а», «Последний отсчет». Ей это нравилось. Джейкоб утверждал, что серые пятна на потолке – это асбест и что он вызывает рак.
Они возвращались из очередного тридцатичасового вылета «быстрого реагирования» к краю канадской зоны, европейской зоны или зоны у берега Филиппин в Южно-Китайском море – в сами зоны они не заходили никогда, – и врачи извлекали Эбби, Мэдди и Джейкоба из пилотских комбинезонов, дезинфицировали, вымывали зонные наркотики из кровеносной системы и прогоняли всех троих через батарею медицинских, психологических и парапсихологических тестов, которые до Чилливакского лагеря показались бы ей унизительными. До лагеря Мэдди стеснялась бы, если бы ее раздели на глазах у Эбби и Джейкоба, замечала бы костлявую наготу Эбби и наглый взгляд Джейкоба, но теперь она видела просто Джейкоба и Эбби, и взгляд Джейкоба был не наглым, а усталым, а в обнаженном теле Эбби, покрытом синяками, отсутствовала какая-либо эротика, и Мэдди совершенно не волновало, как выглядит она сама. Если врачи делали что-то подобное и с Танимурой, то это происходило где-то еще.
За три месяца на тайной базе роботов Мэдди говорила с юным героем Синичиро Танимурой ровным счетом один раз. Это звучало примерно так.
Танимура (говорит по-английски с сильным акцентом, глаза из-за неряшливой черной челки устремлены на не слишком впечатляющую грудь Мэдди): Ты жила в Японии.
Мэдди: 東京.三年間. (В Токио. Три года.)
Танимура: 日本語上手だね.(Ты хорошо говоришь по-японски.)
Мэдди (лжет): Я не понимаю.
Она прекрасно все поняла. Она просто не хотела заводить дружбу с Танимурой. Но почему тогда она решила блеснуть и заговорила по-японски, когда капитан Асано знакомила их? Именно этот вопрос задала Эбби, когда Мэдди рассказывала ей о знакомстве.
– Ты пытаешься с ним конкурировать? – спросила Эбби, и Мэдди кинула на нее убийственный взгляд, но Эбби предпочитала не замечать таких вещей.
Мэдди пришлось признаться – хотя бы самой себе, – что Эбби права. Но она чувствовала, что нравится Танимуре, этому мальчику-гику, или думала, что чувствовала, и хотела бы с этим покончить. Она не собиралась становиться другом Танимуры или тем более его девушкой. Насколько Мэдди понимала, ей предстояло заменить Танимуру.
Мэдди, Эбби и Джейкоб были американцами. Почти весь остальной экипаж тайной базы роботов состоял из японцев, если не считать нескольких врачей-канадцев, приехавших вместе с ними троими из Чилливакского лагеря. Экипаж состоял из японцев, потому что Танимура был японцем, а пока воспитанники Чилливакского лагеря не появились здесь, Танимура и его сверкающий белоснежный робот Пьеро оставались единственной защитой человечества от врага, лезущего из зон.
В Чилливакский лагерь приехало двадцать семь кандидатов, и пятеро из них прошли обучение. Из тех двадцати двух, что обучение не прошли, четверо умерли, а семеро всю оставшуюся жизнь будут нуждаться в медицинской помощи. Из пятерых выпускников двое погибли в самом первом вылете. Хейли Петерсон пыталась спасти полный автобус тайваньских школьников, почему-то оказавшийся в зоне боевых действий. Оскар Джара – двадцатитрехлетний солдат был на пять лет старше их всех, и Мэдди втайне полагала, что ему стоило соображать получше, – пытался спасти ее. Тело Хейли отправили в Онтарио, тело Оскара – в Калифорнию, а Доктора и Арлекина – туда, куда отправляют мертвых роботов.
Коломбина, Скарамуш и Панталоне вернулись невредимыми, и Мэдди, Эбби и Джейкоб – тоже. Более или менее. Они учились выполнять свою работу. Зоны все росли, и то, что появлялось из них, – обычно оно выползало и сразу же дохло, но не всегда – становилось все страннее. Мэдди, Эбби и Джейкоб убивали чудовищ и приводили машины назад на базу, и никто из них пока не умер. Они позировали фотографам, оставляя капитана Асано за кадром; школьники из Нунавута, Польши и Гонконга присылали им карандашные рисунки роботов. Эбби говорила, что они спасают жизни и дают людям надежду. Джейкоб утверждал, что они спасают кому-то кучу имущества.
Души на тайной базе роботов стояли новые и японские, но такие же индустриальные, как и все остальное здесь, – с головками в неудобных местах и огромными ручками, рассчитанными на неуклюжие руки в перчатках. Мэдди убедилась, что канюля на бедре, куда подавались зонные наркотики, закрыта, включила около половины головок, сделала воду как можно горячее, намочила волосы, поскребла плечи и руки. Возвращаясь, она вся чесалась – может быть, от дезинфицирующего средства или от выводимых наркотиков. Вот и сейчас появилась какая-то сыпь. Мэдди намылила волосы, смыла пену, втерла в них кондиционер, прижалась лбом к гладкой керамической стене душевой. Закрыла глаза и увидела врага.
В Чилливакском лагере Эбби придумала игру с картами распознавания врага, которые им раздали. Игра походила на маджонг или кункен, только комбинации нужно было собирать не по масти или достоинству, а по общим характеристикам вражеских машин. Эту машину, похожую на шагающий гриб, комитет ООН – или компьютер – назвал AG-7 Грауекаппе, а Эбби относила ее к «двуногим», как и коренастого, напоминающего человека АМ-3 Цверга. Но Грауекаппе, будучи больше сорока метров в высоту, относилась также к «гигантским», так что ее можно было складывать не только с Цвергом, но и с МС-11 Виатрак, длинной, тонкой и трехногой. По крайней мере, так говорила Эбби, когда жульничала.
Это было весело и наверняка помогало использовать карты по назначению – кандидаты из Чилливакского лагеря запоминали разные типы и виды врагов. Но уже тогда Мэдди понимала, что эти маниакальные, как будто их придумывал отаку[38], классификации, это изобилие чисел, аббревиатур и названий, будто взятых из Джейкобовой коллекции аниме, призваны скрыть невежество Агентства временного сдерживания при ООН во всем, что казалось зон и врага, невежество глубокое и почти всеобъемлющее.
Перед закрытыми глазами Мэдди двигались на фоне белых оштукатуренных домиков серые и голубые силуэты врагов, и на экранах Коломбины их ловили курсоры и визирные нити. Она помнила, как смотрела вниз на железнодорожную колею, утопавшую в зелени под серым небом, на замершие тяжелые товарные вагоны, на прямоугольные куски черного металла, которые мялись и рвались, как фольга, когда цверги и хрюки ломились по ним и падали вдоль рельсов под огнем Мэдди. Помнила тень грауекаппе над собой и невероятно яркий блеск ее оружия, которое мгновенно раскололо камень, лианы и бетон, отрезав от города кусок. Секунду Мэдди еще видела трубы, проводку, фундаменты, скальное ложе, а потом гидромагистраль взорвалась облаком пара, и Мэдди бросила Коломбину под прикрытием этого облака вниз, на пути, и кокпит трясся и крутился, как беличье колесо, чтобы удержать Мэдди в вертикальном положении, пока они катились вниз, а потом они оказались на путях, и Мэдди тронула спусковой крючок, валя маленькие машины из стволов Коломбины, выполняя задание, завершая работу. Спасая мир.
Потом она повернулась к грауекаппе, которая была в четыре раза выше Коломбины. Не равный враг, а просто злой взрослый, который раздавит песчаный замок робота Мэдди. Она навела ствол Коломбины на сияющие синие глаза под широкой шляпкой-грибом, и белая вспышка лучевого орудия прорезала дыру, похожую на удивленно распахнутый рот. Мэдди вдруг осознала, что она счастлива, хотя может умереть в любую секунду.
А потом появился Пьеро, встал на пути, Танимура нацелился в лицо машине, испортив ее выстрел и выстрел Мэдди заодно, и грауекаппе упала назад до странности грациозно, сложившись втрое, перевалившись через высокое здание и, наконец, рухнув.
Мэдди открыла глаза. Смыла кондиционер, закрутила все краны. Отжимая волосы, она услышала, как хлопнула дверь раздевалки, и вышла из душа.
Капитан Асано мыла руки в раковине.
– Мэдди-сан! – В зеркало Асано увидела, что Мэдди держит в руке зубную щетку, и прибавила: – Извини, я на секунду.
– Ничего, – ответила Мэдди, – я подожду.
Асано закончила мыть руки, но не повернулась. По-английски она говорила куда лучше Танимуры. Это Асано передавала приказы, ее голос Мэдди, Эбби и Джейкоб слышали в шлемофонах, выходя на операцию. Это Асано писала письма родителям Хейли Петерсон и жене Оскара Джары, хотя подписал их какой-то секретарь из Агентства. Эбби ей помогала.
Когда питомцы Чилливакского лагеря впервые приехали на тайную базу роботов, Асано уже была здесь. При первом знакомстве Мэдди подумала, что ей около двадцати пяти, но теперь она решила, что ошиблась из-за макияжа. Тридцать? Тридцать пять? Больше? Бледно-голубой цвет формы ООН никого не красил. Мэдди поняла, что не знает даже профессии Асано. Радиооператор? Переводчик? Няня? Объект смутного Эдипова комплекса Танимуры, выбранный психологами из ООН после просмотра кучи аниме про гигантских боевых роботов? Кучи больше коллекции Джейкоба?
Мэдди немедленно стало стыдно за эту жестокую мысль. Асано выглядела усталой. Фигура под мешковатой формой просматривалась неплохая, но не слишком сексапильная. И не то чтобы Асано расхаживала по базе в спортивном топике и обрезанных до трусов джинсах.
И все-таки. Мэдди готова была побиться об заклад, что именно об этом теле, скрытом голубой тканью, Танимура думает, когда пытается заснуть вечером. Или думал, пока не появились Мэдди и Эбби. Даже если ООН ничего такого не планировала.
Взгляды Асано и Мэдди встретились в зеркале, и Мэдди вдруг показалось, что Асано знает, о чем она думала. Мэдди покраснела. Известно ли в ООН, что она лесбиянка? Написано ли это в ее деле? Читала ли его Асано?
– Ты жила в Японии, – сказала Асано.
Мэдди решила на этот раз не тренировать свой школьный японский и просто кивнула.
– Тебе там понравилось?
Мэдди пожала плечами.
– Нормально, – ответила она.
Так и было, если не считать первых нескольких месяцев. И последних нескольких месяцев.