Чего леди Монтегю, вероятно, не знала, так это того, что родиной прививки был не Константинополь. Двумя сотнями лет ранее китайские врачи уже подвергали своих пациентов вариоляции истертыми в порошок струпьями.
Яркое описание, данное леди Монтегю, может показаться вам знакомым. Это потому, что она говорит о том же самом методе вакцинации, который много лет спустя использовал Дженнер, но – с одним очень важным отличием: метод вакцинации Дженнера включал заражение людей материалом, содержащим коровью, а не натуральную оспу. Разумеется, задействовать коровью оспу намного безопаснее.
И вакцинация, и вариоляция используют адаптивную систему защиты человеческого организма, стимулируя необходимую для борьбы с инфекционными агентами (такими как оспа) иммунологическую защиту. Именно эту систему женщины в течение жизни используют более эффективно, чем мужчины. Идея вакцинации и вариоляции заключается в том, чтобы вызвать более мягкую инфекцию, которую организм сможет побороть и создать потом тот или иной протективный иммунитет. Женщины обладают способностью более решительно реагировать на иммунологическую провокацию, чем мужчины.
Леди Монтегю настолько вдохновилась возможностями вариоляции для предотвращения оспы, что подвергла этой процедуре своего сына Эдварда, причем в присутствии хирурга британского посольства Чарльза Мейтланда. Методика сработала: полноценная оспа у ее сына так и не развилась.
В письме, написанном вскоре после прививки Эдварда, она заявила: «Я достаточно патриотична, чтобы взять на себя труд ввести это полезное изобретение в моду в Англии, и я не преминула бы известить об этом некоторых наших врачей, если бы знала кого-нибудь из тех, кто, по моему мнению, имел бы достаточно добродетели, дабы пустить такую значительную часть своих доходов на благо человечества».
Вернувшись в Англию в апреле 1721 года, леди Монтегю попыталась пробудить интерес к вариоляции среди своих сограждан, но ей пришлось нелегко. Во-первых, она была женщиной, а во-вторых, ратовала за пользу неизвестной и к тому же пришедшей с Востока медицинской процедуры. Врачебное сообщество в массе своей было настроено консервативно и отнеслось к идее вариоляции без того энтузиазма, на который рассчитывала леди Монтегю.
Когда в том же 1721 году по Лондону прокатилась очередная эпидемия оспы, леди Монтегю решила подвергнуть процедуре вариоляции свою четырехлетнюю дочь, тоже Мэри. Она попросила о помощи Чарльза Мейтланда, поскольку некоторое время назад, в Константинополе, тот присутствовал при проведении прививки ее сыну. Однако Мейтланд отказался.
В те времена и врачам, и вообще большинству людей вскрытие чьей-то здоровой вены и введение в нее гноя, полученного от больного оспой, представлялось если не безумной, то по крайней мере эксцентричной затеей. Кроме того, ни Мейтланду, ни кому-либо еще не было ясно, как именно следует действовать при проведении вариоляции. Нужно резать бóльшую или меньшую вену? Сколько гноя от зараженного оспой человека положено использовать? Так что у Мейтланда были основания отказать леди Монтегю в просьбе подвергнуть ее дочь вариоляции. Врач учитывал опасность этой процедуры – у 2–3 процентов пациентов развивалась фульминантная оспа, и они умирали – и не хотел нести ответственность за непреднамеренное лишение ребенка жизни.
Итак, в свете вышесказанного, становится понятно, что Мейтланд действительно имел много причин опасаться делать прививку маленькой девочке. Но леди Монтегю считала, что попробовать стоит. Она слишком хорошо представляла себе альтернативу: смерть от оспы или, в лучшем случае, навсегда обезображенная плоть. Поэтому она все же уговорила Мейтланда, и тот провел процедуру в присутствии двух свидетелей. Так как дочь леди Монтегю после инокуляции чувствовала себя хорошо, интерес к вариоляции проявила королевская семья.
9 августа 1721 года Мейтланду выдали королевскую лицензию на экспериментальное испытание вариоляции. В Британии XVIII века все еще практиковалась смертная казнь, и Мейтланд получил доступ к тем, кого (в том числе и за совершение незначительных преступлений) ожидала виселица. Именно эти люди и стали его первыми подопытными.
Шестерым осужденным было предложено – в обмен на возможность избежать казни в том случае, если они выживут после эксперимента Мейтланда, – подвергнуться вариоляции. И они выжили.
Как и предсказывала леди Монтегю, вариоляция оказалась действенной. К одному из привитых узников даже привели заразного, с отчетливыми симптомами оспы, больного, чтобы проверить, появился ли у заключенного иммунитет. И да, он появился. Этот человек не заболел, избежал петли палача и был помилован, как и остальные пятеро осужденных на смерть, но согласившихся привиться.
Затем Мейтланд – в прямо-таки диккенсовской манере – провел вариоляцию детям-сиротам из прихода Сент-Джеймс; к счастью, тоже успешно. Имея на руках доказательства того, что вариоляция безопасна и защищает от оспы, Мейтланд получил разрешение провести эту процедуру Амелии и Каролине, дочерям принцессы Уэльской. Оба ребенка выжили.
Примерно в то же время в «Философских трудах Королевского общества» было опубликовано несколько статей других практикующих медиков, в которых рассказывалось о клиническом опыте вариоляции. Также Лондонское Королевское общество получило два письма – одно в 1714 году от Эммануэля Тимони, а другое в 1716 году от Джакомо Пиларино, – где говорилось о той самой стамбульской вариоляции, свидетельницей которой стала леди Монтегю. Однако поворотным моментом стала именно вариоляция Амелии и Каролины: после нее процедура получила наконец признание – то есть произошло то, чего так отчаянно добивалась леди Монтегю.
Но вариоляция по-прежнему таила в себе опасность. Она не гарантировала от риска развития полноценной оспы, которая могла обезобразить или даже убить. Шло время, и частично эту исходную непредсказуемость удалось преодолеть с помощью новой техники, получившей название «саттонского метода»: он предусматривал меньший разрез и введение меньшего количества гноя. Используя методику, впервые разработанную его отцом, Дэниел Саттон (который не был ни врачом, ни хирургом) с 1763 по 1766 год привил двадцать две тысячи человек, причем умерли из них только трое. Этот усовершенствованный метод очевидным и весьма значительным образом понизил уровень заболеваемости и смертности среди подвергнутых вариоляции[23].
Но вернемся вновь к Дженнеру и к шраму от прививки на моей руке. Несложно понять, почему использование другого, но родственного вируса оспы имело много преимуществ. Коровья оспа, которая эволюционировала для заражения коров, а не людей, была далеко не так опасна, как оспа натуральная. Следовательно, использование для вариоляции коровьей оспы вместо натуральной стало истинным прорывом в медицине. Даже не слишком квалифицированный врач-практик мог провести вакцинацию, не беспокоясь о том, не убьет ли он пациента.
Однако карьера Дженнера не состоялась бы без неустанных хлопот леди Монтегю. И вот почему: в раннем детстве Дженнер и сам прошел через вариоляцию; иначе он, возможно, не дожил бы до того, чтобы войти в историю как первооткрыватель чего бы то ни было. Он вполне мог повторить судьбу французского короля Людовика X V, умершего от оспы в 1774 году. Французы были ярыми противниками вариоляции. По словам очевидца, наблюдавшего жизнь французского двора, «воздух дворца был заражен; более пятидесяти человек заболели оспой из-за того, что просто бродили по галереям Версаля, и десять из них умерли». После смерти короля Людовика XV на трон взошел его внук Людовик XVI вместе со своей женой Марией-Антуанеттой. Но всерьез французы взялись за вакцинацию уже после Французской революции, в конце XVIII века.
В то время противниками вакцинации были и англичане, которые не желали мириться с оспопрививанием по методу Дженнера. Причем сопротивление оказывали не только родители, отказывавшиеся от предлагаемой им вакцинацией надежной защиты, но и – в основном! – сами английские вариоляторы, боявшиеся, что привычный им денежный поток иссякнет.
Как вакцинация, так и вариоляция требуют наличия специализированной части иммунной системы, которая называется В-клеткой. Как я уже говорил, В-клетки генетических женщин могут производить антитела не только в большем количестве, но и более подходящие.
Мы создаем новые виды антител каждый момент нашей жизни. Производящие антитела В-клетки используют расположенные на их поверхности идентичные рецепторы, которые имеют форму, подобную форме синтезируемого антитела. В-клетки выполняют свою работу главным образом за счет реагирования на уникальную и специфическую форму иммуногена, вызывающего их активацию. В-клетки несут на своей поверхности около ста тысяч идентичных копий этого антитела – они подобны антеннам и только и ждут идеально подходящего иммуногена, который активирует их для того, чтобы началось производство соответствующего антитела.
Итак, если В-клетка сталкивается с иммуногеном и в должной степени связывается с ним, то – бинго! Теперь эта В-клетка готова делиться на дочерние клетки. Когда с момента активации рецептора пройдет от восемнадцати до двадцати четырех часов, эта В-клетка вместе со всеми дочерними клетками начнет вырабатывать и закачивать в кровоток миллионы идентичных антител.
Здесь не обходится без меритократии. В-клетки, которые произвели антитело, успешно удалившее патоген, продвигаются вверх по служебной лестнице и сохраняются на случай реванша той же микробной инфекции. Вот почему некоторые из дочерних клеток становятся клетками памяти, которые на протяжении долгих лет готовы отразить возможную контратаку.
Мы используем эту систему каждый раз, когда кого-нибудь иммунизируем, и знаем, что иммунизация может обеспечить защиту на годы, а иногда и на всю жизнь. Люди – это заядлые коллекционеры иммунологических воспоминаний обо всех их прошлых инфекциях. С помощью вакцинации человек стимулирует иммунологические воспоминания и позволяет им формироваться без того, чтобы стать очень больным. Как правило, страдания, через которые приходится пройти, окупаются.