Гораздо громче оказался звук, который последовал секундой позже: непрерывный вой толпы, бивший по барабанным перепонкам. Люди внизу в панике бежали наутек, давя друг друга, а во двор кинулись воины Имперской Гвардии. Таддаса утащили прочь остальные члены Совета: он обмяк в их руках, как тряпичная кукла. Его зеленые глаза остекленели от горя.
Единственный хруст.
Какое из тел? Пульс застучал у меня в ушах. Какое из тел?
Внезапно в небе появился силуэт человека, закрывший безжалостные лучи солнца. Черные волосы развевались на ветру подобно ореолу. Символы на коже светились, спускаясь по жилистым рукам, в которых лежала дрожащая ноша: Мбали.
Живая.
Ву Ин поставил Верховную Жрицу на башню, и она бросилась прочь, торопливо спускаясь по ступеням обратно во дворец.
– Ты пришел за мной, – выдохнула Леди.
– Я пришел за тобой, – согласился Ву Ин.
А потом он схватил с пола нож Олугбаде и полоснул Леди по лицу.
– Это за то, что ты лгала моим людям! – закричал Ву Ин. На щеке Леди расцвела длинная красная царапина. – Теперь ты отмечена, как и я, как тысячи Искупителей, которых ты отправишь на смерть. Забудь о помощи Сонгланда. Когда ты станешь императрицей, я сделаю все возможное, чтобы они не захотели с тобой связываться.
Леди поднесла руку к лицу. С интересом посмотрела на кровь, оставшуюся на пальцах.
– Маленькое чудовище, – пробормотала она. – Теперь я уже не стану императрицей. Ты убил меня.
На лице Ву Ина отразилось замешательство. Кто-то бросился на него, крича, рыдая, колотя кулаками по груди. Я знала, что этим «кем-то» была я, но мир вокруг, казалось, застыл. Перед глазами у меня потемнело.
– Это нож Олугбаде, – всхлипывала я. – Император смазал лезвие ядом. Ты отравил ее!
Зеленая полоска на маске Айеторо не имела значения. Леди помазала Ву Ина, а потому он мог убить ее – точно так же, как Таддас убил Олугбаде.
Против Ву Ина неуязвимости Леди не работали.
Ву Ин побелел. На Небеса ворвались воины, мгновенно нас окружившие. Руки Ву Ина сомкнулись вокруг моего тела, как тиски. В следующий миг мы уже были в воздухе, поднимаясь все выше и выше над дворцом, оставляя Леди позади.
– Убийца! – рыдала я, пытаясь вцепиться ногтями в его грудь. Но он держал мои руки, и я не могла ими пошевелить. – Монстр. Убийца!
– Я не знал, – повторял Ву Ин. – Не знал.
Воины стреляли в нас. Одна стрела поцарапала предплечье, больно ужалив, а другая с глухим стуком вонзилась в бок Ву Ина. Но мы продолжали подниматься, удаляясь от Ан-Илайобы. Прежде чем потерять сознание под рев ветра, я увидела, как море воинов окружает распростертое тело, лежавшее далеко внизу. Застучали барабаны.
От парапета к парапету звенели крики:
– Император ушел в деревню. В ближайшее время он не вернется. Да здравствует Его Императорское Величество, Экундайо, король Олуона и Оба Аритсара!
Глава 31
Когда я очнулась, шел снег.
Я видела снег лишь однажды: во время нашего благотворительного тура. В тот день с помощью камней переноса мы очутились в горах Бираслова. Помню, я очень удивилась, когда поняла, что он такой мягкий – снежинки касались лица невесомыми поцелуями, а я смеялась и вздрагивала.
Теперь поцелуев не было. Только ледяные пощечины ветра, пока мы пролетали над призрачно-белой долиной. Ву Ин продолжал нести меня, хотя держал не столько руками, сколько невидимой пульсирующей силой. На мне все еще был церемониальный наряд для Первого Указа – от холода меня защищал лишь тонкий плащ Ву Ина.
– Твоя рука не будет истекать кровью, пока мы не приземлимся, – сказал Ву Ин хриплым и слабым голосом. – Как и моя рана. Поток воздуха стабилизирует их, но я недолго смогу удерживать нас наверху.
– Сколько я спала? Куда ты меня несешь?
Я стала сопротивляться и задела стрелу в боку Ву Ина. Он взвыл от боли, и мы рухнули вниз. Я закричала. Затем Ву Ин, выругавшись, выровнялся: мы опасно зависли в воздухе.