– Вы меня преследуете, профессор? – спросила я. Я чувствовала себя на удивление спокойно. – Знаете, я гуглила информацию о вас.
– Если «Гугл» сообщил вам, что я преследую людей, Ана, мне придется обратиться в суд с иском о защите чести и достоинства.
– Садитесь, – велела я, – больше вы не причините никакого вреда. – Я добавила, зная, что хвастаюсь: – Завтра я лечу в Стокгольм получать Нобелевскую премию по физике.
Тессимонд медленно сел.
– Я об этом, конечно, читал. Сердечно поздравляю.
– Премия принадлежит нам четверым. Вы общаетесь с другими тремя?
– Вы имеете в виду профессоров Ни Цзяна и Превера и доктора Слейта? Нет. Почему я должен с ними общаться?
– Не важно. – Я отхлебнула горячего шоколада. – Хотите чего-нибудь?
– Нет, спасибо. – Он смотрел в коляску. – Какой милый ребенок! Мальчик?
– Девочка. Ее зовут Мария.
– Очень рад за вас.
– Да, – сказала я, – это был хороший год. Родить ребенка и получить Нобелевскую премию.
– Поздравляю.
Какое-то время мы сидели молча.
– Вы поговорили с тремя моими коллегами, – сказала я, – и после этого разговора они ушли из моей группы. Что вы им сказали?
Тессимонд посмотрел на меня долгим веселым взглядом.
– Вы точно хотите это услышать? – спросил он наконец, посмотрев на мою спящую дочь, а потом на меня.
– Нет, – я вдруг испугалась, – да, чтоб меня. Конечно. Это надолго?
– Пять минут.
– Потом вы больше меня не побеспокоите?
– Разумеется.
– Нет, не говорите. Я передумала. Кто вы, между прочим? Старый мореход, который ходит среди людей и рассказывает им свою тайну лично? Почему бы не опубликовать ее? Не запостить в блог? Не напечатать на футболке?
– Мне приходило в голову это опубликовать, – сказал Тессимонд, – ведь это результат академических исследований. Академические исследования обычно публикуют, правда?
– А вы почему не опубликовали?
– Не видел смысла. Не в публикации, а в науке как таковой. Я понял, чем хочу заниматься на самом деле. Путешествовать. – Он посмотрел сквозь витрину кофейни на людей, гуляющих туда-сюда по площади. Рынки, храмы, склады, мощеные улицы. Тенистые скверы с помпезными статуями мертвых богачей и генералов тихо ждали. Два облака наползли друг на друга, закрыв солнце, как ящеричий глаз. Как там сказал поэт? «Тьма, тьма, тьма. Они все уходят во тьму». Тессимонд снова заговорил: – Я читал вашу работу. Очень элегантно. Очень элегантное решение проблемы темной энергии. Очень… я собирался сказать, что вы обладаете интуитивным ощущением геометрии космоса.
– Собирались сказать?
– Ну… боюсь, теория неверна. Ваша интуиция завела вас в потемки. Но это очень смелая попытка…
– Неверна? – перебила я.
– Боюсь, что так. Боюсь, вы подходите к вопросу не с той стороны. Не только вы, разумеется. Все научное сообщество.
Я рассмеялась, но, надеюсь, по-доброму. Мария заворочалась, замахала ручками в перчатках, как будто боксировала, и снова уснула.
– Тогда сообщите об этом Нобелевскому комитету, – сказала я, – пока не поздно.
Какой абсурд. В самом деле, абсурд.
Позднее осеннее небо было таким же синим, как река, и таким же холодным.
– Вы сказали, что вам нужно пять минут, – я кивнула на часы, – и потратили уже больше минуты.
Он вздохнул, довольно спокойно. И спросил:
– Почему вселенная так велика?
– Вопросы, начинающиеся со слов «почему», редко приносят какую-то пользу физикам. Почему есть что-то, кроме ничего? Почему случился Большой взрыв? Откуда нам знать? Это неудачный вопрос.
Он наклонил голову набок и попробовал еще раз:
– Как вселенная стала такой большой?
– Уже лучше, – смилостивилась я, – она стала такой большой, потому что четырнадцать миллиардов лет назад случился Большой взрыв и одним из последствий этого события стало расширение пространственно-временного континуума в огромных масштабах.
– И теперь звезды и галактики отдаляются друг от друга, как точки на поверхности раздувающегося воздушного шарика, – сказал он, – только поверхность шарика двумерна, и нам надо совершить концептуальный прорыв и вообразить трехмерную поверхность.
– Разумеется, – согласилась я, – это известно каждому школьнику.
– И все же. Почему вселенная расширяется? Почему Большой взрыв привел к расширению космоса?
Я отхлебнула еще шоколада.
– Осталось три минуты, и вы снова задали вопрос «почему».
– Позвольте спросить вас о времени, – невозмутимо сказал он. – Мы, очевидно, движемся сквозь время. В одном направлении. Мы не можем двигаться назад, только вперед.
Я пожала плечами:
– Математика утверждает, что мы можем двигаться назад. Любые уравнения обратимы. Просто так получилось, что мы движемся в одном направлении. Это ерунда.
– Верно, – кивнул он, – наука утверждает, мы можем двигаться в любом направлении. Однако мы, – он погладил себя по щеке, – не делаем этого. Странно, правда?
– Может быть, – сказала я, – мне как-то все равно.
– Время многомерно, как и пространство. Мы можем двигаться в пространстве в любом направлении. А во времени – только в одном.
– Это разговор для детского сада, – сказала я, – мне, конечно, доставила удовольствие наша беседа…
– Что движет объект в пространстве?
– Сила, – сказал я через мгновение.
– Импульс и гравитация. И только они. Вы можете приложить к предмету усилие, чтобы придать ему кинетическую энергию, или же притянуть его к себе. Вы поджигаете свою ракету, а Земля тянет ее вниз. Кинетическая энергия всегда относительна, не абсолютна. Водитель проезжающей машины обладает кинетической энергией, с точки зрения пешехода, но, с точки зрения человека на пассажирском сиденье, он остается на месте.
Меня почему-то успокаивали его объяснения элементарных вещей.
– Прекрасно, – согласилась я.
– Так обстоят дела в физическом многомерном пространстве, которое мы называем пространственно-временным континуумом. А теперь перенесите эту модель в пространство времени. Назовем его временно-пространственным континуумом.
В желудке у меня забурчало.
– Ну, ради спора, пожалуй, – я понимала, что начинаю защищаться, – но это будет просто мысленный эксперимент.
– Почему вы так говорите? – вежливо спросил он.
– Потому что у нас результаты многовековых наблюдений за настоящим миром, за пространственно-временным континуумом. А ваш временно-пространственный континуум умозрителен.
– Правда? Я бы сказал, что мы перемещаемся по нему каждый день. И проводим в нем всю нашу жизнь. Вопрос в том… нет, вопроса два: почему мы по нему движемся и почему мы можем двигаться только в одном направлении.
Перед глазами у меня все расплывалось. Сердце заколотилось быстрее.
– И снова «почему».
– Если вам так будет проще, что влечет нас вперед сквозь временно-пространственный континуум?
– Вы утверждаете: причина того, что мы ощущаем время движением своего рода, часа за часом, в том, что некий объект притягивает нас своей силой тяжести? Так? Мне кажется, с тем же успехом нас может влечь вперед некий изначальный импульс. Вы не согласны?
– Я не согласен потому, что мы вынуждены двигаться по времени только в одном направлении. – Тут я поняла, к чему он клонит, но молча слушала, пока он объяснял: – Представьте себе аналог из физического мира. Нет никакой силы, которая может двигать предмет, находящийся в космосе, так быстро, что он будет привязан к единой траектории. Но при этом во вселенной есть сила, которая может притянуть предмет к себе с такой силой – притянуть так, что у него не будет иного выбора, кроме как двигаться к центру источника силы.
– Черная дыра.
Он кивнул.
– Ваша теория, – сказала я тоном, подразумевающим, что теперь-то мы все выяснили, – заключается в том. что мы двигаемся вперед во времени из-за притяжения супермассивной темпоральной черной дыры?
– Да.
– Ну, – заявила я с беззаботностью, которой не чувствовала, – теория интересная, но всего лишь теория.
– Нет. Подумайте о данных.
– Каких данных?
– Я понимаю, Ана. почему вы сопротивляетесь. – мягко сказал он, – но вы же все понимаете. Кому эти данные известны лучше вас? Что происходит с физическим объектом, когда он приближается к радиусу черной дыры?
– Время, – ответила я, – растягивается.
– А что тогда произойдет с темпоральным объектом, если он приблизится к радиусу темпоральной черной дыры? Пространство растянется. Вселенная расширяется, пока не достигнет асимптоты реальности. С точки зрения наблюдателя, который не видит радиуса черной дыры, пространство будет расширяться до тех пор, пока не покажется бесконечным. – Он снова посмотрел в витрину. – Что еще мы видим, когда глядим вокруг?
– Значит, мы, – голос у меня стал шершавым. – находимся за пределами этого радиуса?
– Если бы мы все еще находились за его пределами, скорость видимого расширения пространства была бы асимптотой, возрастающей с фиксированной скоростью. Простое ускорение. И именно это показывали все эксперименты еще несколько десятилетий назад. Но потом мы начали получать доказательства того, что скорость видимого расширения вселенной растет. Значит, мы приближаемся к радиусу черной дыры. Это также объясняет, почему мы двигаемся во времени только в одном направлении. Строго говоря, мы должны обладать возможностью двигаться по временно-пространственному континууму в любом угодном нам направлении. Но мы находимся вовсе не во многомерном пространстве, а в точке. Как и любой предмет, падающий в черную дыру, мы привязаны к единому вектору.
Я обдумала этот вопрос. На самом деле, я просто так говорю, но мне не пришлось думать слишком долго. Мысль сразу стала мне родной. Как и все остальные, я не понимала, как не замечала ее раньше. Очевидно.
– Но если вы правы, то… подождите минуту.
Я вытащила телефон и включила калькулятор. На основные уравнения ушла пара минут. Все сходилось. Все было верно.