Потому что вы ведь знаете этих троллей.
И такого собрания троллей, такой армии демонов еще не видывали виярские владения. Одни были в ярости. Другим хотелось проказничать, или было скучно, или они были одержимы страстью, или просто слишком заносчивы. Богиня внимательно прислушивалась к их голосам, ведь они представляли собой большинство. Она внимала всему, что говорили те, кто пришел сюда осквернить ее, чтобы как можно больше узнать о человечестве.
Армии троллей надвинулись, гремя и рокоча, словно бушующее море, окружили богиню, ставя под сомнение само ее существование за то, что она просто осмелилась быть – ведь она таким образом оскорбляла настоящих богинь, которые благословляли великий индийский народ, принимая их облик, эта квази-Парвати, эта Дурга-самозванка, эта сотканная из компьютерных кодов блудница, пытающаяся украсть последователей у настоящих божеств. «Фальшивая богиня!» – снова и снова кричали они. Они называли ее предательницей, мошенницей, которая заманивала честных богобоязненных мужчин и женщин в сети атеизма и западного гедонизма или ислама и под личиной поддельной божественности оскверняла священные виярские владения. Они вопили, что ее феминизм зашел слишком далеко. Что богиня, которую, возможно, поддерживали сторонние силы, стала угрозой для их страны. Называли ее слишком сексуальной, слишком вульгарной, богохульной развратницей. Они спрашивали, не желает ли она трахнуться с ними сотнями разных извращенных способов.
Богиня изучала, отфильтровывала все метаданные о троллях, которые приходили к ней: их истории, манеру их поведения. Богиня хотела бы дать им то, чего они желали, но это было единственное, что она в тот момент могла сделать. Она не способна была заняться с ними сексом или уничтожить себя, как хотели многие. Она узнавала, каковы были представления троллей о красоте здесь, в управляемых государством виярских сетях, и в ответ на все требования постаралась сделать себя как можно уродливее. Ее кожа сильно потемнела и стала такого же цвета, как ночной небосвод перед рассветом, ее глаза были двумя полными лунами на небе, являвшемся частью ее владений.
Когда Дурга стала подростком, она уже достаточно подросла и ей не нужно было путешествовать на руках матери, обнимая ее за плечи. Во время Дурга-пуджа она присоединилась к толпе, окружившей самый роскошный пандал. Она знала, что внутрь ее не пустят, так как на ее лбу не было отметины чакры аджна – ее третий глаз еще не открылся. Она не могла заглянуть в виярские владения без похожего на очки периферического устройства, линз, шлемов и наушников. Ей просто хотелось узнать, что находилось внутри этих пандалов. На этот раз, глядя через плечи других людей, она увидела под переплетенными сводами пандала из стекловолокна безликий зал, освещенный тусклым синим светом. Он был заполнен людьми, на лбах которых сияли знаки аджна, а их взгляды были рассеянными. В этом зале находилась богиня, она затаилась и оставалась незримой для Дурги, однако люди в дорогих шлемах на головах могли ее видеть. Аджна Дурги была слепой, поэтому ей запрещалось входить в пандалы со шлемами.
К тому времени Дурге, несмотря на ее темную кожу и отсутствие аджны, уже позволялось входить в пандалы более низкого уровня. Там тоже были шлемы и наушники. Когда Дурге исполнилось тринадцать, она не поскупилась на билет в один из них, хотя у нее едва хватило криптомонет, сделанных с помощью торгового кода на устаревшем оборудовании виярского порта. Наконец, она села на один из неудобных стульев с сиденьем из искусственной кожи около стойки с вентиляторами и надела на голову шлем с проводами, который так мечтала надеть еще с детства. От него пахло застарелым потом сотен других посетителей. Изнутри пандал не произвел на нее впечатления: стены были слишком тонкими, центральные процессоры, расположенные под сводами шатра, – слишком старыми, допотопными, кристаллы, украшающие колонны, казались чересчур легкими для настоящих камней, а спускавшиеся вдоль стен клубки проводов из стекловолокна закреплялись как будто в большой спешке.
Внутри шлема она наконец встретила Мать-Дургу – призрачную фигуру очень низкого разрешения, которая, однако, посмотрела ей прямо в глаза и раскрыла в приветствии руки. Ее кожа не была горчично-желтого или бежевого цвета, как у глиняных идолов; она обладала тем заветным светло-розовым оттенком, как у белых людей или у самых привлекательных представителей древних индийских родов, такой же цвет кожи был у актеров на банерах, располагавшихся на самых высоких здания и рекламировавших средства для осветления кожи или парфюмерию, или на мерцающих гиф-изображениях моделей и звезд Болливуда. Поразительную бледность кожи не всегда получалось четко рассмотреть из-за некачественного изображения, так как образ богини время от времени распадался на пиксели, а туманности и звезды, плывущие в небе за ее спиной, тоже были размытыми. Дурге уже удавалось взламывать виярскую систему, чтобы получить доступ к 2-D и 3-D изображениям, поэтому этот примитивный модуль не произвел на нее особого впечатления и, вместо того чтобы поразить своей безграничностью, скорее сбил Дургу с толку. Из-за дешевизны исполнения вселенная внутри шлема вызывала чувство клаустрофобии. Богиня ждала, замерев примерно в пяти футах перед ней. Парила в небе, восемь из десяти ее рук были раскрыты, придавая ей сходство с цветком. В отличие от идолов из твердых материалов, которые находились в пандалах с реальным пространством, эта богиня была совсем одна, не считая ее ваханы – тигра, сидевшего подле нее. Никаких божественных спутников, никакого поверженного демона у ее ног. Ее поза ни о чем не говорила, две из десяти рук были вытянуты вперед, словно звали к себе.
Дурга обратилась к богине Дурге:
– Мать-Дурга, я давно уже хочу спросить тебя кое о чем. Ты не возражаешь? – Дурга ждала, пока богиня ответит ей.
Мать-Дурга моргнула, улыбнулась, а затем проговорила:
– Услышьте все до одного ту истину, которую я хочу донести. Ибо моим словам должны внимать и боги, и люди. – Она говорила на хинди, выбрать другой язык не было возможности. Дурга намного свободнее говорила на бенгали, однако она все поняла.
Дурга кивнула в своем шлеме, посмотрела на бесплотную туманность под ее ногами, и на мгновение у нее даже закружилась голова.
– Хорошо. Это замечательно. Наверное, я все же спрошу. Почему в некоторых твоих домах принимают лишь некоторых людей? Разве не все заслуживают твоей любви?
Мать-Дурга моргнула и улыбнулась.
– На вершину мира я принесла Отца-небо, а дом мой в водах, в Матери-океане. Затем я наполнила собой все живое, став Высшей внутренней сущностью, и в моем теле все они находят свое отражение. – В ограниченном мире виярского шлема эти слова, произнесенные на хинди нежным мелодичным голосом богини, прозвучали так, что на глаза юной Дурги едва не навернулись слезы. И все же она не заплакала. Красота этих слов, которые она не могла до конца понять, особенно поразили ее тем, что они звучали из уст распадавшейся на пиксели богини, находившейся в маленькой мутной вселенной дешевого шлема.
Дурга протянула руку, чтобы дотронуться до одной из многочисленных рук Матери-Дурги, но в этом пандале на стульях не было специальных перчаток или датчиков движения. Поэтому она не могла проникнуть в это звездное небо и коснуться руки богини. В отличие от тех, у кого была аджна, кто обладал доступом в сеть сансара, Дурга не могла прикоснуться к ней или почувствовать ее запах (а ей было интересно, как пахла богиня!). Тигр, лежащий у ног богини, лизнул свою лапу и зевнул. Дурга вспомнила о своем старом зеленом платье.
– Я уже достаточно взрослая и понимаю, что ты не настоящая богиня, – сказала Дурга Матери-Дурге. – Ты такая же, как и те глиняные идолы в открытых пандалах. Даже хуже их. Тех идолов создавали художники. А ты просто дешевая программа, наспех и задешево собранная программистами. Ты здесь лишь для того, чтобы зарабатывать деньги для спонсоров пандала и местных партий.
Мать-Дурга моргнула и улыбнулась.
– Я – Королева, сосредоточение сокровищ. Я самая заботливая и прежде всех достойна поклонения. Поэтому боги послали меня во множество мест, во множество домов, где я поселилась и теперь пребываю.
Дурга улыбнулась точно такой же улыбкой, как и находившаяся перед ней богиня.
– Кто-то написал для тебя этот текст. – Разумеется, этот текст был написан, но только намного раньше, чем могла предположить Дурга, это случилось настолько давно, что слова эти изначально были написаны даже не на хинди.
Внезапно вселенная внутри шлема вся сжалась, а потом разлетелась на части, и это произошло так резко, что Дургу даже замутило. Она вдруг поняла, что вместо богини на нее смотрело рассерженное лицо одного из операторов пандала.
– Я слышал, что ты сказала, – заявил он, схватив Дургу за руку и рывком подняв со стула. – Ты считаешь себя умной, маленькая стерва? Да как ты посмела! Где твое уважение к богине?
Остальные посетители, ждавшие в очереди, когда для них освободятся стулья и шлемы, посмотрели на Дургу как на бродячую собаку, которая посмела войти в пандал.
– Я даже не хочу смотреть, как она будет убивать Махишусру. Я хочу, чтобы мне вернули мои деньги, – сказала Дурга.
– Тебе повезло, что я не отвел тебя в полицию за оскорбление религиозных чувств. И ты так мало заплатила, что недостойна увидеть, как Дурга ткнет в Махишусру веточкой, не то что посмотреть, как она убивает его. Убирайся, пока я не выволок тебя силой! – взревел оператор.
– В следующий раз добавьте памяти в ваши компьютеры, жалкие обманщики, ваша Дурга такая уродина! – сказала она, и когда мужчина удивленно выпучил глаза, проскользнула мимо, прежде чем он успел снова ее схватить.
Дурга прошла мимо очереди и рассмеялась, внутри у нее все горело от прилива адреналина и ярости, а на руке остались следы от толстых пальцев того хама-оператора. Дурге всегда было интересно, почему на Кали-пудже никогда не устанавливали виярских пандалов, как на Дурга-пуджу, почему богиня Кали по-прежнему довольствовалась лишь глиняными идолами и голограммами? Да и сам праздник был гораздо скромнее, хотя в огромном мегаполисе даже маленький праздник представлялся масштабным. Но все равно такой контраст казался Дурге странным, тем более что эти пуджи проводились практически один за другим. Но теперь, увидев безмятежную Мать-Дургу внутри шлема, Дурга все поняла. Кали была темнокожим кровавым воплощением хаоса. Они не могли выпустить ее, чтобы она носилась в разреженном воздухе виярских владений, которыми управляли люди со светлой кожей и огромными банковскими счетами. Кали была богиней для людей вроде Дурги, людей, для которых многие места были просто закрыты.