Старая Краска проснулся. Его двигатель завелся, а потом затих. Снова завелся, попыхтел немного и заработал нормально.
– Правая передняя шина сдута. Не пытайтесь воспользоваться автомобилем, – хрипло проговорил универсал.
– Там есть аэрозоль для шин, – вспомнил Бен.
Мама велела принести его. Бен отошел, а потом вернулся с аэрозолем и рюкзаком. Я стояла рядом, гладила Старую Краску и приговаривала:
– Все будет хорошо, Старая Краска, все будет хорошо.
Ни мама, ни брат надо мной не смеялись. Передний бампер неожиданно встал на место. Невозможно было рассмотреть, как нанороботы выправляли вмятины, но поверхность уже выглядела гораздо ровнее. Бен подал маме баллон, и она надула колесо.
– Давление в шинах нормализовано, – сообщил Старая Краска.
Тогда Бен вытащил из рюкзака очиститель и антивирус и молча протянул маме.
Мама сделала несколько осторожных шагов и оказалась у кузова. Я следовала за ней. Она сдвинула аварийный источник питания, мягко закрыла дверь. Стеклянные нанороботы трудились над задним стеклом, и оно уже почти стало прозрачным снова. Мама обошла машину, мы с Беном тоже. Она открыла водительскую дверцу и села внутрь.
– Мама? – встревожился Бен.
Она только махнула рукой.
– Хочу кое-что проверить.
Мама активировала маленький экран на приборной панели. Осторожно прикоснулась к нему, пролистывая вниз. А потом на целую минуту прижалась к рулю лбом. Не меняя позы, она заговорила – голос звучал глухо:
– Дедушка считал себя кем-то вроде хакера… по тем временам. Он модицифировал Старую Краску. Когда машина говорит, вы слышите дедушкин голос. Помните, я рассказывала вам, что некоторые владельцы снимают с автомобилей ограничения? Разрешают им причинять вред людям или превышать скорость? Дедушка был не из таких.
Мама выпрямилась и ткнула пальцем в экран:
– Видите все эти красные индикаторы отмены? Считается, что так сделать нельзя. Но дедушка сделал. Он дал Старой Краске самый важный, приоритетный приказ. Защищать зарегистрированных пользователей машины.
Она выключила экран и тихо продолжила:
– Я должна была догадаться. Я вела себя ужасно. Пила. Принимала наркотики. Тогда он взломал программу и переписал ее, сделав защиту ребенка приоритетом машины. – Мама кашлянула. – Он вытаскивал меня так часто, что я даже думать боюсь. Я много раз отключалась за рулем, но он все равно довозил меня домой.
Мама вытерла слезы и посмотрела на нас, криво улыбаясь.
– Это его программа, дети. И все. Несмотря на всю его резкость, он был запрограммирован защищать. Всеми способами, какие он смог найти.
Бен ничего не понимал, так же как и я.
– Машина? Или дедушка?
Мама шмыгнула носом, но не ответила. Она снова активировала экран и включила навигатор.
– Помнишь одну весеннюю вылазку в мой последний школьный год? Аризона. И парень по имени Марк. Солнце, солнце, солнце и снова солнце. Мы почти не заезжали на зарядные станции. Поехали туда, дружище. Только веди осторожно, – ласково сказала она.
– Разве мы не всегда осторожны? – спросил Старая Краска.
Мама рассмеялась вслух.
Потом она вышла и закрыла дверь. Он немного прогрел двигатель и начал выбираться. Мы сделали несколько шагов в сторону, и он медленно проехал мимо. Послышался скрип сугробов под колесами. Мама снова подошла к нему и стряхнула с солнечных батарей на крыше снег, листья и ветки. Он остановился и подождал, пока она его почистит.
– Готово, – произнесла она, – ты свободен.
Мама погладила зеркало заднего вида, а когда она отошла, Старая Краска взревел мотором, дважды прогудел и умчался, поднимая снежную пыль. Мы стояли и смотрели, как он едет. Мама не шевелилась, пока звук двигателя не затих вдали. Тогда она со всей силы швырнула пакет с антивирусом в лес.
– Есть болезни, которые не надо лечить, – сказала она.
Мы вернулись к взятой напрокат машине и залезли в нее. Кроссовки у меня промокли, ноги закоченели, а джинсы были в снегу по колено. Мы поели бутербродов с арахисовым маслом, которые взял с собой Бен, мама дала мне еще таблетку, и я проспала всю дорогу до дома.
Через три дня я проснулась ночью и побежала в гостиную прямо в пижаме. Заглянула за угол. Мама качалась на стуле, положив ноги на край стола. Комнату освещал только голубоватый свет монитора. Она смотрела на движущуюся точку на карте и улыбалась. На ней были наушники, и она кивала в такт едва слышной мелодии. Ретрохиты. Я подпрыгнула: Бен положил мне руку на плечо и осторожно потянул обратно в коридор. Погрозил мне пальцем, и я кивнула. Мы оба снова легли.
Я больше никогда не видела Старую Краску. Он остался в Аризоне, заряжался от солнца и старался не показываться дважды в одном месте. Время от времени, возвращаясь из школы, я включала компьютер и проверяла, где он. Он был просто красной точкой, едущей по тонким линиям где-то далеко, или, даже чаще, черной точкой в пустоте. Потом я перестала о нем вспоминать.
Бен два года провел в муниципальном колледже, а затем получил стипендию на обучение в колледже Юты как «особо одаренный». Прощаться с ним было тяжело, но я уже перешла в старшие классы, и у меня началась своя жизнь. Наступила моя очередь пререкаться с мамой.
Как-то раз в апреле, придя домой, я обнаружила, что мама не выключила компьютер. Бен прислал ей письмо с фотографией, и она поставила ее на заставку. На весенние каникулы Бен поехал в Аризону. «Как можно ближе к нему», – писал он.
На снимке было ярко-синее небо, красные утесы вдалеке, грязная дорога и дворник. А где-то впереди все уезжал и уезжал от нас универсал, и за ним висело длинное облако пыли.
ДЭВИД МОУЛЗCHITAI HEIKI KORONBIN
Дэвид Моулз печатался в журналах и сборниках «Asimov’s Science Fiction», «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Engineering Infinity», «The Future Is Japanese», «Polyphony», «Strange Horizons», «Lady Churchill’s Rosebud Wristlet», «Say…», «Flytrap» и других. Вместе с Джеем Лейком он работал над сборником «Приключенческие рассказы о дирижаблях» («All-Star Zeppelin Adventure Stories»), вышедшим в 2004 году и отлично принятым публикой. Вместе со Сьюзан Мэри Гроппи он редактировал оригинальную антологию «Двадцать эпических историй» («Twenty Epics»). Его рассказ «Финистерра» («Finisterra») в 2008 году получил премию Теодора Старджона как лучший научно-фантастический рассказ года.
Здесь вы прочтете о будущем., в котором последним рубежом обороны планеты Земля стали гигантские роботы, но люди, управляющие ими, так и остались людьми из плоти и крови.
Когда-то рядом с ангаром стояла закусочная, или кебабная. или что-то в этом роде. Теперь от нее остался только мусор: бесформенная груда стекловолокна, мятых жестянок и обломков бело-коричневых плакатов с рекламой донера и сосисок с соусом карри.
Несколько пластиковых стульев, впрочем, целехоньки, и теперь Джейкоб тащит три штуки мимо кордона нервных, затянутых в зеленое полицаев в укрытие под сгорбленными Коломбиной и Панталоне. Мэдди молча берет один и садится, или, скорее, падает на него, расставив ноги широко, как офисный служащий в вечернем поезде, и глядит в никуда. Через мгновение черная тень Скарамуша припадает к земле позади двух других роботов, кокпит открывается, и Эбби выскальзывает к Мэдди и Джейкобу.
– Капитан Асано говорит, что транспорт уже почти здесь, – объявляет она.
Мэдди кивает.
– Танимура кого-нибудь достал? – спрашивает Джейкоб.
– Она не говорит.
Джейкоб сдергивает шлем и кидает через взлетную полосу. Кто-то из полицаев оборачивается на стук и тут же отводит взгляд. Без огромных очков в стиле Мальколма Икса лицо Джейкоба выглядит голым. Мэдди и Эбби видят, что он плачет.
Эбби идет, поднимает шлем и кладет его рядом с Джейкобом. Потом ставит третий стул возле Мэдди и устраивается на нем, поджав колени к груди. На белом стуле она, одетая в черный костюм из номекса, кажется крошечной.
– Ты кого-то зацепила, Мэдди, – говорит она через минуту, – правда ведь?
– Одного или двух, – отвечает Мэдди, и собственный голос кажется ей плоским и невыразительным.
Эбби смотрит на ангар, на второе кольцо полицаев, на зеленые брезентовые шатры и трейлеры полевого госпиталя и импровизированного морга.
– Это же отлично, – говорит она.
Мэдди не отвечает.
Появляется транспорт, низко летящий, тяжелый, проносится по взлетно- посадочной полосе так, что поднятый им ветер трясет трейлеры, вырывает колышки палаток из земли и заставляет полицаев бежать туда и крепить растяжки. Потом транспорт замедляется, еще снижается и медленно движется назад.
Из шлемофона Джейкоба доносится крик. Эбби поднимает свой шлем к уху, тихо говорит что-то в микрофон и слушает. Потом смотрит на других.
– Танимура пропал, – говорит она.
– Что? – спрашивает Джейкоб. – Они его поймали?
Эбби качает головой.
– Нет. Он в самоволке. Асано просит кого-то из нас его поискать.
– Издеваешься? – говорит Мэдди. – Это же ее работа.
– Он забрал Пьеро, – поясняет Эбби.
– Отлично. – Мэдди встает, – пойду я.
Она не удосуживается надеть шлем, просто лезет обратно в кокпит Коломбины, закрывает люк, включает приборы и экраны, подсоединяет иглу к канюле на своем бедре. Ждет, пока Джейкоб и Эбби запустят Панталоне и Скарамуша, и вслед за ними по трапу поднимается в транспорт.
– Ну, – говорит она в микрофон, пока команда закрепляет Коломбину в гнезде, – и куда же он отправился? В парижский Диснейленд?
Голос Асано, доносящийся из шлемофона, пронзителен и напряжен.
– В зону, – говорит она.
Тайная база роботов располагалась на старой нефтедобывающей платформе где-то к северу от Северного полярного круга. Официально она называлась Установкой быстрого реагирования агентства временного сдерживания в северном полушарии при Организации Объединенных Наций, но после шести недель, проведенных в лесах Британской Колумбии в Чилливакском лагере приемного отделения для кандидатов агентства временного сдерживания в тихоокеанском регионе при Организации Объединенных Наций, Мэдди подустала от названий с ООН в составе, и, когда Эбби назвала это место «тайной базой роботов», она подхватила эту фразу и ввела ее в обиход. Белая краска со стальных стен базы местами отставала, открывая старую, прокуренную до желтизны, а иногда и куски выцветших русских надписей. ООН прорезинила полы и развесила везде указатели на английском и японском, но Мэдди все равно казалось, что они все попали в прошлое или в старое кино про войну, вроде того, что папа постоянно смотрел по историческому каналу. «Лучший стрелок», «Последняя субмарин