– Послушайте, – сказал я. – Давайте-ка попробуем что-нибудь другое. Вместо Тома пусть Олив повысит лад и ритм, а ты, Том, перехватывай у нее. Когда Точечка закончит петь, повторим все то же самое, просто в обратном порядке.
– Сделаем, не вопрос. – Первые слова, услышанные мною от Олив за два дня.
Том нахмурился.
– Но написано-то по-другому.
– О. бога ради. Дай-ка. – Я взял у него гитару. – Бери с конца мелодии и веди в бридж.
Гитара ожила в моих руках. Когда Олив справилась с ладом, я поигрался с низкими нотами и добавил немного легкой гармонии в басовую линию Джесса. Затем, в высшей точке пассажа Олив, когда в песню вступил голос Точечки, я устремил свою партию вниз, играя контрапункт, и закончил пронзительной нотой на самых верхних тонах.
Но на этом я не остановился. Мелодия продолжалась, и я не мог сдержать себя – я везде что-то добавлял, варьировал, украшал, рвал струны, дабы музыка жила и тащила сама себя за хвост. У всех нас – Оби, Джесса, Олив – будто появилось одно сердцебиение на четверых. Мы были не просто собранием людей, играющим написанные заранее ноты, мы слились в единый музыкальный организм. Я ненадолго оторвал взгляд от гитары – и увидел Точечку. Она улыбалась и прыгала с одной ноги на другую.
Я не просто играл – я дышал.
Когда мы закончили, повисла тишина – эхо еще долго плясало под сводами.
Том глядел на меня с грустной полуулыбкой. Все глядели на меня… даже Оби.
– Ладно, – выдохнул я. – Один концерт.
Точечка рассмеялась и захлопала в ладоши.
Мы с Томом вышли наружу. Жара стояла адская, солнце палило вовсю. Я ощущал себя так, будто всю жизнь провел в недрах дома – и только сейчас удосужился выйти навстречу сиянию солнца. Подхватив шест, на который обычно опирался, стоя на крыльце, я пошарил им под днищем машины Тома. В это время года тень всегда привлекала пару-тройку гремучек. Не прогадал: из-под задней шины выползла довольно-таки жирная тварюга. Я тыкал ее шестом до тех пор, пока она не уползла в пустыню.
– В городе забываешь, что такие монстры вообще есть, – сказал Том задумчиво, проводив взглядом змею.
– Ну, здесь-то не забудешь. Не больше, чем единожды, по крайней мере.
Я помог ему загрузить снаряжение в машину. Том захлопнул крышку багажника. Запрыгнув на водительское сиденье, он проверил отметки топлива. До Ван-Найса было недалеко, но застрять на полпути в таком месте – не лучшая идея.
– Ты не особо расстроен, – заметил я, едва мы водрузили гитарный чехол поверх всех остальных пожитков.
– А чего расстраиваться? С самого начала так ведь и договорились.
– В смысле?
Он одарил меня все той же расслабленной улыбкой.
– Точечка предупреждала, что мои услуги могут и не потребоваться в итоге.
На это мне нечего было сказать. Неужто она запланировала подобный исход?
– Но ты все-таки помни про то, что я сказал тебе, – заметил Том на прощание. – На концерте этой штучки будь готов ко всему.
– Буду помнить.
Не сказав более ничего, он тронул машину с места и покатился вниз по холму к хайвею. А я пошел обратно к своим.
Рози ждала меня у входа. Мы поцеловались.
– Вот теперь-то все будет как надо, – заверила она меня.
– Истинно так, – согласился я.
Мы сели планировать концерт. Первые проблемы на повестке дня носили сугубо технический характер. Как Точечка будет отображена?
Для выступления дивалоидов на сцену обычно ставили прозрачный экран-резервуар – таким образом, чтобы в поле зрения публики, смотрящей на него, не попадало никаких ярких или подсвеченных предметов. После этого его заполняли газообразной смесью углеродов и катализаторов, столь ядовитых, что, случись утечка, эвакуировать бы пришлось весь зал. Лучи из выстроенной по периметру батареи лазеров пропускают сквозь смесь. В каждом луче происходит полимеризация кристалла – получается твердый провод где-то в нанометр толщиной. Если проворачивать подобный фокус в двух направлениях, получается перекрестная сеть проводов, настолько тонких, что и глазом не различить. Кристаллические цепи случайным образом затвердевают на каждом из узлов, и тогда газ откачивают. Спустя пару часов у вас на руках есть резервуар пикселей, каждый из которых имеет индивидуальный адрес обращения и обладает прозрачностью до момента срабатывания. Требуются почти сутки, чтобы установить это чудо, и еще сутки – чтобы привести структуру в исходное состояние и демонтировать. Такая вот задачка с трехдневным решением.
Проблемой оставалось желание Точечки активно взаимодействовать с группой. Как правило, обратную сторону экранов закрашивали для предотвращения интерференции света и заострения внимания зрителей на дивалоиде. Но Точечка хотела быть с нами – как в случае с проекцией на стену. До поры мы решили использовать стену в качестве тренажера.
Разумно было прояснить, требовалось ли физическое присутствие Точечки на концерте – в том смысле, нужно ли перевозить ее процессоры на место концерта, или она могла справиться со всем дистанционно, по сети. Мы поставили несколько опытов в арендованном мюзик-холле в Камарильо. С учетом камер высокого разрешения, лидаров[57] и россыпи датчиков, с помощью которых Точечка отслеживала настроения зала, чисто аппаратная задержка выходила великоватой. То есть нам требовалось перевезти ее туда на время концерта. Подумать заранее следовало и о том, куда переправить ее по окончании мероприятия – в лабораторию Рози или в ближайший офис «Хитачи»? Решив оставить этот вопрос пока, мы сосредоточились на самом концерте.
Вторым пунктом на повестке дня шел список песен. Организовать успешный концерт можно множеством способов, но традиционно весь материал надобно уложить в два отделения. Отделение первое может вывалить на слушателя новые песни, отделение второе – подсластить старыми. Или же наоборот. А то и вовсе нужно все перемешать в термоядерный коктейль – разгул фантазии в этом деле вполне допустим.
Точечка настаивала на том, чтобы в первой части играли старый материал. От примелькавшейся фанатам модели она намеревалась перейти к текущей конфигурации – Точечке 2.0. Преобразования и должны были стать главной темой концерта. Мы с ней порешили на том, что в самом начале фанатов нужно крепко припечатать «Звездной пылью» – чтобы к концу первого отделения никто и не смел зевать или воспринимать чудо отделения второго сквозь призму легкой скуки. Баланс – вот что нам требовалось.
Мы все спорили и спорили, вся активная стена была увешана нотами. Оби за нами следил себе тихо, следил, а потом поднялся – и мы разом замолкли.
– Вы все неправы, дети, – заявил он. – Думайте шире. Порядок первой части мы уже утвердили. – Он махнул рукой на стену. – Нам ведь не обязательно играть каждую песню до конца. Мы можем сыграть достаточно, дабы показать настрой песни, – и переходить к следующей.
– Гос-с-споди. – Я с отвращением покачал головой. – Хочешь сделать попурри?
– Нет же! Хочу сделать единую гамму. Смотри – первое отделение открывает «Звездная пыль». Там все про восхищение возможностями юной любви, без особого знания, чем эту самую любовь продолжить. Как если бы Точечке на момент исполнения было лет четырнадцать. Потом, с каждой песней, этот ее условный возраст растет, а венчается все «Бестией» – и это уже почти взрослая песня. Все шикарно – процесс взросления показан, и почва для второго отделения готова. Но! – Он потряс пальцем в воздухе. – Проблема в том, что вы воспринимаете песни по отдельности. А это, по сути, вся история Точечки – четыре года концертного материала для восторженных мальчиков-фанатов, которые знают эту музыку лучше ее самой. Им повторение не требуется – они это все много раз слышали. А чего не слышали – так это того, как ее песни сливаются воедино и превращаются в одну большую музыкальную картину, показывающую становление героини. Наивная девчушка в «Звездной пыли», хлебнувшая разочарования в «Дважды утраченной любви», является во взрослом свете в «Бестии». Музыкой мы должны показать, что из «Звездной пыли» в итоге и произошла «Бестия». Вот о чем я вам, балбесы, толкую. Эти две песни написаны в одном ключе. Куплетная партия в «Дважды утраченной любви» напоминает вариацию партий из «Бестии». Мы свяжем все три песни в одну историю – и это лишь один пример того, что можно сделать.
Теперь я понимал его. Видел и слышал то, о чем он говорил. У каждой песни было свое место в истории, которую мы намеревались поведать. Лад, гитарный бридж, бэкбит, бас – все они служили одной песне, а потом протягивали нить повествования к следующей посредством себя же. А в «Бестии» линия баса из «Звездной пыли» становилась уже ладом – как бы говоря: да, это та самая девчонка, выросшая, замершая на пороге перемен. Таким образом мы прекрасно подводили публику к новому материалу, умело обыграв старый.
– Это, – медленно произнес я, – гениально. Поди сюда, Оби.
Он шагнул к тому месту, где я сидел. Я притянул его к себе за плечи и облобызал в обе щеки.
– Больше ты не Оби-Тормоз. Отныне я буду звать тебя… просто Оби!
Он ухмыльнулся.
– Как насчет «сэр Оби»?
– Ой, вот только не начинай.
Первое отделение было готово. Точечка сделала большую часть работы, консультируясь со мной.
Второе отделение само по себе давало понять, что трюк с попурри не пройдет. Если в первом акте мы сознательно рассчитывали на то. что слушатель уже знаком с материалом, второй состоял целиком и полностью из новых песен, которые давать нужно было в полном объеме. Тут уже все во многом зависело от манеры и мастерства выступлений Точечки. До этого она пела преимущественно для подростков, а новые песни являлись не просто презентацией нового альбома – они возвещали революцию в ее творчестве. И вскружить голову ей требовалось не только фанатам, но и людям из «Хитачи».