– Для расплаты никогда не поздно. Насколько я понимаю, именно этим и занимаются гайанисты.
– Они безнадежный случай.
– А что не безнадежно в наше-то время?
– Только не думаете, что я им не сочувствую. Еще как сочувствую. Мы миновали точку невозврата десять лет назад, планета обречена, а ваше племя процветает, потому что отпала нужда в досадных неэффективных экологических нормах. Так что да, иногда мне кажется, что жить стоит лишь ради того, чтобы прикончить нескольких из вас, пока вы все не свалили в Новую Зеландию.
– И?
– И это дохлый номер. Пойдешь против власти – и тебя раздавят, как жука.
– Но в том-то и заключается суть мести, не так ли? Мы преследуем тех, кто нас обидел, даже если при этом наносим больше вреда самим себе, чем им. Лишь бы причинить им хоть какой-то вред. И чем хуже становится ситуация, тем на большие жертвы мы идем, чтобы ударить в ответ.
– Чушь.
– Есть результаты исследований. Это некий… инстинкт справедливости, что ли. Глубинный. Как секс или деньги. Говорят, отлично действовал против обманщиков, когда мы еще жили в пещерах. Может, сейчас он работает не так хорошо, но сами понимаете, некоторые люди просто не эволюционировали.
– И что с того? Хотите сказать что не держите на них зла?
– На гайянистов? Это все равно, что держать зло на бешеную собаку, которая тебя укусила. – Галик пожимает плечами. – Само собой, их приходится истреблять. На благо обществу.
– Забавно. Надо полагать, они говорят про вас то же самое.
– А вы бы сделали это?
– Сделала бы что?
– Убили бы меня? Если бы представилась возможность?
Морено открывает рот. Закрывает. "Пинагор" с шипением погружается в безмолвие.
– Возможность у меня была, – наконец говорит она. – Если вам так интересно.
– Расскажите.
Она медлит еще секунду и рассказывает.
– Я пыталась успеть на рейс в Галвестон, у меня был контракт в Заливе. Какой-то однодесятник торопился на свой частный самолет, надо полагать, только он, его семейство и рой дронов. Три поколения богатеев, пытающихся просочиться через зону вылета, делая вид, будто не замечают проклятий и полных ненависти взглядов. Странно, что они вообще оказались на нулевом уровне. Обычно они не столь беззащитны. Кто-то сказал, на крыше произошла какая-то авария, и вертолетную площадку заблокировало. Было видно, что им здесь совсем не нравится. По правде сказать, они выглядели откровенно напуганными еще до того как… В общем, их дроны сдерживали сброд, но прежде чем им удалось добраться до терминала, подъехал большой белый микроавтобус, и, должно быть, он был набит конденсаторами, потому что щелк.
– ЭМИ[36]?
Морено кивает.
– Дроны падают, как птицы в Пекине. И внезапно все эти люди, пытающиеся затащить чемоданы на тротуар, или ловящие такси, или целующиеся на прощание, – они просто становятся чем-то вроде коллективного разума, и главный богатей с его родственничками оказываются в самом глазу бури. На пару мгновений действительно воцаряется тишина, все молчат, но один из богатеньких детишек, сопляк в футболке с котенком Нермалом, начинает скулить. И тогда толпа просто смыкается и разрывает их в клочья.
– Твою ма-а-а-ать, – одними губами произносит Галик.
– Я не знаю, сколько человек действительно в этом участвовало, а сколько лишь оказалось поблизости. Но почти никто не остался в стороне. И они издавали звук, словно у толпы был один голос. Вроде… вроде ветра, завывающего на улице между небоскребами.
– Что насчет службы безопасности аэропорта?
– О, они явились. В конечном итоге. Но импульс убил местные камеры слежения. А на гайянистах не было опознавательных знаков. Они сделали свое дело и скрылись, а когда прибыла охрана, осталась только кучка людей, которые топтались на месте, бормоча: "Господи, что здесь произошло?" и "Почему на моих брюках кровь?"
Мгновение Галик молчит.
– Вы сказали, почти никто не остался в стороне. Вы тоже?
Она качает головой.
– Я пыталась вызвать службу спасения. Но из-за импульса мой телефон…
– Значит, вы тоже выбрали сторону.
– Что?
– Представители тех, кто уничтожил мир, были прямо перед вами. Вы могли отомстить.
Она пристально смотрит на него.
– Это было линчевание.
– Что еще остается, когда система правосудия принадлежит деспотам?
– Ваше начальство в курсе, что вы такое говорите?
– Я не говорю. Я рассуждаю. На мой взгляд, раз вы вините мое начальство в конце света и всем прочем, значит, вам хочется расплаты. Но когда прямо у вас под носом был шанс – ни опасности, ни последствий, – вы попытались им помочь.
Она нажимает кнопку на панели управления. С кормы доносится бульканье.
– О, я тоже хотела оторвать от них кусок. Мне передалось общее настроение. Но еще мне было страшно, понимаете? Масштаб происходящего, то, как все просто… сплотились. – Она делает вдох. – И да, они этого заслуживают. Но дело сделано, планета угроблена. Убийство нескольких богатеньких идиотов не вернет ее к жизни. Я просто… Думаю, есть более достойные способы потратить оставшееся у нас время. А кроме того… – Она пожимает плечами. – Пускай валят в Новую Зеландию. Да хоть в Антарктиду. Пандемия повсюду. Лихорадка Рифт-Валли, или холера, или что там будет на повестке дня через полгода – рано или поздно она до них доберется.
На это Галику ответить нечего.
– Забавно, – продолжает Морено несколько секунд спустя. – Ведь о них слышишь все время, да? Глупые дети и бабульки в кедах, машут плакатами и скандируют: "Хей-хо, хей-хо!" – как будто это может что-то изменить. Но те парни, у них были ресурсы. Они действовали организованно. Почти как в армии.
– Это и есть армия, – отвечает Галик.
– Что?
– По крайней мере некоторые из них. Вы не обратили внимания, что за последние годы охранники и полицейские в торговых центрах просто исчезли?
– Их заменили дроны. Чем копы в торговых центрах лучше водителей такси или разносчиков пиццы?
– Дроны не восстают против тебя, когда воцаряется Закон джунглей. В какой-то момент до однодесятников дошло, что их частные армии могут растерять свою покорность, когда погаснет свет. Могут просто взбунтоваться и захватить все эти апокалиптические бункеры. Насколько я слышал, за последние десять лет без работы осталось много парней с ближневосточными паспортами. Кто-то из них наверняка недоволен. Может, даже хочет распла…
Что-то поднимает "Пинагор", словно игрушку в ванне.
Галика вдавливает в кресло. Судно кренится, носом вниз, стремительно скользит вперед, словно на гребне невидимой волны. Морено с проклятием вцепляется в джойстик, а "Пинагор", кажется, вот-вот перевернется, опрокинется…
Будет смыт…
В следующую секунду вновь воцаряется полное спокойствие.
Оба молчат.
– Нехилый термоклин, – наконец замечает Галик.
– Пикноклин, – машинально поправляет его Морено. – И мы миновали его тысячу метров назад. Это было… что-то другое.
– Подводное землетрясение?
Она наклоняется вперед, изучает панель управления.
– Транспондер "Сильвии" молчит. – Извлекает клавиатуру, начинает печатать. За бортом мерное чириканье эхолокатора становится полноголосым оркестром.
– Технический сбой? – предполагает Галик.
– Не знаю.
– Вы не можете просто им позвонить?
– А чем я, по-вашему, занимаюсь?
Акустические модемы, вспоминает он. С их помощью можно осуществлять голосовую коммуникацию при нормальных условиях – но что считать нормальным, когда Намака перемешивает фоновый шум самого дьявола? Здесь, внизу, профессионалы пользуются текстовыми сообщениями.
Однако, судя по выражению лица Морено, они тоже не работают.
Она сдвигает ползунок на панели управления; пуантилистическое морское дно уплывает, поворачиваясь вокруг невидимой оси, когда передатчики переключают оптическую ось с положения "Вниз" на положение "Вверх". На экране возникают статистические помехи и хаос; далекая поверхность отсвечивает метелью серебристых пикселей. Морено возится с фокусировкой, и водоворот размывается. Проступают более близкие, глубоководные черты. Морено всасывает воздух между стиснутыми зубами.
Высоко над ними что-то схватило термо… пикноклин, словно огромный ковер, и встряхнуло. Возникшая в результате волна поднимается сквозь морскую толщу, складка холодной плотной воды, которая восходит в эвфотическую зону, подобно подводному цунами. Она перемещается по экрану мощными стоп-кадрами, и ее продвижение меняется с каждым пингом.
Почти тысяча метров, от гребня до ложбины.
Она уже миновала "Пинагор", направляясь на восток. За ней шлейфом вихрятся и рассеиваются статические помехи, кластерные эхо, контуры которых смешиваются и распространяются дергаными инкрементами. Галик не знает, что это. Возможно, остатки Мусорной делянки, разрозненные фрагменты которой по-прежнему плавают в океане, хотя Намака уничтожила ее много лет назад. Возможно, просто пузыри и закрученная кавитация. Возможно даже, косяки рыб, тех немногих, что предположительно по-прежнему встречаются тут и там.
– Что… – начинает он.
– Замолчи. – В лице Морено – ни кровинки. – Это скверно.
– Насколько скверно?
– Замолчи и дай мне подумать!
Она снова опустила визор. Ее пальцы пляшут по панели управления. Масштабные линейки сжимаются и растягиваются, словно резина. Топография вращается и приближается, вперед, назад; пелагические складки становятся резкими и вновь размываются, по мере того, как Морено меняет диапазон. Ее шепот – черт, черт, черт – служит тревожным контрапунктом писку преобразователей.
– Я не могу найти "Сильви", – наконец тихо признается она. – По крайней мере целиком. Возможно, какие-то куски на восьмидесяти семи. Которые смыло.
Галик ждет.
– Она была на девяноста метрах. – Морено делает глубокий вдох. – Макушка той… штуки достигает пятидесяти. Должно быть, прихлопнула их, как гребаная мухобойка.