Принцесса уже хотела уйти, попроситься на ночлег в другой дом, когда ворота снова отворились, и дакирка в светлом платье без рукавов принялась отгонять рвавшуюся с цепи косматую собаку и, заодно, путавшихся под ногами кудахтавших кур.
— Милости просим! — Она виновато улыбнулась и крикнула детям, столпившимся на пороге дома: — Гант и бренке рандаренес шаеф: шре эсдаик эс ранк. Юсе шаеф виджик, — дакирка обернулась к Стелле, — ве шаефик. Вред йоз эсдаур?
— Я уже объяснила Вашему сыну, что не говорю по-дакирски. — Принцесса спешилась и привязала лошадь к коновязи.
Во дворе пахло сеном и печеными яблоками, этот запах напомнил о том, что неплохо бы подкрепиться.
— Вы, должно быть, грандванка? — разочаровано спросила хозяйка.
Интересно, сколько раз придется им объяснять, что она грандванка и не говорит по-дакирски?
— Да, грандванка, — терпеливо подтвердила девушка. — Это плохо?
— Нет, все в порядке! Прошу в дом, хостес. Дочка, наверное, уже накрыла на стол. Отдохните, поешьте, а там сговоримся о цене.
Стеллу проводили в большую комнату с закопченным потолком; трое детей уже накрыли на стол. Для гостьи под тарелку было специально постелено полотенце.
Хозяйка, женщина лет сорока, смуглая, с наскоро прибранными волосами, казалось, не была рада появлению принцессы: при взгляде на нее верхняя губа слегка недовольно приподнималась. Но на словах она оставалась любезной и почтительной.
Отослав старшую дочь, Ингу, готовить для гостьи постель, а сына Росса — задавать корм Палеве, хозяйка вместе с младшей дочерью Биркой (ее полное имя было Бирикильда) принялась хлопотать вокруг Стеллы.
Из соседней комнаты послышался шум и громкий крик Инги:
— Кинги, мие атбит йозе! Вер следал мие йоа, дзан йоз вер такен йет?
Хозяйка — ее звали Фирра — поморщилась и, извинившись, вышла.
Где-то в доме закричал ребенок, обиженно, недовольно, закричал и тут же умолк.
Бирка вжала голову в плечи и с опаской покосилась на дверь.
— Что с тобой? — Принцесса заметила, что девочка чем-то взволнована. — Кто это кричал?
— Миеф жалко базес, братика моего, Вендира. — Бирка старалась говорить на языке путников, но постоянно вставляла в разговор дакирские слова. — Йето шор кричал.
— Скажи, почему твой старший брат говорит только по-дакирски, а ты знаешь другие языки?
— Меня харефы научили, только маят говорит, что нужно разговаривать только по-дакирски. Прошу, — девочка оглянулась на дверь, — не говорите ей, что я с Вами разговаривала.
— Хорошо, не скажу. — Странно, почему мать запрещает ей говорить на языке путников, ведь сама она его знает, да и в других деревнях на нем без проблем разговаривают. Ну, не без проблем, но говорят. — А маят — это мать?
— Да. Маят теперь в доме старшая, пока отто на войне.
Стелла хотела еще что-то спросить, но вернулась Фирра, и Бирка вновь стала суетливо-молчаливой.
— Инга приготовила Вам постель, — в голосе дакирки чувствовалось что-то приторно-сладкое. — После ужина можете прилечь.
— Мы еще не договорились о плате…
— Потом, хостес, не на ночь же глядя!
Поужинав, принцесса вышла во двор. Дети, евшие отдельно от взрослых, уже были там, занятые своими привычными делами: Росс что-то плел из ивовых прутьев, Инга подшивала старую мужскую рубашку и одним глазом следила за маленьким Вендиром, ползавшим по траве.
Смеркалось.
Обойдя молчаливых детей стороной, девушка направилась к воротам.
— Хостес, кварт! Подождите меня, хостес! — Бирка стрелой вылетела из дома, споткнувшись о порог.
— Бирка, вер ган ар шрен, — строго приказала старшая сестра, оторвавшись от шитья. — Такент багги и гант эс Манула.
— Вер ган! — замотала головой девочка и подбежала к Стелле. — Гант, я покажу тебе их.
Когда они вышли за ворота, принцесса поинтересовалась, куда они идут.
— К харефам. Они умеют предсказывать судьбу.
Девушка усмехнулась: одна из таких гадалок уже успела заглянуть в ее будущее и не увидела в нем ничего светлого. Она не очень доверяла всем этим предсказаниям, но не имела ничего против небольшой увеселительной прогулки перед сном.
Повсюду чувствовалось дыхание осени: в ярком уборе листьев, накидке унылых дождей, прохладных, но еще ощутимых солнечных лучах, неубранных стогах сенах на полях, влажных черных бороздах и криках пролетающих над головой птиц.
Они шли логом, по едва заметной, затерявшейся в траве, тропинке.
Харефы разбили лагерь за деревней, на берегах того самого ручья, водой из которого пару часов назад Стелла поила лошадь. Девушка еще издали услышала веселый смех ватаги детей, возившихся у ручья. Едкий дым костров смешивался с запахом влажной почвы и специфическим ароматом специй.
Кого-то увидев, Бирка просияла и побежала по высокой траве к одному из костров, возле которого хлопотала пожилая харефка в черно-красном наряде с традиционной пышной юбкой.
— Мийя, Мийя, я привела тебе её! — Бирка улыбалась во весь рот. — Шре вред визет деллар!
— Не говори со мной по-дакирски, Бирикильда, ты же знаешь, я терпеть его не могу. — Харефка передала половник молодой харефке и обернулась к девочке. — Твоя мать знает, что ты здесь?
— Вер. То есть, нет. Но, думаю, Инга ей расскажет. Она им не нравится, — Бирка указала на подошедшую Стеллу. — Я знаю, куда ходила маят перед тем, как я мы поужинали.
— И куда же ходила твоя мать? — Принцесса присела на край повозки; ее терзало недоброе предчувствие.
— Эс гендас. Они остановились у Сури и ищут кого-то. Сначала мать послала к ним Росса, а потом пошла сама. Но ведь ты поможешь ей, Мийя? — В детских глазах светилась надежда.
Бирка забавно склонила голову набок; от напряженного ожидания у нее задергалась верхняя губа, совсем, как у матери.
— Что они с ней сделают?
— Ничего хорошего, Бирка, — вздохнула харефка и погладила ее по голове. — Ты хорошая девочка и сделала все, что могла.
— Вам лучше уехать. — Она заглянула Стелле в глаза. — Деньги — все для этой деревни, а десять тысяч талланов — слишком большой соблазн для Фирры. Они обеспечат ее на всю оставшуюся жизнь. Я попрошу одну из дочерей привести Ваши вещи и лошадь; она у меня настоящая колдунья, а старший сын Фирры влюблен в нее.
— Но если они ждут меня, Ваша дочь не сможет незамеченной попасть в дом, — возразила девушка.
— Сможет, — краешком губ улыбнулась старуха. — Все харефы, если они харефы, а не ашелдонские цыгане, умеют внушать людям то, что хотят, чтобы те видели, а сами люди видят только то, что хотят видеть.
Принцесса непонимающе смотрела на нее, и харефка пояснила:
— Вы, например, не видите своего счастья, так как привыкли считать его злом. Хорошо, объясню еще проще. К примеру, Вы считаете все яблоки кислыми только потому, что Вам однажды попался один кислый плод. А Бирикильда, хоть еще и ребенок, умеет отличать истинное от мнимого, именно поэтому ей так сложно будет жить среди людей.
— Разве это плохо, видеть истину? — удивилась Стелла. — Это великий дар.
— В мире нет ни одного королевства правды, везде на престол возведена ложь, поэтому те, кто видят эту ложь, страдают вдвойне: от этого знания и от людей — слепых рабов денег и власти.
Наступило молчание, прерываемое потрескиванием костра.
Все трое смотрели друг на друга, не решаясь начать новый разговор. Тема, поднятая харефкой, была настолько серьезной, что говорить после нее о погоде и прочих мелочах казалось глупым и неуместным.
— Я приведу хостес лошадь, — вдруг встрепенулась Бирка. — Раз Мийя считает Вас хорошей, Вам нужно помочь. Когда-нибудь Мийя возьмет меня с собой, она обещала мне, и маят не будет больше хлестать меня по щекам за то, что я вожусь с травами и говорю на чужом языке.
Девочка побежала к деревне; харефка не стала ее окликать.
Взяв руки принцессы в свои морщинистые ладони, Мийя сказала:
— Уезжайте из Дакиры, иначе они затравят Вас. Черная магия змеями расползается по окрестностям, и с каждым днем все труднее хранить в душе заветы Ильгрессы. Через некоторое время мы тоже покинем этот край.
Харефка вздохнула и провела рукой по вспотевшему лбу.
— Вы необычная девушка. В глазах у Вас долгая дорога и два пути: путь жизни и путь смерти. Вы сами должны выбрать дорогу, по которой идти. Также я вижу в Вас силу, которая зажжет свет, и любовь, которая свергнет престол Тьмы, но Вы пока так далеки от нее, она будто в тумане… Ее нужно почувствовать, принять и бережно пронести в своем сердце, защитив от сомнений и предрассудков, чтобы она засияла ярким пламенем. У многих зажигается внутри такой огонек, но единицы превращают его в немеркнущие звезды.
— Любовь — и престол Тьмы? — покачала головой Стелла. — Вы, наверное, говорите о любви, как об абстрактном понятии? Но какое я имею к ней отношение? Я всего лишь могу помочь, служить ей, но никак не…
— Я говорю о самой обыкновенной любви, — улыбнулась Мийя. — Иногда она творит чудеса. Вы ведь верите в чудеса?
Пока они говорили о будущем, успела вернуться Бирка. Как и обещала, она привела Палеву.
— Еле успела! — запыхавшись, выпалила она. — Еще минутка — и все! Они в доме, и их много. Поезжайте через поля Ордейлов, сверните на военную дорогу возле старого вяза, а потом, мили через четыре, — на королевскую в Яне-Сенте. Поспешите: они скоро будут здесь!
Девочка указала на север:
— Поля Ордейлов вон там. За ними всего одна дорога, не перепутаете. Арика!
— И тебе всего самого наилучшего, Бирка! — Принцесса была уже в седле.
И как только маленькая девочка умудрилась заново приладить ее седельную сумку, да еще под неусыпным оком родных?
Помахав рукой своей спасительнице и ее наставнице, девушка поскакала на север. Что ж, по крайней мере, она успела плотно поужинать.
Со стороны деревни доносился заливистый собачий лай и истошные крики Фирры:
— Яуссес, йо хандерар юсе алеви! Йоз такенарал мина праэз, тупас! Нер йот вредф юс вит? Вернес!