Джаспер наклонил огромную голову и уважительно посмотрел на нее.
– Да ты и сама вредитель!
– Анна Тингри Пятая не попадет на Луну в этом году, но и Дава Девятый тоже.
– Тогда нам лучше идти, – сказал Джаспер, – они этого так не оставят. Погонятся за нами. Пошлют роботов.
– Ставлю медный доллар, что нас не найдут, – сказала Оникс, закидывая за спину мешок и поворачиваясь к дороге, которая вилась черной лентой под звездным небом.
Теперь, когда большеголовый юноша из Лютикового уезда снова был рядом, дорога нравилась ей сильнее.
– Не буду спорить, – ответил Джаспер, идя вслед за ней.
ВАНДАНА СИНГХРАЗМЫШЛЕНИЯ НА ИНОПЛАНЕТНОМ ЯЗЫКЕ
Бандана Сингх родилась и выросла в Индии, а в настоящее время проживает в Соединенных Штатах, где преподает физику и занимается литературой. Ее рассказы печатались в нескольких выпусках антологии «Полифония» («Polyphony») и в различных журналах и сборниках, таких как «Скорость света» («Lightspeed»), «Странные горизонты» («Strange Horizons»), «ИнтерНова» («InterNova»), «Фонд 100» («Foundation 100»), «Безумная транзитная пресса» («Rabid Transit Press»), «Интерфикция: антология литературы внедрения» («Interfictions: An Anthology of Interstitial Writing»), «Мифика» («Mythic»), «Батут и так долго спящие: постколониальная фантастика и фэнтези» («Trampoline, and So Long Been Dreaming: Post-colonial Science Fiction & Fantasy»). Она опубликовала детскую книгу «Молодой Дядя приезжает в город» («Young Uncle Comes to Town»), изданную в Индии, а также повесть «О любви и других чудовищах» («Of Love and Other Monsters»). Кроме них на ее счету еще одна повесть «Расстояния» («Distances») и первый сборник рассказов «Женщина, считавшая себя планетой» («The Woman Who Thought She Was a Planet»). Последняя ее новинка – оригинальная антология «Сломанный лук» («Breaking the Bow»), составленная вместе с Анил Менон.
Перед вами печальная и созерцательная история о талантливой женщине-математике, изучающей артефакт, найденный на другой планете и способный перемещать различные объекты сквозь пространство, время и запутанный клубок альтернативных реальностей. Когда же объектами становятся люди, могут возникнуть самые мучительные осложнения…
БИРХА НА КРЫЛЬЦЕ СВОЕГО ДОМА
Она сидела на нагретом солнцем крыльце, поглаживая свою желтую собаку, но мысли ее витали далеко отсюда. Как рой бабочек-вихрянок всегда стремится собраться в одном месте, так и воспоминания Бирхи неизменно возвращались к поворотному моменту ее жизни. Она раздраженно подумала: всему виной старость, каким-то образом заставляющая ее раз за разом переживать то, что произошло давным-давно. И все же раздражение оказывалось бессильно перед памятью. Бирха видела всё настолько ясно, будто события произошли вчера: входная дверь огромной крепости инопланетян, открывшаяся в ответ на ее хитрость. Знойная духота долины, удивленный вздох, застрявший у нее в горле, желто-оранжевые комбинезоны замерших в ожидании солдат. Она поднялась по ступенькам и шагнула в круглое отверстие. Темнота, эхо ее шагов в исполинском помещении, колеблющееся пятно света от фонарика в ее руке. Эту крепость завоеватели-земляне считали неприступной, последние представители вымирающей инопланетной расы спасались здесь в конце войны, которая позабылась еще в те времена, когда Бирха была ребенком. Она ожидала увидеть внутри изуродованные разложившиеся трупы, но ее встретила тишина горного монастыря. Тишина, едва уловимый запах пыли и картина, навсегда врезавшаяся в ее память: растерявшийся солдат, ошеломленный скоплением непонятного оборудования в центре зала.
Этот момент изменил все: и ее жизнь, и, в конечном счете, судьбу всего человечества. Какой же молодой была она тогда.
– Ха! – резко и пронзительно хохотнула пожилая женщина над собственной глупостью.
Бирхе нравилось сидеть вот так на ступеньках крыльца, но постепенно начинало холодать. Солнце здесь заходит раз в семь лет по временным стандартам той планеты, на которой она родилась. Бирха знала, что не доживет до следующего заката; об этом говорили ее старые кости, это подсказывал слабый запах ее мочи, об этом предупреждал ее разум, погружающийся в пустоту, им же самим и созданную.
Но не замечать туч уже не было возможности, и собака у ее ног запросилась домой. Скоро начнется дождь, и деревья раскроют листья с темными прожилками навстречу небу. Вихрянки выберутся из своих нор и завьются, постепенно сужая круги спирали все ближе к центру чаши ароматного дождя. Мохнатые гусеницы поползут по веткам к вкусной крылатой добыче. Воздух под струями дождя будет дрожать от крови и страсти, и человеческие питомцы – собаки, кошки и хорьки – разбегутся по домам, чтобы не достаться на обед гладкоястребу и дикому арборилу. Да, время дождя – прекрасное и кровавое, особенно здесь – на опушке тропического леса, рядом с развалинами университета, бывшего ей родным домом на протяжении почти всей жизни.
Она встала, отметив с мрачным удовлетворением, что старые колени в этом мире еще поскрипывают, зашла вместе с собакой в дом, закрыла дверь и окна, защищаясь от пронзительного зова древогорнов, и поставила кипятиться чайник. Дождь барабанил по каменным стенам ее убежища, но за стеной падающей воды она по-прежнему видела в окне знакомый изгиб парапета на крыше полуразрушенного университета. От этой картины у нее до сих пор перехватывало дыхание. Когда-то она прогуливалась там с Зирру под туманной завесой моросящего дождя.
ОЧЕНЬ КОРОТКОЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ
Когда я родилась, мать назвала меня Бирха, что на древнем человеческом языке означает «отделенная» или «разлученная». Потому что моя мать умирала.
СЛОЖНОЕ ЧУВСТВО ЛЮБОВЬ
Сложный и странный человек, Зирру, казалось, очень хотел сделать Бирху счастливой, но, как большой и глупый ребенок, не был способен на это. Массивный, тучный мужчина с вечно взъерошенными волосами любил громко хлопать в ладоши, решив сложную задачу, перед которой спасовали все остальные. От него пахло настоянным на горьких травах чаем – его Зирру пил целый день. Даже во время их брачной церемонии он непрерывно болтал и хлопал в ладоши, но она решила, что такая реакция – всего лишь следствие смутного беспокойства и, может быть, влюбленности. Позднее именно раздражение из-за его странностей, его гениальности и беспомощности подвигло Бирху на самые лучшие ее научные труды. Словно возникающее в его присутствии неуютное ощущение заставляло ее в большей степени быть самой собой.
Однажды она, устав от Зирру, увлеклась другим мужчиной. Они работали вместе, его красивые длинные пальцы так ловко порхали над клавишами симулятора, а когда он с неизменной теплотой обращался к ней, она ощущала себя эфирным созданием, расцветающим в лучах восходящего солнца. С ним она как будто молодела. Не сказать, что он ей особенно сильно нравился; она в принципе не доверяла привлекательным мужчинам, но он был не просто привлекательным. Худощавый, с длинными, свободно спадающими черными волосами. В каждом его движении чувствовалась расслабленная грация хищного животного; когда он наклонялся к Бирхе, ее неудержимо тянуло к нему. В такие моменты она всегда отвечала ему с вежливой жесткостью, а потом, оставшись одна, проклинала себя за слабость. Она сторонилась его, искала встречи с ним, опять избегала, и метания продолжались много дней, пока Бирха внезапно не справилась с собой. Ее больше не тянуло к нему. И дело не в том, что вся его привлекательность вдруг исчезла, просто она, к несказанной своей радости, постепенно учась сопротивляться искушению, достигла определенного мастерства в этом искусстве. Чем больше упражнений, тем легче ты со всем справляешься, точно так же, как с инопланетной математикой, которую она тогда изучала. Точно так же, как и со всем прочим.
Чувство освобождения от чар этого мужчины просто опьяняло ее. Бирха не ощущала больше скованности, могла шутить и смеяться, разговаривая с ним без ужасного девичьего смущения. Она даже могла себе позволить симпатию к нему.
Тем же способом Бирха сопротивлялась и другим искушениям. Даже после предательства Зирру она устояла перед соблазном завести новый роман. После примирения они оставались вместе еще целый цикл, и он прошел в таком легком, спокойном удовлетворении, какого Бирха никогда прежде не испытывала, она словно купалась в поистине неисчерпаемом источнике счастья. Они расстались добрыми друзьями.
Но то, что осталось позади, то, что всегда остается от прежней любви, наложило призрачный отпечаток на всю ее жизнь. Для нее Зирру возвращался всякий раз, когда она смотрела на дорожку вдоль парапета, где Бирха когда-то гуляла вместе с ним. Зирру присутствовал в сырых камнях, в яркой зелени мха между ними, в свежем аромате тумана. Ей не требовалось подниматься туда снова, хватало взгляда на каменную арку под облаками – и Бирха снова чувствовала теплоту его руки.
После Зирру у нее мелькали другие партнеры, с одними она расставалась быстро, иные задерживались дольше, но ни к кому из них она не испытывали любви. И когда такой человек появился, когда он очутился рядом, Бирха оказалась к этому не готова. Его звали Рудрак, и он был молод.
Особенно в нем поражало искреннее восхищение прекрасным, например поэтикусом, стоявшим у нее на столе. Рудрак работал инженером, конструировал космические корабли для исследования звезд. Бирхе нравилось его красивое, женственное лицо, то, как оно отражало все мысли и эмоции, как загоралась улыбка в глазах, как хмурились брови, когда он задумывался. Черные курчавые волосы, плавный взмах смуглой руки, когда он прочув- ственно читал ей строки из классических трагедий, о которых она даже не слышала. Он приходил редко и неожиданно, каждый раз спрашивая о женщине по имени Уббири, и его появление казалось Бирхе восходом солнца в небе ее сознания. Разговор с ним превращался то в поединок интеллектов, то в свободную и неторопливую беседу давних любовников. Она так и не попросила Рудрака остаться насовсем (будто это было возможно), так и не призналась, что любит его.