Газеты не раз писали об ужасах строительства сквозной дороги через Сахалин, где каторжники мерли как мухи.
– Но Онор ерунда, Онор еще не край. Край в Дуйской тюрьме. Туда собирают отребья со всей России, с бессрочными сроками. Этим терять нечего. Людоеды еще там сидят, которые в бегах товарища съели…
Извозчик начал сдавать. А Лебедев добавил ему страху:
– В ту тюрьму полагается дать некоторое количество простых бедолаг с небольшими сроками. Ну, как у тебя будет – восемь лет.
Ремешок всхлипнул и сжал зубы.
– …Обслуга. Парашу вынести, дров наколоть. Звери, которые по тридцать человек зарезали, они ведь сами за собой парашу выносить не станут. Тебе поручат. А еще у них там наклонности сам понимаешь какие. Женщин нет. Ну и… Кто с малым сроком придет, вот как ты, у них там заместо баб.
– Ваше высокоблагородие!
– Молчать!!! – рявкнул Лыков. – Молчать и слушать! Твой номер последний. Или сделаешь, как мы скажем, или мы тебе жизнь сломаем. Понял? От нас зависит, где тебе каторгу отбывать и с кем. Можно двадцать лет получить и выйти через шесть на поселение, а через десять уехать домой. По амнистиям, если начальство будет довольно. А можно за полгода издохнуть, и все по закону. Оттуда не докричишься. Мертвый остров. Я знаю, что говорю: был там начальником округа. Отправили туда на полгода за то, что такого, как ты, в окошко выкинул.
– Итак, – веско, с ледяной интонацией подхватил Лебедев. – Жизнь каторжника зависит от того, что ему укажут в статейном списке. Пишет судья, но под нашу диктовку. Нарисует там, что особо беспокойный и не подлежит исправлению, и очутишься в Дуйской тюрьме. Оттуда живыми не выходят.
Опытный преступник, тем более обратник[20], рассмеялся бы сыщикам в лицо. Но Ремешок принял все за чистую монету. Он упал на колени и закричал:
– Ваши высокоблагородия! Не губите! Что я должен сделать, чтобы вину свою искупить? И за шишку, и за все-все.
– Расскажи, где нам найти Андосова, – будничным тоном приказал начальник сыскной полиции.
Пашка побелел:
– Нет… Нет, только не про это. Спросите про другое. Данила Лукич меня казнит!
– Смотря как сделать, – подсел сбоку Лыков.
– А как можно? – шепотом спросил бандит.
– По-умному, как же еще. Ты получишь за налет год тюрьмы…
– Ух ты, год всего?
– Говорю: все в наших руках. Скажем, что никого ты кистенем не бил, а только попуститель.
– И так можно? – не поверил Ремешок.
– Можно, – отрезал коллежский советник. – Но не за спасибо.
– Понятно…
– Не до конца, видать. Слушай в оба уха, твоя судьба на кону.
– Я всей душой, ваше высокоблагородие! Молодой еще, неохота на Сахалине помирать.
– Будешь умным – не помрешь, – Лебедев фамильярно ткнул парня кулаком в бок. – Только делай, как мы скажем, и останешься в прибытке. А на каторгу пусть дураки идут. Значит, так. Сдашь нам Томского, а мы к нему подведем Ваню Лощенова. Ваня будто бы его и опознает, а ты в стороне.
Налетчик Лощенов был недруг удачливого грабителя караванов. Андосов отобрал у маза все грачевские трактиры, заставив хозяев иметь дело с ним. Раньше этот промысел держал Ваня, поставляя в Грачевку «чай с рогожских плантаций», фальсификат, который фабриковали в Рогожской слободе. Дешевый настоящий продукт от Томского вытеснил подделку и оставил налетчика без дохода. Лощенов поклялся отомстить.
– А точно не обманете, ваше высокоблагородие? – усомнился извозчик. – Вдруг Данила Лукич смекнет?
– Смекнет – зарежет. А ты мне живой нужен, – возразил Лебедев.
– Пошто?
– А сам не понял? Будешь мне рассказывать по секрету, что у вас делается.
– У кого у нас?
– В извозопромышленном заведении Лапина. Кого возите из блатных, что народ поговаривает. Когда и где грант готовится.
– Э-э…
– А я тебе за это деньги стану платить. Или лучше на Сахалин, в Дуйскую тюрьму?
Пашка вздохнул:
– Ох, пропала моя голова…
– Я знаю людей, пожилых и солидных, которые так много лет поступают. И в ус не дуют. Кто с полицией дружит, дольше живет. Ну, говори, где нам Томского искать?
– Завтра в полночь он явится в трактир «Волна», – сказал Ремешок.
– Который на Угольной площади? – уточнил Василий Иванович.
– Он.
Лебедев пояснил питерцу:
– Знатный притон.
Повернулся к только что завербованному осведу:
– Продолжай, Павел. Что там у атамана за дела?
– Будет белужий камень торговать.
– Белужий камень? – удивились сыщики. – Зачем он ему?
– Данила Лукич верит в его лечебную силу.
– А кто продает?
– Барыга приезжий. С куриное яйцо камень! Вот Томский и соблазнился. Он мне сказал: давно-де такой ищу, наконец отыскался. За ценой не постою!
Белужьим камнем называли продукт болезни осетровых рыб, состоявший из известковых отложений. Такие камни изредка находили в почках белуг. В народе их считали амулетами, предохраняющими от сглаза и хворей. Цена одного камня могла доходить до нескольких сотен рублей.
– Вот и хорошо, – хлопнул извозчика по плечу Лыков. – Ты с нами по-честному, и мы с тобой по-честному. Вот, смотри. Видишь протокол? Тут сказано, что ты участвовал в вооруженном нападении и ударил полицейского чиновника – меня то есть – кистенем по голове.
– Ваше…
– Гляди, рву у тебя на глазах.
Коллежский советник демонстративно порвал бумагу и выбросил в корзину.
– Считай, что каторги на тебе уже нет. Понял?
– Ага. Вот ведь какие хорошие сыщики бывают, а про вас столько дурного рассказывают…
– Тюрьмы не избежать – это тебе за мою шишку, понял?
– Так точно. Ну, тюрьма, значит, тюрьма.
– И там есть возможность деньжат подзаработать. Господин Лебедев тебя научит. Выйдешь на свободу через год и при капиталах, поступишь обратно в извозчики. А потом и свое заведение откроешь. Полиция поможет тебе патент получить.
– Чудеса вы какие рассказываете, – растрогался Ремешок.
– Вот еще что скажи, Павел, – Алексей Николаевич говорил теперь совсем доверительно, как со своим. – Ты возле Андосова не видел одного студента? Он кашляет, харкает кровью.
– Анархист который? – как о чем-то само собой разумеющемся спросил извозчик.
– Да. Яков Грилюк его кличут.
– Видал. Он у Данилы Лукича две тыщи занял.
– Зачем? На анархию?
– Ага. Пулемет купить.
– Пулемет? – ахнули сыщики. – Тот, что из Таврического полка украли?
– Какой же еще? Не каждый день такие штуки воруют.
– Но зачем Грилюку пулемет? – спросил коллежский советник у коллежского асессора. Но тот лишь пожал плечами: черт поймет этих анархистов. Новость была неприятная – у злодеев в руках оказалось опасное оружие. Впрочем, теперь полиции известно, где его искать…
– По какому адресу живет анархист? – спросил Лыков.
– Не знаю, – открестился Пашка. – Я его всего два раза возил, вместе с атаманом.
– Куда?
– В Ходынский лагерь, к Малой Всехсвятской роще, где стрелковый вал.
– Что за новость? Для чего они туда ездили?
– Анархист учился там из пулемета стрелять. Сам фельдфебель обучал!
Василий Иванович схватился за голову:
– Бог ты мой, это же позор! Там стрельбище Екатеринославского полка. Лучший полк во всем корпусе, и вот до чего докатился…
В Москве не было войск гвардии, зато стоял отборный гренадерский корпус. Лейб-гренадерский Екатеринославский Императора Александра Третьего полк был настолько хорош, что ничем гвардии не уступал. Лучшие фамилии направляли туда своих сыновей. Два батальона екатеринославцев даже квартировали в Кремле, и лишь третий – в казармах на Тверском бульваре. Летом дивизия уходила в лагеря, на бескрайнее Ходынское поле.
– Великий князь мне голову оторвет, когда узнает, – пробормотал коллежский асессор.
– Ты-то тут при чем? – удивился Лыков. – Пусть полковому командиру отрывает.
– А достанется мне – за то, что сообщил дурную весть.
Алексей Николаевич осерчал. Ведь не просто так на полковом стрельбище учили постороннего армии человека. И чему учили! Пока владеть новым многозарядным оружием умели немногие. Это избранные унтер-офицеры образцовых полков, а также пулеметные команды частей, что стояли на западной границе. Но в лучшем из московских полков решили заработать на стороне. Надо срочно известить об этом обер-полицмейстера.
Извозчика посадили покамест во Втором участке Тверской части. Сыщики подредактируют его показания, и парня переведут в Бутырку. Выйдет он оттуда через год законченным агентом внутреннего осведомления. Поступит обратно в извозопромышленное заведение Лапина как заслуженный человек, который отбыл срок, но никого не выдал… А Лыков с Лебедевым отправились к генерал-майору Трепову.
Узнав, что анархист завладел пулеметом и даже обучился стрелять из него, тот впал в ярость. Покрылся красными пятнами, топал ногами, но кое-как отошел. По счастью, генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович уехал в Петербург. Ожидался он через неделю. Время ликвидировать опасность у полиции было.
– Что намерены делать? – спросил генерал у начальника сыскной.
– Взять Андосова и через него выйти на Грилюка, – ответил тот.
– Привлеките сил, сколько потребуется. Хоть весь гарнизон!
– Не надо, мы с Алексеем Николаевичем обойдемся без лишнего шума. Завтра в полночь атаман явится в известный нам трактир. Повяжем его чисто.
– Выполняйте!
Началась подготовка к аресту опасного бандита. Подручные «ивана» славились своей свирепостью. В Сибири они перебили немало людей. Обычно шайка человек в двадцать пряталась вдоль лесной дороги. Когда чайный караван равнялся с засадой, бандиты открывали огонь из винтовок. Били по охране и по тем возницам, у кого за спиной висело ружье. Безоружных могли и пощадить – по настроению. Однажды мужики огрызнулись. Четыре десятка обозных договорились и спрятали винтовки под цибиками. И когда на них напали, ответили свинцом. Завязался настоящий бой, в котором люди Томского почти все были перебиты. Их разогнали по тайге и преследовали несколько дней, настигали и убивали без пощады… Спасся лишь один и рассказал потом атаману, как все было.