– Но что это было?
– Я не знаю. Никогда не видела ничего подобного. Похоже на чудовищную сейшу.
– Я знаю, что это.
– Это… как если пикноклин колеблется туда-сюда. Подводная стоячая волна. Но большие сейши бывают только в озерах и морях. Водоемах со стенами, от которых может отразиться волна.
– Тихий океан – это водоем. У него есть стены.
– Тихий океан огромен. То есть да, иногда возникают океанические сейши, но они очень медленные. Растягивают слой смешения на несколько метров за несколько лет. Может, иногда стимулируют очередной Эль-Ниньо. Но ничего подобного тому, что мы видели.
– Десять лет назад не было ничего, подобного Намаке.
– Точно.
– Сейчас в океанах столько тепла, что ураганы не успевают остыть, чтобы рассеяться. Может, сейши это тоже усиливают.
– Может. Не знаю.
– Может, они даже подпитывают друг друга. Не осталось ничего линейного, сплошные точки перегиба, и…
– Я же сказала, что не знаю. Сейчас все это не имеет значения. – Она поднимает визор, смотрит на торчащую из потолка красную ручку. Дергает за нее. Сквозь корпус доносится тихое металлическое икание и негромкий вой. На панели что-то мигает.
– Спасательный буй?
Морено кивает, опускает визор, хватает джойстик.
– А мы не должны, ну, сделать запись? Выслать детали?
– Уже сделано. Протоколы погружения, телеметрия, даже разговоры в рубке. Маяк сохраняет все это автоматически. – Уголок ее рта напрягается. – Кстати, ты там тоже присутствуешь. Суб, конфискованный НМИ[37], разведывательное погружение. Может, они поторопятся, зная, что одному из их мальчиков на побегушках грозит опасность.
Она двигает джойстик вперед и влево. "Пинагор" кренится.
Галик смотрит на показатель глубины.
– Вниз?
– Думаешь, кто-то отправит спасательную миссию по воздуху через Намаку? Думаешь, я настолько спятила, что поднимусь на поверхность, даже если они это сделают?
– Нет, но…
– Если спасение и придет, оно придет сбоку. А поскольку вы бы не стали тащить сюда "Сильви" от самого кафе, если бы нашелся кто-нибудь поближе, надо полагать, спасателям придется добираться издалека. Я права?
Мгновение спустя он кивает.
– Возможно, помощь прибудет только через несколько дней, даже если наш сигнал пробьется через все это дерьмо, – говорит Морено. – А лично я не готова не дышать целую неделю.
Галик сглатывает.
– Я думал, эти штуки сами делают кислород. Из морской воды.
– Морской воды у нас в избытке. Но для электролиза нужен живой аккумулятор.
– Вы направляетесь за "Ирл".
Она стискивает челюсти.
– Я направляюсь за тем, что от нее осталось. При ударе какие-то топливные элементы уцелели.
– Есть шансы, что кто-то выжил?
Большинство модулей оснащены аварийными отсеками, убежищами с твердой оболочкой, где экипаж может укрыться в случае катастрофы. При условии, что у него будет время туда добраться.
Она не отвечает. Возможно, не позволяет себе надеяться.
– Мне… мне жаль, – выдавливает из себя Галик. – Не могу представить, что…
Морено в шлеме склоняется над панелью управления.
– Замолчи и дай мне вести судно.
"Пинагор" никогда не молчит. Его нутро бурлит и шипит. Двигатели зудят, будто электрические комары. Неутомимые преобразователи пингуют океан в поисках отражений массы и плотности.
Его пассажиры – погруженные в карикатурную модель мира за пределами корпуса – ничего не говорят.
Наконец под ними проявляется морское дно: светящаяся плоскость или грязевая равнина, в зависимости от выбора канала. Сонары поставляют больше информации, но после всех этих пикселей убогий участок пепельно-серых отложений в свете прожекторов – долгожданная картина чего-то настоящего. Галик возится с настройками, находит режим наложения, который совмещает лучшее из обоих каналов.
Морено направляет суб влево. Грязь сменяется камнем; камень вновь скрывается под грязью. Выросты и выступы вырываются из ила под странными углами, словно накренившиеся столешницы с зазубренными краями. Конкреции кобальта и марганца рассыпаны повсюду, словно заржавевшие монеты, раскиданные древним кораблекрушением. И повсюду существа. Морские звезды с лучами, напоминающими крошечные волнистые позвоночники. Щупальцевые цветы на стебельках. Перепутанные клубки бесчелюстных миксин. Студенистые капли размером с мяч для софтбола, плывущие над самым дном; в свете прожекторов они переливаются, точно крылья стрекозы.
И все эти существа бесцельно дрейфуют. Ни одно не движется самостоятельно.
Галик поднимает визор, смотрит через рубку.
– Они все мертвы?
Морено хмыкает.
– Что могло их убить?
Возможно, сероводород. Вся эта область усеяна холодными просачиваниями и черными курильщиками – в них источник минерального богатства Клиппертона, – но Галику все равно не по себе при виде такого опустошения посреди охраняемого заповедника.
Не снимая шлема, Морено пожимает плечами.
– Возможно, переместилась мертвая зона. Крупные пробки бескислородной воды теперь несколько раз в год доходят сюда от континентального шельфа. Такая пробка может за ночь удушить целую экосистему.
– Вот дерьмо.
– Точно, – равнодушно соглашается она. – Просто трагедия.
Галик изучает ту часть ее лица, что на виду, ничего не может прочесть. Сдается и тоже опускает визор.
Что-то ждет его.
Сигнал мощный, всего в нескольких градусах по правому борту. Что-то крупное на дне вроде выступа, но более правильной формы. Эхо от него сильнее, чем от простой базальтовой глыбы.
– Это кусок модуля? Пятьдесят метров, ноль двадцать восемь?
– Нет.
– Однако похоже на металл.
Морено молчит.
– Может, нам стоит его проверить. Просто на всякий случай.
Технически он по-прежнему главный. Технически Морено – лишь водитель такси. Технически она все равно может послать его куда подальше, а он ничего не сможет с этим поделать.
Однако мгновение спустя "Пинагор" поворачивает вправо.
Неопознанный объект частично скрыт гребнем скалы; эхо от него мерцает, словно край тусклого солнца, выглядывающий из-за горизонта. При приближении становятся видны детали: изгиб, выпуклость. Набор сочлененных сегментов, нижние края которых размыты из-за налета ила.
Череп.
Сонар достраивает картинку за несколько секунд до того, как ее озаряют лучи прожекторов: позвоночник, мерцающий маслянистыми бликами. Серебристый стреловидный череп, длиной не меньше трех метров, ноздри вытянуты вдоль макушки, пустые глазницы смещены на бока. Кости огромной четырехпалой руки лежат на морском дне, словно музейная реконструкция.
– Это кит, – шепчет он.
– Возможно, ему миллионы лет.
– Но он металлический…
– Это ископаемое. Окаменелость. Вода насыщена ионами металлов. Как по-твоему, с чего вас заинтересовало это место?
– Да, но…
– Я бы с удовольствием провела для тебя экскурсию по местным достопримечательностям, Алистор, но если вдруг ты забыл, все мои друзья скорее всего мертвы, и я бы не хотела к ним…
Она умолкает. Что-то привлекает ее внимание, что-то, появляющееся из-за огромного блестящего хребта.
– Какого черта, – бормочет она.
Торпеда из плоти, бледно-розовая в свете прожекторов, длиной пару метров. Щупальца.
– Кальмар, – говорит Галик.
– Таких кальмаров мне прежде видеть не доводилось.
Они подбираются ближе. Галик увеличивает масштаб изображения своей камеры. Существо бесцельно дрейфует, как и те, что они видели прежде, щупальца обмякли, словно водоросли. Однако в нем действительно есть нечто странное.
– Посмотри на его глаза, – шепчет Морено.
С этого ракурса он видит три, они расположены с интервалами в девяносто градусов вокруг абсурдной башки существа. (Предположительно на дальней стороне есть четвертый.) И из этих трех два выглядят… неправильно.
Ни радужки. Ни зрачка. Ни белка. Галик видет три предмета, расположенных как глаза, но лишь один смотрит на него. Два других темны и… спутаны. Глазницы, полные щупалец, словно кто-то извлек глазное яблоко и набил глазницу мотылем.
– Выключите прожекторы, – говорит он.
– Зачем…
– Просто сделайте это.
На них обрушивается темнота. Картинка с камеры Галика чернеет – за исключением одной яркой точки, пульсирующей в темноте ровным изумрудным ритмом. Прямо в том месте, где расположен один из невидимых теперь не-глаз.
– В этой штуке светодиод, – тихо говорит Галик.
Морено включает прожекторы. Мигающая звездочка теряется за высококонтрастной светотенью. "Пинагор" приближается с новой целеустремленностью; из его брюха выдвигается манипулятор, словно лапка богомола, когтистые пальцы тянутся к вялому существу. Касаются его.
Внезапно кальмар сжимается и отпрыгивает, уносится на реактивной струе во тьму.
Галик хмыкает.
– Кальмар Гумбольдта, – говорит ему Морено. – По крайней мере был изначально. Устойчивый к низкому содержанию кислорода.
– Но его…
– Подправили. Добавили целый пучок нервных тяжей в глаза. Никто не говорит, что они должны передавать зрительную информацию. Присоедини подходящие сенсоры – и узнаешь что угодно. Кислотность. Соленость. Только назови.
– Значит, это что-то вроде… живого датчика состояния окружающей среды.
– Так я полагаю.
– И он не ваш.
Морено фыркает.
– А чей же?
– Понятия не имею, – говорит Морено. – Но посмотрим, куда он сбежал.
Она нацеливает сонар, подбирает диапазон. Кальмар – чем бы он ни был – на таком расстоянии не регистрируется. Однако есть кое-что иное. Вдалеке, на самой границе зоны видимости сонара, что-то отдает призрачным эхом.
– Похоже на выступ, – замечает Галик.
– Еще чего. Слишком ровные края.
– "Сильвия Ирл?"
– Не тот пеленг.
– Может, нам следует сохранить курс. С учетом ограниченности наших ресурсов.