Джейн на миг замерла, прижимая к груди банки с супом. Что делать? Ей захотелось вернуться в дом, пройти через темную гостиную с лиловым ковром, потертой голубой кушеткой, фотографиями школьников и вышитым крестиком букетом цветов в рамке на стене, дальше через маленькую столовую, где отделка не менялась с восьмидесятых. Потом через заднюю дверь и через забор – подходящий момент отказаться от самой большой ошибки в ее жизни. Когда Джейн впервые забеременела и с позором вернулась домой из Пасадены, она сделала аборт. Но идти на второй аборт она твердо отказалась – это мое тело, черт побери, и что хочу, то с ним и делаю.
Франни рассмеялась. Немного нервно, все еще не отойдя от рыданий, но уже без страха.
– Эй! – гаркнула Джейн. – Отвали от моей дочери!
Она быстро пересекла двор – вся воплощение материнства и справедливого гнева. Тощий темноволосый парень поднял руки – мол, я безобидный, мэм.
– Все в порядке, мама, – сказала Франни.
– Мы просто разговаривали, – подтвердил парень, улыбаясь. Он был одет в красную фланелевую рубашку в клетку, футболку и шорты. Тощий, но кто сейчас не такой?
– Ты кто такой, черт побери? – спросила Джейн.
– Меня зовут Нат. Я просто иду на север. Искал место, где остановиться на ночь.
– Мы просто болтали, пока ты не вернулась, – сказала Франни.
Нат отвел их в свой лагерь – тоже за домом. Он развел костерок, чтобы подогреть суп. Рассказывал об Алабаме, откуда пришел, хотя южного акцента у него не было. Оправдывал он это тем, что отец военный и семья жила на военной базе. Джейн все пыталась его оценить. Нат поведал им историю о том, как два парня наткнулись на его лагерь севернее Хансвиля, когда он только вышел на дорогу. Как они его насмерть перепугали, но он блефанул, сказав им о вымышленном приятеле. Мол, тот пошел подстрелить что-нибудь съедобное на ужин, но мог услышать, как эти двое к нему пристают, и теперь, может быть, держит их на мушке, прячась за деревьями. И вдруг что-то завозилось в кустах: какое-то животное зашуршало опавшими листьями, и парни перепугались. Нат смотрел на Джейн, стараясь произвести впечатление, но вел себя вежливо, и это было хорошо, потому что его слушала и Франни. Рассказ Ната увлек девушку, она ловила каждое его слово и чуточку флиртовала. Джейн знала, что через год-другой Франни потянет к парням.
– Они ничего не знали о лесах, обычные парни из Билокси, кажется. Из тех, что держали копировальную лавочку или забегаловку с фастфудом и теперь решили, что, раз цивилизация накрывается, они могут себя вести как герои из какой-нибудь видеоигры. – Он рассмеялся. – Я тоже не знаю, что там зашумело в лесу. Честно скажу, я и сам испугался – а вдруг там сидит кто-то, кто пристрелит нас всех? Хотя, наверное, это был воробей, или белка, или еще кто-то. Но я тогда сказал через плечо своему «приятелю» типа: «Не стреляй в них. Пусть валят, откуда пришли».
Джейн не сомневалась, что парень лишь треплется. Но ей понравилось, что он старается подать все смешно, а не выставляет себя этаким Рэмбо. Она заметила, что Нат не угостил их своей едой. Но предложил пойти с ними, чтобы забрать их вещи. Честный обмен, решила она.
Он был симпатичным, какими бывают худощавые. А такие Джейн нравились. Она устала все делать сама.
Зажглись уличные фонари, хотя и не все. Нат пошел с ними, когда они направились за спальными мешками и вещами. Он прихватил доску с торчащими на одном из концов гвоздями. Назвал ее дубинкой.
Они действовали тихо, но не пытались прятаться. В темноте вещи было отыскать трудно, но, к счастью, Джейн их почти не распаковывала. Они с Франни, которая учащенно дышала, забрали спальные мешки и рюкзаки. В темноте было плохо видно, задний двор превратился в путаницу теней. И она надеялась, что из дома их тоже трудно заметить.
Все прошло спокойно. Из дома не доносилось ни звука, хотя Джейн казалось, что они слишком шумят, собирая вещи. Все трое вышли через заднюю калитку и нервно зашагали к передней части дома. Нат нес дубинку, готовый ударить, а у Джейн и Франни руки были заняты спальными мешками. Они прошли по треснувшей подъездной дорожке и оказались на середине улицы, где вдоль тротуаров все еще стояло несколько выпотрошенных машин. Потом свернули за угол и почувствовали себя в безопасности. Счастливые, они улыбались и вскоре разложили спальные мешки в маленьком лагере Ната на заднем дворе, которому догорающий костерок придавал если и не цивилизованный, то хотя бы домашний вид.
Под утро Джейн вылезла из-под одеяла Ната и улеглась досыпать рядом с Франни, пока та не проснулась.
На следующий день они шли по шоссе уже втроем. Теперь они были вместе, хотя и не обсуждали это, и Джейн испытывала облегчение. Если с ними мужчина, то к ним, скорее всего, не будут цепляться. В небе три реактивных самолета пролетели на юг, оставив белые следы. Хотя бы самолеты все еще летают. Хотелось надеяться, американские.
Они ненадолго остановились, пока Нат зашел за мостик по малой нужде.
– Мама, как думаешь, кто-нибудь залез в квартиру Пита? – спросила Франни.
– Не знаю.
– А как ты считаешь, что с ним случилось?
Вопрос застал Джейн врасплох. Они ушли, даже не обсудив судьбу Пита, и женщина просто решила, что Франни, как и она, считает Пита погибшим.
– Я что хотела сказать, – продолжила Франни, – если у них кончился бензин, то он мог где-то застрять. Или его ранили, и он попал в госпиталь. Даже если госпиталь не принимал обычных людей, то копов они бы приняли. Потому что считают копов «своими». – Франни говорила как взрослая, объясняя матери, как устроен мир. – Они держатся вместе. Копы, пожарные и медики.
Джейн не совсем понимала, о чем говорит Франни. При обычных обстоятельствах она бы так дочери и ответила. Но как вести такой разговор, она не знала. Тут из-за мостика вышел Нат, поправляя на себе одежду, и стало ясно, что тема закрыта.
– Ладно, – сказал он. – Далеко еще до Уоллиуорда[33]?
Франни хихикнула.
Их самой большой проблемой стала вода. Ее было трудно найти, а когда им все же это удавалось – в пруду или, очень редко, в еще не разграбленном доме, – то тяжело нести. К счастью, Нат очень хорошо умел разводить огонь. У него было припасено шесть одноразовых зажигалок, раздобытых на бензоколонке, и, найдя пруд, они кипятили воду. Джейн где-то читала, что это надо делать восемнадцать минут. На деле же они просто доводили ее до кипения. Вода из пруда была ужасна на вкус, но их постоянно мучила жажда. Франни хныкала. Джейн боялась, что Нату надоест это слушать и он уйдет, но, очевидно, до тех пор, пока она каждую ночь перебиралась в его спальный мешок, он уходить не собирался.
Джейн ждала, пока не убеждалась, что Франни заснула. Это было сложно: обычно они настолько уставали, что она с трудом держалась, чтобы не заснуть. Но Джейн боялась потерять Ната.
Поначалу ей нравилось, что он никогда не делал ей намеков по вечерам. Инициатива всегда шла от нее. Так было проще. Но теперь он все чаще притворялся спящим, когда Джейн к нему перебиралась. Или действительно спал, мерзавец, потому что ему не приходилось бороться со сном. Она клала руку ему на грудь, потом опускала ниже, возбуждая его. Расстегивала его шорты, но он и тогда лежал бревном. Она елозила по нему какое-то время, и лишь тогда он стягивал шорты и белье и позволял ей забраться на себя и работать, пока он не кончал. Потом она слезала. Иногда он мог сказать: «Спасибо, детка». Но чаще ничего не говорил, и она переползала обратно к Франни с ощущением, что только что отдала арендную плату. Она никогда ни с кем не спала за деньги. Джейн все твердила себе, что уж в эту ночь она к нему не полезет. Посмотрит, что он станет делать. Черт, если он от них уйдет, так уйдет. Но потом все равно лежала и ждала, пока Франни заснет.
Иногда, заползая обратно, она знала, что дочь не спит. Девочка всегда молчала в такие моменты, и в безлунную ночь нельзя было разглядеть, открыты ли у нее глаза. Это стало в их жизни лишь еще одной странностью – не большей, чем бродить по шоссе. Или сходить с этого шоссе в незнакомом городке и уговаривать какого-нибудь старика продать им воды из колодца за американские доллары, вероятно, потерявшие теперь всякую цену. Или не ходить в школу. Или не мыться, не иметь чистой одежды, ничего.
Джейн решила, что сегодня ночью она не будет этого делать. Но знала, что станет лежать в тревожном ожидании и, наверное, все же переберется к Нату.
Как-то раз они шли спозаранку, когда небо над горизонтом было еще темно-синим. К полудню оно становилось белым, а жара – удушающей.
– А ты был когда-нибудь влюблен? – спросила Франни Ната.
– Боже, Франни, – закатила глаза Джейн.
– Возможно, – рассмеялся Нат. – А ты?
– Я в восьмом классе, – раздраженно ответила Франни. – И я не из тех девчонок с сиськами, так что думаю – нет.
Джейн хотелось, чтобы она заткнулась, но Нат спросил:
– А в какого парня ты бы влюбилась?
Франни скосила на него глаза, потом уставилась вперед. Даже после столь долгого времени, проведенного на солнце, у нее осталась идеальная кожа. На детях такая кожа лишь зря пропадает. Взгляд Франни говорил: «В такого, как ты, болван».
– Ну, не знаю, – ответила девушка. – В такого, кто знает, как и что делать. Когда это нужно, понимаешь?
– А что именно делать? – спросил Нат.
Эта тема его действительно заинтересовала. И вообще, на дороге мало что интересного, если не считать других пешеходов и брошенных машин. Они как раз проходили мимо легковушки со спущенной шиной и распахнутыми дверцами. Франни показала на нее.
– Например, починить машину. И еще, чтобы он был симпатичный, – добавила она с серьезным видом. Как в церкви.
– Хозяйственный и симпатичный, – рассмеялся Нат.
– Да, – подтвердила Франни. – Хозяйственный и симпатичный.
– Может, это тебе следует знать, как починить машину? – предположила Джейн.