Триолет помогла мне с гардеробом вместе с Эпифанией, вернувшейся к тому времени, когда я был готов переодеваться. Обе весьма эмоционально заявили, что мой практичный, но хорошо поношенный комбинезон для такого события совершенно не подходит. Одежда, выбранная для меня Триолет, оказалась гораздо более яркой и кричащей, чем я выбрал бы сам: светло-индигового цвета и с широким черным шарфом через плечо.
– Поверьте, это отлично подойдет, – заверила Эпифания.
Несмотря на внешнюю объемистость, наряд оказался легким, как дуновение ветерка.
– Здесь вся одежда легкая, – сказала Эпифания. – Паутинный шелк.
– А, понятно. Синтетический паутинный шелк. Прочный и легкий. Очень практично.
– Синтетический? – хихикнула Эпифания. – Нет, не синтетический. Натуральный.
– Шелк действительно соткан пауками?
– Нет, все одеяние.
И, увидев мой озадаченный взгляд, добавила:
– Многими пауками. Они работают вместе.
– Пауки?
– Ну, вы же знаете, что они природные ткачи. И перевозить их легко.
Придя в назначенное время в банкетный зал, я обнаружил, что выбранное для меня Эпифанией одеяние цвета плазменной дуги здесь выглядит самым консервативным. На обеде присутствовало человек тридцать, но центральной фигурой сегодня явно была Лея. Ей явно льстило внимание, потому что такой оживленной я ее давно не видел.
– С тобой хорошо обращаются? – спросил я, когда мне удалось пробиться к ней сквозь толпу гостей.
– Да, очень.
Мне вдруг оказалось нечего сказать. Я ждал, что она спросит про меня, но она не спросила.
– Где тебя поселили?
– В соседней секции, – ответила Лея. – В секторе Карбон. Там поразительно – никогда не видела столько птиц.
– Там поселили и меня. Но не сказали, где находишься ты.
– В самом деле? Странно.
Она вывела карту жилого сектора на экран, встроенный в алмазную столешницу, и внутри стола возникло трехмерное изображение. Лея повернула его, подсветила свой хабитат, и я понял, что она действительно находилась по соседству, в большом хабитате рядом с моим комплексом.
– Изумительное место. Но большую часть времени я провела здесь, в верхнем городе. Ты успел поговорить с Карли? Он очень умный мальчик. Ему интересно все – ботаника, физика и даже инженерия.
– Серьезно? Я и не думал, что меня пустят в верхний город.
– Да ты шутишь. А я уверена, что пустят. Эй! – Она подозвала одну из охранниц. – Скажите, есть какая-нибудь причина, из-за которой Тинкерман не может подняться в верхний город?
– Нет, мадам. Если вы этого хотите, то, конечно, нет.
– Отлично. Вот видишь, никаких проблем.
Тут официант проводил меня к моему месту, на дальнем конце стола.
Столом служила толстая алмазная плита, и грани ее краев переливались радугой. Поверхность была гладкой и скользкой, как лед. Внутри плиты скрывались небольшие компьютерные экраны, чтобы любой из обедающих мог вывести изображения и данные, если они понадобятся во время разговора. Такой стол представлял собой произведение искусства и инженерии, одновременно практичное и восхитительное.
Карлос Фернандо восседал во главе стола. Похоже, он ощущал себя не на своем месте в кресле, явно для него великоватом. Лея сидела справа от него, а женщина постарше – возможно, его мать? – слева. Он ерзал, играл с компьютером в столе и украдкой косился на Лею, когда думал, что она не обращает на него внимания. Если она смотрела в его сторону, он на миг замирал, а потом быстро отводил глаза и снова утыкался в экран.
Подавальщик принес Карлосу Фернандо серебряный поднос. Там лежало нечто размером с кулак, накрытое красным шелком. Мальчик оторвался от экрана, принял поднос, кивнув, и снял ткань. Все на мгновение смолкли, обратив в его сторону заинтересованные взгляды. Я тоже присмотрелся.
Это было сверкающее яйцо.
Созданное из алмазных волокон разных цветов, сплетенных в замысловатое кружево, похожее на перевитые кельтские узлы. Двенадцатилетний сатрап Венеры поднял его и деликатно, едва касаясь, провел пальцем по поверхности, ощупывая неровности и изгибы.
Обождав секунду-другую, как будто сомневаясь, что следует делать, он протянул руку и поместил яйцо на тарелку перед Леей. Та недоумевающе посмотрела на мальчика.
– Это для вас, – сказал он.
Сидящие за столом отреагировали едва слышным звуком, чем-то вроде легчайшего намека на удивление.
А еще через несколько секунд подавальщики положили по яйцу перед каждым из гостей. Эти, хотя и украшенные сложной филигранью из тончайших золотых и бледно-зеленых линий, были самыми обычными яйцами – скорее всего, гусиными.
Карлос Фернандо заерзал в кресле. Он то слегка улыбался, то прикусывал губу, то поднимал глаза к потолку, то оглядывался… Словом, смотрел куда угодно, но только не на Лею и не на ее тарелку.
– И что мне с ним делать? – спросила Лея.
– Как что? Полагаю, открыть и съесть.
Лея взяла яйцо, заключенное в алмазное кружево, повертела, потерла пальцем. Затем, найдя то, что искала, охватила его двумя пальцами и повернула. Сверкающая оболочка раскрылась, и в ней оказалось еще одно яйцо, обычное.
Мальчик снова улыбнулся и посмотрел на тарелку перед собой. Потом поднял ложку, разбил скорлупу и начат есть.
По этому сигналу гости последовали примеру хозяина. Лея отложила декоративную скорлупу и тоже принялась за еду. Я немного понаблюдал за ней, потом разбил свое яйцо.
Оно, разумеется, оказалось превосходным.
В семейство Сингхов я вернулся все еще озадаченным. В произошедшем на обеде имелся какой-то тайный смысл, который увидели все, но не понял я. Сингх сидел со своей старшей женой Триолет, обсуждая счета.
– Я должен задать вопрос, – сказал я.
Сингх повернулся:
– Спрашивайте, и я отвечу.
– Есть ли какое-то особое значение у яйца?
– Яйца? – удивился Сингх. – Я бы сказал, у него много значений. В старые времена, в дни старателей на астероидах, оно было символом роскоши. В крупные хабитаты привозили уток, и для некоторых шахтеров их яйца были единственной пищей, приготовленной не из водорослей или соевых бобов.
– Символ роскоши, – задумчиво протянул я. – Понятно. Но все равно не понимаю.
Подумав, я продолжил:
– А есть ли какой-то смысл в том, что яйцо дарят?
– Вообще-то нет, – медленно проговорил он. – Яйцо? Ничего особенного в нем нет.
– А вы уверены, что это было только яйцо? И ничего больше? – уточнила Триолет.
– Очень искусно украшенное яйцо.
– Хм-м, – протянула она и задумалась. – Может быть, яйцо, книга и камень?
Тут немного удивился я.
– Книга и камень?
А ведь Карлос Фернандо, едва встретившись с Леей, первым делом подарил ей книгу Джордано Бруно. А вот камень… Никакого камня я не заметил.
– А почему именно они?
– А-а, так вы, наверное, не знаете. Вряд ли обычаи наших небесных городов хорошо известны в дальних пределах.
Ее упоминание о дальних пределах – Сатурне и всем, что дальше, – на миг смутило меня, пока я не понял, что при взгляде с Венеры, наверное, даже Земля и искусственные миры орбитальных облаков могут рассматриваться как «дальние».
– Здесь, как и в большинстве из десяти тысяч городов, – продолжила она, – яйцо, книга и камень составляют особый подарок. Понимаете, яйцо символизирует жизнь, книга символизирует знание, а камень есть основа всего богатства – это те минералы из пояса астероидов, которые позволили создать наше общество и купить нашу свободу.
– Да? А все три вместе?
– Это традиционный дар, символизирующий начало ухаживаний.
– Все равно не понимаю.
– Если молодой человек дарит женщине яйцо, книгу и камень, – пояснил Трумэн, – то это официальный знак того, что он хочет за ней ухаживать. И если она их принимает, то принимает и его ухаживания.
– Что? И этого хватает, чтобы они поженились?
– Нет-нет, что вы! Это лишь означает, что она принимает его ухаживания: что она воспринимает его всерьез и, когда наступит момент, выслушает его предложение. Нередко женщина может принять камни и яйца от многих молодых мужчин. Она не обязана на что-либо соглашаться, кроме как воспринимать его намерения серьезно.
– А-а… – протянул я.
Но все равно это не имело смысла. Сколько лет Карлосу Фернандо? Двадцать венерианских? Сколько это будет земных лет? Двенадцать или около того. Он еще слишком молод, чтобы делать женщинам предложения.
– Терраформировать Венеру не может никто, – сказал Карлос Фернандо.
Он не был заинтересован в том, чтобы я участвовал в их с Леей дискуссии, но та, не обратив внимания на неудовольствие его превосходительства (или, возможно, просто наплевав на него), настояла: если Карлос хочет поговорить о терраформировании, я тоже должен присутствовать.
Это была округлая комната одного из просторных дворцов Карлоса Фернандо, огромное помещение с многочисленными альковами. Я обнаружил их сидящими в одном из таких альковов – уютном, но все-таки открытом углублении. Вездесущие женщины-охранницы никуда не делись, но расположились по дальним концам комнаты: достаточно близко, чтобы услышать команду Карлоса Фернандо, но и достаточно далеко, чтобы дать собеседникам иллюзию уединения.
Мебель там стояла странноватая: стулья казались вылепленными из сапфирового дыма, но были твердыми. Я поднял стул и обнаружил, что он почти невесом.
– Алмазный аэрогель, – пояснил Карлос Фернандо. – Нравится?
– Потрясающе, – признал я.
В жизни не видел столько вещей, сделанных из алмазов. Я подумал, что здесь это имеет смысл, ведь летающие города окружает неисчерпаемый ресурс углекислого газа, и вполне логично, что там будут делать как можно больше вещей из углерода. Хотя до сих пор я не знал, что из алмаза можно сделать аэрогель.
– Как вы это делаете?
– Мы разработали новый процесс, – сказал Карлос Фернандо. – Вы не будете возражать, если я не стану вдаваться в подробности? По сути, это адаптация старой идеи, земного изобретения, которому уже десятки лет. Это называется «молекулярная перегонка».