Вот и сейчас их чайник наполнял кухню ароматом дымка, поэтому Тёрн выудила из кухонной мойки свою кружку. Майя спросила:
– И что там делали Неподкупные?
– Школу жгли, – ответила Тёрн таким тоном, словно видела подобное каждый день.
Она взглянула на третью гостью, незнакомку. Женщина еще, похоже, испытывала временной шок, а значит, лишь недавно переместилась по световому лучу на Славу Божью с другой планеты. Она все еще переживала то мучительное состояние, когда просыпаешься через десять-двадцать лет после того, как вздохнул в последний раз.
– Анник, это Тёрн, дочь Майи, – сказала Кларити. Из двух подруг она была наиболее говорливой и энергичной, а Бик – молчаливой и надежной.
– Привет, – отозвалась Тёрн. – Добро пожаловать в место Творения.
– Почему они сожгли школу? – спросила Анник, явно расстроенная событием. У нее были бледные глаза и нежные, мягкие черты.
Тут она явно долго не продержится, решила для себя Тёрн.
– Потому что это рассадник вырождения, – ответила она. Фразу она слышала от Хантера, нынешнего приятеля матери.
– Что случилось с планетой? – спросила Анник. – Когда я улетала, она находилась в изоляции, но еще не была настолько реакционной.
Остальные сочувственно поохали, потому что каждой из сидящих пришлось испытать нечто подобное. Перемещение по световому лучу – самый быстрый способ транспортировки во Вселенной, но даже скорость света имеет свои границы. Жизнь на планетах менялась за время путешествия, и не всегда к лучшему.
– Таково оно, пустошное счастье, – обреченно вздохнула Майя.
Кларити пояснила:
– Неподкупные – довольно молодое движение. Оно началось среди консервативных преподавателей и студентов, но у них уже много последователей. Они противостоят взяточничеству и кумовству Протектората. Горожанам надоело, что их постоянно дергает полиция в надежде получить взятку и что коррумпированные чиновники придумывают, как бы еще содрать денег с населения. Потому народ и поддерживает это движение в надежде, что они скинут взяточников и накажут их по справедливости. Только нам от того не легче.
– Почему? – спросила Анник. – Разве честное правительство не сделает жизнь лучше для всех?
– По идее так и должно быть. Но честное правительство больше вмешивается в жизнь граждан. Чтобы получить снисхождение и личную свободу, коррумпированным властям можно дать взятку. Протекторат оставил Пустошь в покое, потому что она приносит доход. А если власть возьмут Неподкупные, то тогда им придется пойти на поводу у общественного мнения, и они либо выгонят нас, либо заставят стать как все. Местные жители склонны к изоляционизму. Они думают, что наш порочный бизнес помогает поддерживать власть Протектората. И в целом они правы.
– Какой-то дьявольский сговор, – сказала Анник.
Остальные кивнули. Жизнь пустошника полна иронии.
– А как же теперь Тёрн будет учиться? – спросила Кларити у Майи.
Майя пока об этом даже не размышляла.
– Ну, что-нибудь придумают, наверное, – рассеянно сказала она.
Тёрн услышала, как Хантер спускается по железной лестнице, и сказала, чтобы позлить его:
– Я бы могла помогать Хантеру.
– В чем помогать? – спросил он, спускаясь в кухню.
Худощавый, с острым лицом, квадратными очками и короткой бородкой, он всегда носил черную одежду и не мог удержаться от сарказма в голосе. Тёрн считала его позером.
– В поисках гминтов, конечно, – сказала она. – Ты же этим занимаешься.
Он подошел к кофеварке, чтобы сварить себе чашку горькой гиперстимулирующей жидкости, к которой давно пристрастился.
– А почему бы тебе в школу не пойти? – спросил он.
– Ее сожгли.
– Кто?
– Неподкупные. Ты не слышал, как они тут скандировали?
– Я работал в кабинете.
Он всегда сидел в своем кабинете. Тёрн понять не могла, каким образом он собирается ловить преступников-гминтов, если не желает выходить на улицу и общаться с людьми. Однажды она спросила Майю:
– Он хоть раз поймал гминта?
Майя ответила со вздохом:
– Надеюсь, что нет.
В целом он, конечно, был лучше предыдущего приятеля Майи, который свалил, прихватив все их сбережения. По крайней мере, у Хантера водились деньги, хотя, откуда он их брал, так и оставалось загадкой.
– Я могла бы стать твоим агентом, – предложила Тёрн.
– Тебе нужно получить образование, – сказала ей Кларити.
– Точно, – согласился Хантер. – Если бы хоть что-то знала, то меньше бы всех доставала.
– Из-за таких, как ты, у образования плохая репутация, – огрызнулась Тёрн.
– Не груби, Двушка, – произнесла Майя.
– Меня теперь зовут по-другому!
– Ведешь себя как маленькая, поэтому и зову тебя по-детски.
– Ты всегда на его стороне.
– Можно найти ей репетитора, – сказала Кларити. Она никогда так просто не сдавалась.
– Правильно, – отозвался Хантер, отпивая чернильную жидкость из маленькой чашечки. – Почему бы тебе не спросить стариков, которые играют в шахматы в парке, вдруг кто-то согласится?
– Они, скорее всего, все педофилы! – с отвращением сказала Тёрн.
– Может, и лучше, если ты останешься неучем, – бросил Хантер и пошел наверх.
– Я поспрашиваю, узнаю, кто занимается частным преподаванием, – предложила Кларити.
– Ладно, хорошо, – буркнула Майя.
Тёрн вскочила, негодуя на отсутствие должного уважения к ее независимости и самостоятельности.
– Я сама хозяйка своей судьбы, – объявила она и вовремя сбежала в свою комнату.
Перед следующим преднотием Тёрн спустилась в накидке, которую носили все женщины Славы Божьей за пределами Пустоши. Увидев ее, Майя сказала:
– И куда ты собралась в таком наряде?
– Гулять, – ответила она.
– Я не хочу, чтобы ты выходила в город, Двуш, – сказала Майя, плохо скрывая беспокойство. Тёрн холодно промолчала, тогда она поправилась: – Прости, Тёрн. Но я все равно не хочу, чтобы ты ходила в город.
– Не пойду.
– Тогда зачем ты нацепила накидку? Это же символ рабства.
– Все мы рабы Божьи, – надменно возразила Тёрн.
– Ты же не веришь в Бога.
Именно тогда Тёрн решила, что теперь уж обязательно поверит.
Она вышла за дверь и повернула к парку. Обыденность дома и семьи липла к ней, как пух. Пройдя квартал, девушка почувствовала себя преображенной. Она нацепила накидку просто ради того, чтобы проявить свое неповиновение, но здесь, на улице, та смотрелась совсем по-другому. Тёрн заметила свое отражение в витрине, выглядела она загадочно. Накидка скрывала лицо и при этом усиливала работу воображения, сквозь нее все казалось каким-то необычным. Даже сама Тёрн стала неуловимой и таинственной. Пустошники заботились только о внешнем, они старательно хотели казаться кем-то, но не быть. Вся глубина, вся искренность увядали, разъедаемые кислотой безликости. Но когда Тёрн надела накидку, она утратила внешность, посему стала неуязвимой. Теперь под накидкой скрывалось нечто изменчивое, непонятное и во многом зависящее от предположений.
В маленьком треугольном сквере напротив почерневшей школы жизнь шла своим чередом. Охлаждающие башни лениво вращали лопастями, создавая легкий ветерок, смешанный с копотью. В их тени люди выгуливали собак на поводках, старики склонялись над шахматной доской. Сквозь прорезь в накидке Тёрн осмотрелась, затем подошла к старику, который сидел на скамейке и читал что-то на планшете.
Она присела рядом. Старик никак не отреагировал, хотя по тому, как он нахмурился, Тёрн поняла, что он ее заметил. Девушка часто встречала его в парке, старик всегда одевался с иголочки, хоть и носил поношенный старомодный костюм. Овальное, обвисшее лицо, большие руки. Выглядел он так, словно когда-то занимался каким-то умным делом. Тёрн долго думала, как бы начать разговор.
– Ну? – сказал старик, не отрываясь от книги. – Чего тебе нужно?
Тёрн так и не придумала ничего толкового и просто спросила:
– Вы историк?
Он опустил книгу.
– В каком-то смысле, как и все мы, пустошники. Почему ты спрашиваешь?
– Моя школа сгорела, – сказала она. – Мне нужен учитель.
– Я не занимаюсь с детьми, – ответил старик и вернулся к чтению.
– А я не ребенок! – обиженно воскликнула она.
Он даже не взглянул на нее.
– Неужели? А я уж подумал, что ты именно поэтому прячешься под накидкой.
Тёрн сняла ее. Сначала он даже не поднял глаза. Потом равнодушно посмотрел, но вдруг что-то разглядел и нахмурился.
– Ты та самая девочка, которая живет с охотником за гминтами, – констатировал он ледяным тоном.
Ей захотелось даже защитить Хантера.
– Он не за всеми гминтами охотится. Только за преступниками, которые участвовали в голоциде. Теми, кто этого заслуживает.
– Что ты знаешь о гминтском голоциде? – с пренебрежением спросил старик.
Тёрн торжествующе улыбнулась.
– Я была там.
Он перестал делать вид, что читает, и взглянул на нее с неодобрением.
– Как ты могла там быть? Это случилось сто сорок один год назад.
– А мне сто сорок пять, если считать по непрерывному времени, – сказала Тёрн. – Мне было тридцать семь, когда исполнилось пять, девяносто восемь в семь лет и сто двадцать шесть в двенадцать. – Ей нравилось шокировать людей подобным признанием.
– Почему же ты так часто перелетала?
– Моя мама забеременела без согласия отца, а когда отказалась сделать аборт, то он подал на нее в суд за нарушение авторских прав, потому что она без разрешения скопировала его гены, как вы видите. В общем, она скрылась, чтобы не платить лицензионные отчисления, с тех пор мы в бегах. Если он нас поймает, то меня могут задержать за хранение краденых генов.
– Кто тебе такое рассказал? – скептически спросил он.
– Майя. А что, вполне правдоподобно, ее приятели на такое способны. Она всегда выбирает кого попало. Это вторая причина, почему нам приходилось так часто переезжать.
Он слегка покачал головой и сказал:
– Должно быть, у тебя дисплазия восприятия.