Позже, когда дочь уже спит, я отправляюсь к большому тенту. Толпа практически разбрелась, но даже сейчас место куда оживленней обычного.
Через группу таких же, как я сама, беженцев проталкиваюсь вперед, пока наконец не замечаю водокрада. Девушка лежит на импровизированной кровати – это стол с наброшенным поверх матрацем, – вокруг нее в белой униформе стоят миротворцы, в зеленой – медперсонал. К кровати подходит доктор – молодой ливанец. Судя по его уверенной и спокойной манере держаться, он только-только начал здесь работать. Это ненадолго, врачи со стажем все сплошь нервные да дерганые. Рядом с ним три робота-богомола – нагоняющие жуть многорукие машины. Роботы имеют встроенный виртуальный канал, с помощью которого врач может удаленно ими управлять, но это не обязательно. Машины очень сложные, дорогие и способны работать самостоятельно.
Девушку не просто «слегка поколотили». Ее забили до полусмерти. Сейчас доктор меняет ей капельницу. Воровка находится без сознания, голова повернута так, что лица мне не разглядеть. На вид ненамного старше Юнис. Все тело несостоявшейся преступницы покрыто кровоподтеками, ожогами и порезами.
– Собираются голосовать, – слышу я голос подошедшей Бусуки.
– О, разумеется. Нам только дай поголосовать. Что ни повод, то очередное голосование.
Как же я устала от нашей бесконечной суетной микродемократии. По всей планете рушатся крупнейшие государственные структуры, а мы считаем своим долгом возродить их в миниатюре. И недели не обходится без того, чтобы вытащить черные и белые шары для голосования.
– Это не касается жизни и смерти, – убеждает меня Бусука, – никто не собирается ее убивать. Решаем только, стоит ли оказывать ей дополнительную медпомощь.
– Что в ее случае то же самое.
– С какой стати, скажи мне. роботы и врачи должны возиться с ней, как будто им больше делать нечего? И медикаменты тратить?
– Тогда стоило убить ее прямо там, на месте, – говорю я. – И не тревожить людей.
Жестко, но на эту минуту абсолютно искренне.
Утром мне на глаза попадается экран, стоящий на куче коробок из-под медикаментов. Показывают переплетение лучей, устремленных в целевые точки. Там плывут в невесомости блестящие обломки, люди и машины. Под ними – дуга земного горизонта цвета индиго, транслируемая с верхних слоев атмосферы. Еще ниже из ночной тьмы выплывает безоблачная Африка. На мгновение чувствую желание помахать самой себе.
Складывая информацию по кусочкам, узнаю, что на японской энерго- станции произошла авария. В комплекс врезался индийский буксировщик, и сейчас экстренно пытаются спасти персонал. Несмотря на то что большую часть манипуляций по сборке станции выполняли роботы, там были задействованы десятки мужчин и женщин. Позже выясняю, что столкновение выбило станцию с установленной траектории и поэтому световой блик от зеркал можно было увидеть с Земли.
Говорят, нет худа без добра. К чему лукавить, я уже прикидывала, сколько хорошего принесет мне эта катастрофа.
Вновь усаживаюсь перед всеведущим пурпурным «глазом» и вхожу в глобальную рабочую сеть. Пракаш явно занят: с ног сбился, раздавая задания. Осторожно спрашиваю, не найдется ли для меня работа на орбите.
– Разумеется, помощь им сейчас необходима, – признаёт он, – но напомни мне, Сойечка, какой у тебя суммарный опыт в космических операциях? Сколько часов ты провела, подключенная к машинам в условиях невесомости, где каждая твоя команда срабатывает с задержкой?
Вопрос риторический, но я выдавливаю из себя честный ответ:
– Нисколько. Ноль. Сам прекрасно знаешь.
– Тогда вопрос снят.
– Но ведь там срочно нужны люди! На дамбе никому не было дела до моего опыта.
– Там другое дело. Работа в космосе выходит далеко за пределы твоих навыков, – отвечает Пракаш и замолкает.
Что-то явно поглощает его внимание сегодня, но в конце концов он говорит:
– Мир не перестал вращаться из-за одной аварии, а у меня есть для тебя другие поручения.
Что ж, трудовое меню на сегодня: помощь строительному роботу, проект по установке солнечных зеркал в Сахаре. Очистка днища китайского крупнотоннажного танкера от моллюсков. Ручное управление роботом в строящемся тоннеле в Тасманском проливе.
Унижение, а не работа, и я отмахиваюсь от одного предложения за другим. В конце концов соглашаюсь на заказ со скромной оплатой, зато с возможностью повысить квалификацию: починка одного робота другим роботом на строительном объекте в Антарктике. Сложность заключается в том, что нужна особая аккуратность. Время – ночное, в качестве освещения лишь натриевые лампы. Убогое местечко, людей практически нет. Со временем такие территории приспособят для жизни и нас туда переселят.
Главное сейчас – какая-никакая, но работа.
Ремонт в самом разгаре, и вдруг что-то идет не так. Всего секунда – и я оказываюсь в незнакомом месте. Вокруг меня – залитый светом пустынный ландшафт, ярко-белый под глубокой и бесстрастной чернотой неба.
Спрашиваю сама себя – вслух, надеясь, что кто-нибудь услышит:
– Где я?
Пытаюсь осмотреться, но ничего не происходит. И только спустя пару мгновений панорама плавно смещается и пейзаж, все еще странный, приобретает знакомые черты. Передо мной пустошь. Без единого дерева, покрытая камешками и валунами, она простирается до самого горизонта. На некотором отдалении возвышаются пологие холмы. Ни скал, ни животных, ни растений. Странный забор, тянущийся от одного края горизонта до другого, – единственное, что указывает на следы пребывания здесь человека.
Затем я замечаю тело.
Лежит неподалеку от меня, одетое в космический скафандр.
Отдаю приказ прекратить поворот. И снова между командой и откликом проходит несколько секунд.
Мужчина – или женщина, разобрать невозможно – лежит на спине, руки вдоль тела, ноги немного врозь. В смотровом стекле шлема отражается небо. Похоже, человека просто бросили здесь, как ненужную игрушку.
Вновь перевожу взгляд на забор. Им оказывается толстая металлическая труба, поддерживаемая множеством А-образных опор. Диаметр достаточно широк, чтобы внутри с легкостью мог проползти даже взрослый. Видны места соединений частей трубопровода. Глупо было не сообразить сразу, что это вовсе не забор.
Продвигаю робота вперед. Внизу стелется моя тень, угловатая и механическая. Не знаю, что за штука такая, но размером примерно с грузовик.
Наклоняю камеру к телу. Я почти ничего не смыслю в скафандрах, но на этом не видно никаких повреждений. Ничего не порвано, порезов нет, смотровое стекло целое. На грудной части вижу систему жизнеобеспечения – присоединенную трубками и проводами к экипировке прямоугольную панель, которая все еще светится. Часть индикаторов мигает красным.
– Пракаш, – зову я в надежде, что меня услышат, – у меня тут небольшие трудности.
Нет ответа.
Протягиваю руки вперед. Робот реагирует, выдвигая собственные манипуляторы. Задержка отклика становится привычной, я быстро учусь отдавать команды с учетом паузы. Пракашу вовсе необязательно было раздувать из мухи слона по этому поводу. Просунув руки под скафандр, поднимаю тело вверх, словно погрузчик – мешок зерна. С моей ноши тонкой пеленой осыпается пыль, на лунной поверхности остается отпечаток в форме человека.
Человек в скафандре внезапно приходит в себя и поворачивается, чтобы меня рассмотреть. В защитном стекле замечаю собственное отражение: золотого цвета громадина из металла и пластика. Действительно, что-то наподобие грузовика с кучей колес и камер, спереди установлены манипуляторы.
Человек вновь начинает шевелиться, поднимает руку в перчатке с толстыми пальцами. Нащупав нагрудную панель, проводит непонятные мне манипуляции с кнопками, отчего индикаторы сменяют свой танец.
Затем я слышу голос, но это не Пракаш.
– Ты нашел меня, – выговаривает человек с невероятным облегчением, – а я боялся, что умру тут.
Мужчина говорит по-английски, но я более-менее понимаю.
Надеясь, что он сумеет меня услышать, решаюсь спросить:
– Кто ты и что с тобой произошло?
Ответ приходит с запозданием:
– Ты не Шига.
– Нет, и я не знаю никакого Шиги. С тобой произошел несчастный случай?
И вновь человек в скафандре отвечает не сразу:
– Несчастный случай, да. Повредил костюм. Но кто ты?
– Я никто. И даже не знаю, почему меня отправили на эту работу. С тобой все будет в порядке?
– Скафандр находится в аварийном режиме экономии энергии. Пока не двигаюсь, беспокоиться не о чем.
Кажется, я понимаю. Система жизнеобеспечения расходует ресурс быстрее, когда человек движется.
– Что ты сделал у себя на панели?
– Приказал отключить сигнальный маячок и больше энергии направить на систему коммуникации. Но скафандр скоро выдохнется.
Он все еще лежит в моих руках, словно младенец.
– Ты принял меня за кого-то другого.
– Да. Как, говоришь, тебя зовут?
– Я не представилась. Сойя. Сойя Акинья. А как твое имя?
– Латтрелл. Майкл Латтрелл. Можешь помочь мне выбраться отсюда?
– Помогу, если пойму, где мы находимся. Сам-то ты как сюда попал?
– Приехал на перегонщике. Это машина, которой ты управляешь вместо Шиги. Он должен был забрать меня и отвезти домой.
– Может, тебе лучше залезть внутрь? По-моему, здесь есть кабина или что-то подобное.
– Кабины нет. Есть сиденье позади камеры, ты через нее смотришь. Никакой герметизации, но наверху мне будет определенно спокойнее. Можно попробовать.
Аккуратно опускаю Майкла на землю и наблюдаю, как он неуклюже, словно окоченевший, выскальзывает из объятий машины. Передвигается заторможенно – то ли из-за скафандра, то ли парень сам ослабел или, быть может, ранен, не пойму. Возможно, и то и другое. Майкл тяжело дышит и останавливается, сделав несколько шагов.
– Кислород на исходе, – говорит он почти шепотом.
Латтрелл выходит из моего поля зрения. Картинка камеры слегка вздрагивает, когда вес пассажира оказывается на перегонщике. Через некоторое время тень от машины передо мной дополняется тенью Майкла.