Слова Леди льются в уши подобно пчелиному воску: так же оглушающе и сладко.
– Прими же свое помазание.
Глава 33
Покинув разум Ву Ина, я задрожала: меня трясло от фантомного ощущения объятий матери.
– Несмотря на все усилия, Леди так и не заполучила армию Сонгланда, – пробормотал Ву Ин, печально улыбнувшись на полу класса. – Я пытался убедить матушку годами, но Минь Цзя всегда удавалось ее отговорить, – объяснил он. – Сестра всегда была умнее меня. Она пыталась предупредить меня о Леди, но я не слушал. Так что Минь Цзя умыла руки. Я ее не виню.
После некоторой паузы я спросила:
– Кэтлин – не единственная изокенка в Совете матушки, верно?
– Конечно. Они все изокены, за исключением меня и трех первых Помазанников.
– Значит, укрепляя свою кровь, чтобы многократно представлять аритские королевства через каждого советника смешанной расы…
– Как я уже сказал, Леди надеялась свести на нет мою кровь, чтобы все шансы снова были против Сонгланда. Поэтому она не помазала последнего советника. Хотела найти идеальную изокенскую смесь.
Я поежилась.
– Это так бессердечно. Словно она выбирала породистых животных на рынке. – От всего этого у меня закружилась голова. – И разве изокенская кровь не слабее? Чистокровные члены Совета представляют родное королевство целиком и полностью, а изокены – только наполовину…
– Или их кровь представляет каждое королевство на сто процентов. Никто точно не знает, как работает магия щита Энобы. Но Леди должна была попытаться. Она понимала, что жители Аритсара восстанут, если их дети будут рождаться Искупителями. Она бы ни за что не рискнула троном.
В горле у меня образовался ком. Моя мать мертва, а я даже не знала, что мне следует по этому поводу чувствовать. Должна ли я оплакивать принцессу Кунлео, ребенка, от которого отказался родной отец и которого изгнал брат… девочку, к которой мир оказался так жесток? Или я должна проклинать Леди, расчетливого стратега, готовую убить тысячи невинных? Вероятно, выбирать и вовсе не стоило. В любом случае на слезы времени уже не осталось.
– Я могу остановить это, – сказала я, хватая Ву Ина за плечо. – Церемония Продления Перемирия – завтра на закате. Отнеси меня в столицу империи. Я остановлю Дайо.
Ву Ин просиял было – и тут же снова помрачнел.
– Я слишком слаб, – сказал он. – Рана в боку достаточно глубока, да и тело все еще привыкает к потере Луча. Я не долечу до Олуона. Ты можешь поехать на Хьюне. Но добраться до Ан-Илайобы вовремя ты сможешь, только если… – Не договорив, он посмотрел на карту на стене, избегая моего взгляда.
На карте я насчитала одиннадцать королевств между горой Сагимсан и Олуоном. Я похолодела.
Единственный способ оказаться к закату в Ан-Илайобе – это воспользоваться двадцатью шестью камнями переноса.
После шести прыжков подряд мое тело начнет распадаться на части. Если повезет, легкие начнут отказывать только на десятом. Однажды какой-то мужчина сумел пережить пятнадцать перемещений, однако остаток жизни провел изувеченным и прикованным к постели. Но двадцать шесть?
Я умру в первые же несколько минут после того, как найду Дайо. Если вообще доберусь до Олуона.
– Все кончено, – сказал Ву Ин. – По крайней мере, для этих детей здесь. Ай Ри, Цзесун, Чеул и все остальные. Может быть, через сто лет потомки Дайо покончат с Перемирием. А пока… – Он невесело улыбнулся. – По крайней мере, мы знаем, кого винить в наших кошмарах.
Той ночью я спала плохо и проснулась ничуть не отдохнувшей. Когда Е Юн предложила мне завтрак, я покачала головой. В ушах до сих пор отдавались эхом крики детей из видения в пещере.
– Мне нужно проветриться, – сказала я.
Е Юн не сдвинулась с места, загораживая проход.
– Ты расстроила Принца-Предателя. – Она выглядела встревоженной. – Мы слышали ночью, что он плакал. А он никогда не плачет.
– Мне жаль, Е Юн. Он будет в порядке спустя некоторое время. Не волнуйся.
– Взрослые всегда так говорят. «Не волнуйся». Как будто они знают. Как будто они могут защитить тебя хоть от чего-нибудь.
Мгновение она внимательно разглядывала мои напряженные плечи и опухшие глаза. Ее лицо смягчилось.
– Иногда, вспоминая Подземный мир, я вою часами напролет. Я не могу этого делать перед мелкими, но, когда становится совсем невыносимо, я иду к святилищу, – Е Юн показала на окно, за которым виднелась каменистая, заросшая мхом тропа, уходившая в лес за домом. – Оно очень старое. Принц-Предатель говорит, что шаманы построили его много веков назад. Оно предназначено для молитв, но, когда я плачу там… вряд ли Сказитель возражает.
Я кивнула:
– Я тоже так думаю.
И поскольку пойти мне было больше некуда, я вышла из дома и свернула на тропу. В деревьях звенела музыка ветра – продолговатые колокольчики. В ветвях мерцали разноцветные кристаллы: наверное, их привязали несколько десятилетий назад, когда эти высокие деревья были маленькими.
Колокольчики звенели все громче, пока тропа не закончилась. Я добралась до святилища. Я увидела сооружение с отслаивающейся темной крышей, обросшее плющом. Остатки сада медитаций отмечали аккуратные кучки гладких камней. Мраморный алтарь, оставшийся необъяснимо чистым, находился за лабазом, а на покрытом зеленью фасаде постройки имелась выцветшая от времени фреска: Пеликан Ам, расправивший крылья.
Я упала на колени. Штаны немедленно промокли от грязи. Я задыхалась, чувствуя себя пойманной в клетку без стен, в высоту протянувшуюся до пасмурного сонгландского неба. Я подвела Аритсар. Я подвела Дайо. А сейчас я подводила Е Юн, Ай Ри и бесчисленных других детей.
Монстры – ничто. Настоящий ужас представляли люди вроде меня: те, кто видел чужие страдания, слышал крики сотен поколений на мили вокруг, но ничего не сделал.
Над головой опять зазвенели колокольчики. Мягкий ветерок пронесся по святилищу, и на мгновение глаза пеликана на фреске вспыхнули.
– Что бы я ни делала, этого недостаточно, – сказала я фреске. – Тех, кого я спасаю, слишком мало, а тех, кому причиняю боль, – слишком много. Даже через десять лет первых не станет больше, чем вторых. Даже за сто. Или за тысячу…
Влажный ковер из сосновых игл внезапно показался мне ужасно соблазнительным. Мой голос стих до шепота, и я легла на землю, прислонившись щекой к камням.
Могли пройти часы или минуты. Я потеряла счет времени, но меня это не тревожило. Колокольчики звенели все громче и дисгармоничнее, холод усиливался, и вскоре меня охватил сон – тот самый, от которого заснувшие зимой путешественники могут не проснуться.
Но прежде чем мой разум утонул в этой холодной неподвижной воде навсегда…
Что-то вспыхнуло на фасаде святилища. На меня накатили волны жара, словно ураганный порыв ветра от взмаха крыльев гигантского создания.
Затем раздался голос – не старый и не молодой, не женский и не мужской, но теплый, как солнце ясным утром в саванне, и громкий, как барабан гриота.
«Не спрашивай, как много людей ты можешь спасти. Спроси, Тарисай: в каком мире будут жить спасенные?»
Голос, мягкий и спокойный, наполнял собой всю гору Сагимсан.
«Какой мир стоит того, чтобы выжить в нем, Вураола?»
Затем я проснулась. В одиночестве.
Колокольчики замолкли. Я села, сонно моргая: сосновые иглы попадали с моих волос. Небо окрасилось золотыми полосами. Утро давно сменил день: оставалось всего несколько часов до заката.
Я вскочила, развернулась и побежала обратно по тропинке. Я не остановилась, чтобы подумать, почему мой плащ теперь теплый, как жаровня, а не влажный от снега. Я не размышляла над тем, почему ощущаю в теле бодрость и гибкость, а конечности не онемели после лесного холода. Я не спрашивала себя, был ли голос настоящим или только мне почудился.
Я знала одно: мир, стоящий того, чтобы выжить в нем, не должен быть построен на страданиях детей.
Когда я вернулась в убежище, Е Юн стояла на крыльце с Ай Ри за спиной, мрачно наблюдая за тем, как я залезаю на Хьюна.
– Прощай, – сказала она, не спрашивая, куда я еду.
Я прошептала в ухо Хьюна место назначения и слегка сжала спину леопарда коленями, понукая сдвинуться с места. Затем, провожаемые напряженным взглядом Е Юн, мы навсегда скрылись за склоном холма.
Горный воздух обжигал легкие. Волосы развевались на ветру и хлестали меня по плечам. Я цеплялась за Хьюна. Эми-эран бежал вниз по Перевалу Цзинва, оставляя в снегу дымящиеся отпечатки лап. Буря прекратилась: древняя магия, вероятно, почувствовала, что я покидаю королевство.
Теперь перед нами простиралась белая пустошь. Вдалеке границу Аритсара отмечала укрепленная стена, а за ней находился первый камень переноса.
Горы Цзинва соседствовали с двумя аритскими королевствами: Морейо на западе и Бирасловом на востоке. Хьюн направился к последнему, и бледнокожие пограничники с ужасом смотрели, как я приближаюсь к стене. Я прижалась к жилистой спине Хьюна: мимо летели стрелы. Стражники находились слишком далеко, чтобы видеть мое кольцо советника – они приняли меня за вторженца. Но я не собиралась останавливаться. Пригнувшись, я достала из-под туники маску принцессы.
Стрелы задевали неестественно толстую шкуру Хьюна, но соскальзывали, не причиняя вреда. Сглотнув – в горле пересохло, – я выставила маску перед собой и назвала ее имя. Я должна была верить. Я должна была верить в то, что говорю, или маска могла не послушаться.
– Иялойе! – закричала я…
… но ничего не произошло.
Ни света. Ни знака. Может, все оказалось ложью? Олугбаде был прав. Возможно, у меня нет Луча. Возможно…
Затем я вспомнила: Леди мертва.
Я отложила маску принцессы и вместо этого схватила маску императрицы.
– Обабирин! – прокричала я, пока Хьюн мчался к стене. – Обабирин!
Глазницы обсидиановой львицы вспыхнули ярким светом, который заставил стражников в страхе отступить.