Тёрн закрыла лицо руками, желая заплакать, но и на это не осталось сил. Даже такой поблажки она не заслуживала.
Дверь щелкнула, и Тёрн увидела строгую угловатую женщину в форменной юбке, с едва заметной зловещей усмешкой на лице. Она приготовилась услышать новость, что ей придется провести еще тридцать два года в бессмысленном путешествии на Славу Божью. Но вместо этого женщина сказала:
– Вас хотят видеть.
За ней появилось знакомое лицо, и Тёрн радостно вскрикнула:
– Кларити!
Женщина вошла в комнату, и девушка с облегчением обняла ее.
– Я думала, что вы полетели на Аланановис.
– Мы собирались туда, – сказала Кларити. – Но решили, что нельзя просто стоять и смотреть, когда творится беда. Я отправилась за тобой, Бик осталась, чтобы рассказать Майе, куда ты полетела.
– Спасибо, спасибо! – разрыдалась Тёрн. Слезы, которые прежде не желали выходить, теперь ручьями потекли по лицу. – Ты пожертвовала тридцатью двумя годами ради такой глупости.
– Для нас это не глупость, – сказала Кларити. – А вот ты сглупила.
– Я знаю, – всхлипнула Тёрн.
Кларити посмотрела на нее с пониманием.
– Тёрн, людям в твоем возрасте свойственно совершать ошибки. Но в жизни нет страховки. Ты должна была подумать о Майе. Каким-то образом ты повзрослела быстрее, чем она, хоть вы и путешествовали вместе. Ты непоколебимая скала, на которую она опиралась. Ее приятели являлись лишь развлечением. Когда они бросали ее, она поднималась. Но когда ее бросила ты, то для нее рухнул весь мир.
– Это неправда, – сказала Тёрн.
– Правда.
Тёрн сжала губы, чувствуя неимоверное давление. Почему на нее нужно полагаться, почему ей не разрешается чувствовать себя беззащитной и раненой? Почему Майя зависела от нее? С другой стороны, ее утешала мысль, что она не бросила Майю так же, как ледяную сову. Идеальной матерью Майя не была, но и Тёрн трудно назвать идеальной дочерью. Они обе старались, как могли.
– Мне это не нравится, – сказала она, но не слишком убежденно. – Почему я должна нести за нее ответственность?
– Потому что в этом и заключается любовь. – ответила Кларити.
– Ты суешь нос не в свои дела.
Кларити легонько сжала ей руку.
– Точно, вот ведь тебе повезло!
Дверь снова отворилась. За плечом угловатой охранницы Тёрн заметила медово-золотистые локоны.
– Майя! – закричала она.
Увидев Тёрн, Майя вся засияла как солнце. Ворвавшись внутрь, она обняла дочь.
– О, Тёрн, хвала небесам, что я нашла тебя! Я с ума сходила от беспокойства. Думала, что потеряла тебя.
– Все хорошо, все хорошо, – повторяла Тёрн, а мать рыдала и без конца обнимала ее. – Майя, ты должна мне кое-что рассказать.
– Что угодно.
Неужели ты соблазнила винда?
Майя не сразу поняла, о чем идет речь. Затем на лице появилась таинственная улыбка, от которой она сразу похорошела, весьма довольная собой. Она коснулась волос дочери.
– Я собиралась тебе об этом рассказать.
– Позже, – произнесла Бик. – Сейчас летим на Аланановис, вот билеты.
– Прекрасно, – сказала Майя. – А где находится Аланановис?
– Всего лишь в семи годах отсюда.
– Замечательно. Не важно. Ничто не имеет значения, раз мы теперь вместе.
Она подняла мизинец для тайного рукопожатия. Тёрн ответила, вздохнув про себя. На какой-то миг ей вдруг показалось, что весь мир состоит из беззащитных существ, застывших во времени, и только она одна стареет и меняется.
– Мы же с тобой команда? – с беспокойством спросила Майя.
– Ага, – ответила Тёрн. – Мы – команда.
Пол КорнеллКопенгагенская интерпретация
Далее следует динамичный, но довольно странный рассказ Пола Корнелла из цикла о приключениях шпиона Джонатана Гамильтона, участника Большой игры, имевшей место в Европе середины XIX века, в мире, где развитие технологий пошло по совсем другому пути. В этот цикл также входит рассказ «Исчезнувший пруссак» («One of Our Bastards Is Missing»), недавно награжденный премией «Хьюго». Эти рассказы чем-то напоминают повести Чарльза Стросса о Руритании. Бывшая пассия Гамильтона внезапно появляется вновь при весьма необычных обстоятельствах, она становится причиной цепи неких событий, с которыми необходимо справиться герою, чтобы предотвратить конец света. Гамильтон делает это ярко и эксцентрично, напоминая Джеймса Бонда или скорее героя Пола Андерсона Доминика Фландри, который, как мне кажется, и является его прямым предшественником.
Британский писатель Пол Корнелл – автор романов и комиксов, а также сценарист телевизионных программ. Самыми известными стали его романы «Кое-что еще» («Something More») и «Британское лето» («British Summertime»). Он также писал сценарии для сериалов «Доктор Кто», «Робин Гуд» и «Первобытное» производства Би-би-си, «Капитан Британия» от «Марвел Комикс», участвовал в создании новеллизации по сериалу «Доктор Кто» и составлял сборники по этой вселенной и многим другим комиксам. Несколько серий «Доктора Кто», снятых по его сценариям, дважды были номинированы на премию «Хьюго». Кроме того, Корнелл получил премию Гильдии сценаристов США. В последнее время он обратился к коротким рассказам, которые публиковались в журналах «Fast Forward 2», «Eclipse 2», «Asimov’s Science Fiction» и «The Solaris Book of New Science Fiction», том третий.
Смотреть на Кастеллет лучше всего вечером, когда древняя крепость озарена тысячами светлячков и превращается в маяк для всех, кто прибывает в экипаже и глядит на город сверху. Здесь расположены знаменитый Копенгагенский парк, оборонные сооружения, включая штаб-квартиру Службы военной разведки Дании, а также единственная ветряная мельница, выполняющая скорее декоративную, нежели прикладную функцию. Над Лангелиние дуют сильные ветра, и после захода солнца вросший в землю китовый скелет отзывается сочувственным воем, слышным даже в Швеции.
Гамильтон прибыл дипломатическим экипажем, без документов и, как предписывалось этикетом, без какого-либо оружия или складок – как совершенно штатское лицо. Он проводил взглядом экипаж: тот, покачиваясь на ветру, тяжело поднялся над парком в темнеющее небо и круто взял на юго- запад, скользя на складке, которую создавал у себя под полозьями. Гамильтон не сомневался, что Отдел внешних сношений регистрирует все до мельчайшей детали. В дипломатическую почту, конечно, никто не заглядывает, но все прекрасно знают, куда эта почта направляется. Через ворота из исцеленной бронзы он вышел из парка и спустился по лестнице в дипломатический квартал, не думая ни о чем. Он всегда так поступал, когда у него не было ответа на насущные вопросы, – это лучше, чем без конца крутить их в голове, дожидаясь, пока они сотрутся в порошок.
Улицы Копенгагена… Дамы и господа, выходящие из экипажей; изредка – проблеск триколора из перьев на шляпе… Хуже того, один раз он увидел накинутый на плечи тартановый плед. Гамильтон поймал себя на гневной реакции, но затем узнал цвета Кэмпбеллов. Их носитель, юноша в вечернем костюме, был из тех глупцов, что подцепляют в баре иностранный акцент и готовы на любые запретные действия в бессильном протесте против всего мира. На этом шотландцы их и ловят. Собственный гнев вызвал у Гамильтона раздражение: он не сумел сдержать себя.
Он прошел мимо фасада британского посольства, где стоял на страже Ганноверский полк, свернул за угол и немного подождал в одном из тех удобных темных переулков, что составляют альтернативную карту дипломатических кварталов по всему миру. Через несколько мгновений рядом распахнулась дверь, лишенная каких-либо отличительных признаков. Его пригласили внутрь и взяли у него пальто.
– Девушка пришла к парадному входу, кажется, чем-то расстроенная. Она заговорила с одним из наших ганноверцев, рядовым Глассманом, и сильно разволновалась, когда он не смог ее понять. По-видимому, она решила, что ее не поймет никто из нас. Мы пытались провести ее через осматривающее устройство в вестибюле, но она и слышать об этом не хотела.
Посла звали Байюми, это был мусульманин с сединой в бороде. Гамильтон уже встречался с ним однажды, на балу во дворце, балансировавшем на верхушке одной-единственной волны, которая была выращена из океана и удерживалась на месте в знак присутствия членов королевских семей трех великих держав. Как ему и следовало, дипломат держался корректно и обходительно, так что казалось, будто его высокий пост совсем не имеет веса. Возможно, он и в самом деле не чувствовал бремени своих обязанностей.
– Так значит, она может быть вооружена? – Гамильтон заставил себя сесть и теперь сосредоточенно разглядывал завитки волокон пушечного дерева на лакированной поверхности посольского стола.
– Она может быть сложена в несколько раз, как оригами.
– Но вы уверены, что это действительно она?
– Видите ли, майор… – Гамильтон узнал этот момент разворачивания дипломатических способностей континентального посла. По крайней мере, они имелись. – Если возможно, я бы предпочел, чтобы мы решили этот вопрос, не компрометируя достоинство девушки…
Гамильтон оборвал его:
– Ваши люди не доверили курьеру ничего, кроме ее имени и предположения, что один из здешних солдат может быть скомпрометирован. – Это была настолько грубая работа, что в ней чудилась угроза. – В чем дело?
Посол вздохнул.
– Я взял себе за правило, – сказал он, – никогда не спрашивать даму о ее возрасте.
Вначале ее поместили в вестибюле, закрыв на этот день посольство для всех других дел. Позже к вестибюлю присоединили бункер охраны, проделав в стене дверной проем и устроив внутри небольшое помещение для девушки.
От остального посольства оно отделялось складкой, сквозь которую пропустили свет, так что Гамильтон мог наблюдать за девушкой на интеллектуальной проекции, занявшей большую часть стены одного из множества неиспользуемых офисных помещений посольства.
Увидев ее лицо, Гамильтон чуть не задохнулся.