е.
Но вслед за полезными эмоциями приходят и вредные. Так появляются сомнения. Защитник еще раз обдумал все подробности приземления. Топливо казалось доступным, но существовали кодексы и правила, запрещающие наносить вред живому. Некоторые источники воды обладали сознанием. Ограниченный запретами, защитник создал себе фальшивое тело с внушающей симпатию внешностью. Маленькие испуганные кусочки жизни согласились помочь ему, но они все равно были обречены. Оберегать то, что уже практически мертво, – пустая трата времени! Одно хранилище воды хотело окатить защитника струей. Этот первый глоток топлива пробудил бы все реакторы, и они незамедлительно начали бы работать. Да, радиация отравила бы слабые кусочки жизни. Но это могло сэкономить несколько бесценных минут, чтобы напитаться энергией и полезным для дела страхом…
Безумный рывок был неизбежен, но скорость всегда приводит к ошибкам. И меньшей из них стала потеря креативного аспекта. Со временем он разместился на когтистой конечности одного из живых источников воды, затем проник в другой кусочек жизни, растворившись в прохладной, богатой железом крови и совершив десятки тысяч кругов по примитивному влажному телу. Но такие ошибки случались много раз. Сотни, если не тысячи аспектов уже потеряны. Куда хуже то, что этот остался активным – тотипотентный аспект, способный контактировать с окружающей средой, готовый в критический момент видоизменить воду и минералы и создать из минимальных ингредиентов идеального солдата.
Существо сожалело о каждой допущенной ошибке. Чувство вины порождало желание снова и снова доказывать себе, что оно действовало правильно и высокоморально. Защитник заставил себя позабыть об этих никем не замеченных ошибках и начал последний, отчаянный и бесполезный рывок.
Солдаты ворвались в госпитальную палатку и остановились как вкопанные, в ужасе уставившись на монстра, сидевшего на кровати. Двое шептали молитвы, женщина взывала к Аллаху, защитнику всех правоверных. Еще один солдат, набравшись храбрости, нацелил винтовку на серое лицо, очертаниями напоминающее человеческое.
– Только шевельнись, на хрен, и я тебя пристрелю! – злобно заорал он.
Блох не был уверен, что сможет пошевелиться, и потому даже не пытался.
– Сука, ты слышишь меня или нет? – снова прокричал солдат.
Блох приоткрыл рот, вдохнул горячий воздух и коснулся языком своей новой кожи. Как будто лизнул грязный стакан. Чей-то незнакомый голос произнес:
– Да, я тебя слышу.
Монстр должен был устрашающе зарычать. Но его голос оказался тихим, надтреснутым и тягучим, словно у какой-нибудь куклы на ниточках.
Он сам рассмеялся, когда себя услышал.
Его мать опустилась на колени возле кровати и сквозь рыдания повторяла опять и опять его имя:
– Саймон. Саймон.
– Со мной все в порядке, – сказал он ей.
Медсестра стояла по другую сторону кровати и пыталась понять, что же она видит. Кожа парня казалась металлической или, возможно, керамической, но это была лишь одна маленькая деталь очень странной картины. Блох и раньше привлекал внимание высоким ростом, а сейчас вытянулся по крайней мере на полфута вверх и на столько же раздался вширь, в плечах, а кровать под ним как будто съежилась. Хуже того, так и было на самом деле. Его растущее тело расплавляло и впитывало в себя металлическую раму и поролоновый матрас. Простыни и подушки растворились в нем, отдавая углерод. Серая кожа излучала жар. словно печка. Это был уже не Блох. Его место заняла машина с лицом, имитирующим человеческое, но имитирующим крайне неубедительно. И медсестра как добропорядочная женщина посчитала себя вправе скомандовать солдатам:
– Чего вы ждете? Стреляйте!
Но даже тот храбрый солдат не рискнул выстрелить. Пули могли и не пробить монстра. А если оружие бесполезно, лучшая тактика – это угрозы.
– Беги за полковником, – сказал злобный солдат. – Живо!
Женщина-мусульманка выскочила из палатки.
Еще две минуты назад Блох чувствовал беспокойство, но был нормальным. Сейчас ничего нормального в нем не осталось. Он видел свою мать и других людей. В палатке не было темно, да и нигде не было. Его новые глаза различали мельчайшие детали: каждую нить маминой блузки, каждую пылинку в воздухе и единственную в палатке муху, у которой хватило ума держаться подальше от непостижимого существа, распухающего на глазах, так что почти вся кровать уже растворилась в его панцире.
– Это все еще я, – сказал Блох матери.
Она смотрела на него и очень хотела в это поверить, но не могла.
Тут появился полковник, а следом за ним физик и лейтенант вместе с мистером Райтли.
Полковник, седой представительный мужчина, выглядел очень испуганным. Он выдавил короткий смешок, пытаясь скрыть свою слабость.
Блоху понравился его смех.
– Эй, парень, ты меня слышишь?
– Нет.
На этот раз полковник рассмеялся громче.
– Ты понимаешь, что с тобой случилось?
– Нет, – ответил Блох.
Но это тоже было неправдой.
Солдаты столпились вокруг палатки, заряжая оружие и обсуждая, куда лучше стрелять.
Физик, потрясенный и довольный одновременно, показал пальцем на Блоха и заявил:
– Видите, я был прав. Это заражение.
– Как оно могло произойти? – спросил полковник.
– Думаю, это случилось, когда он помогал перевозить инопланетянина, – ответил физик.
Блох медленно поднял руку. Трубка капельницы вросла в нее. Локоть все еще оставался локтем, только больше не болел, а царапины на бицепсе превратились в рисунок на коже.
– Не шевелись! – снова крикнул злобный солдат.
Мама поднялась на ноги и протянула руку к Блоху.
– Не стоит приближаться к нему, – посоветовала медсестра.
– Осторожней, я горячий, – сказал Блох.
Но она не послушалась, дотронулась до его новой руки и обожгла подушечки пальцев.
Мистер Райтли шагнул вперед. Забытые очки еле держались на кончике его маленького мокрого носа.
– Это и в самом деле ты?
– Может быть, – отозвался он. – А может, и нет.
– Как ты себя чувствуешь, Блох?
Он внимательно изучил свою новую руку новыми замечательными глазами.
– Отлично.
– Тебе страшно?
– Нет.
Полковник шепотом что-то приказал лейтенанту.
Лейтенант и один из штатских надели кожаные перчатки, подошли к учителю и взяли его под локти.
– Это еще что такое? – спросил мистер Райтли.
– Мы вынуждены взять вас под наблюдение, – объяснил полковник. – Из простой предосторожности.
– Бред какой-то! – возмутился мистер Райтли, вырываясь.
Штатский решил, что ситуация требует небольшого хирургического вмешательства: один удар по почкам – и новый пациент оказался на полу.
Лейтенант выругался сквозь зубы.
Блох приподнялся, и съежившаяся кровать рухнула под ним.
– Не шевелись, – повторил злобный солдат, выводя неровные круги дулом винтовки.
– Не троньте его, – сказал Блох.
– Со мной все в порядке, – помахал ему рукой мистер Райтли. – Они просто не хотят рисковать. Не волнуйся за меня, сынок.
Блох уселся на пол и стал внимательно изучать выражение каждого лица.
Физик обернулся к полковнику и прошептал:
– Знаете, а ведь его мать тоже к нему прикасалась.
Полковник кивнул, и еще два солдата шагнули вперед.
– Нет. – сказал Блох.
Один из солдат смутился, а второй, раздраженный тем, что неуверенность передалась и ему, достал пистолет и прицелился в женщину с обожженной рукой и сыном-монстром.
Все произошло со скоростью мысли.
Пистолет вырвался из руки, и обезоруженный солдат растянулся на полу, не понимая, как он там оказался и ничего себе при этом не повредил. Блох огромными скачками облетел всю комнату, изящными движениями освободив всех от оружия и усадив на пятую точку, а затем, целый и невредимый, остановился посреди этого хаоса, выпрямившись во все семь футов.
– Теперь я прикасался ко всем вам, – сказал он своим новым надтреснутым голосом. – Но не думаю, чтобы это имело значение. Поэтому оставьте мою мать в покое.
– Монстр вырвался! – заорал злобный солдат. – Он напал на нас.
Трое солдат снаружи даже не шелохнулись. Но четвертый, штатский, сегодня утром впервые в жизни убил леопарда, и у него в крови до сих пор не улегся адреналин. В очках ночного видения он хорошо различал цель – горячий, яркий силуэт возвышался среди скорчившихся тел. Штатский окатил его автоматическим огнем. Одиннадцать пуль исчезли в груди Блоха, напитав его энергией и аппетитными кусочками металла, а затем монстр рванулся сквозь изрешеченную стену палатки в сторону парковки, заботливо уводя огонь от беззащитных живых мешков с водой.
Некоторые вливались в поток беженцев, покинув город ради надежной, твердой земли на востоке. Но большинство предпочитали держаться ближе к дому. Люди знали слишком мало, чтобы по-настоящему испугаться. Кое-кто слышал те же самые истории о Ночной стороне, что пересказывали друг другу солдаты. Но к каждому слову правды прибавлялось с три короба вранья. Кроме того, двести тысяч жителей не так-то легко перевезти на другое место. У кого-то машины все еще оставались на ходу, но надолго ли? Кроме обнадеживающих историй рассказывали еще и о вспышках и странных электромагнитных возмущениях, и что действительно пугало, так это перспектива застрять холодной ночью в семейном автомобиле на темной дороге, в самой гуще потока измученных и голодных людей.
Нет уж, лучше остаться дома. Собственный дом люди хорошо знают. Здесь есть подвалы, удобные кресла и любимые одеяла. Интуиция и надежда скрашивали жизнь в потемках, земля тряслась постоянно, но не настолько сильно, чтобы покосились фотографии на стене. Так просто закрыть усталые глаза и утешать себя чудесной мыслью: скоро снова зажгутся огни и телевидение с гуглом вернутся во всей красе. Что бы ни творилось сейчас в мире, все со временем разъяснится. Может, мы победим в этой войне. Или на плазменных панелях появятся инопланетяне – разумные твари, одетые в серебристые комбинезоны, и раскатистыми голосами расскажут, зачем захватили наш мир и чего хотят от своих новых рабов.