– Что ты тянешься, как патока, Милли? – закричала она. – Хороша помощница!
И понесла горчицу наверх, а я за ее спиной снова рожу скорчила. Прошло минуты две, и она спустилась. Лицо ее все сморщилось от огорчения.
– Что такое, мисс? – спросила я, уже всерьез обеспокоившись.
Нечасто миссис Холл выглядела так, будто ее чуть повозка не задавила.
Она постояла молча, а затем начала медленно говорить. Сказала, что у человека в очках, наверное, поранен рот, потому что, когда она вошла с горчицей, он прикрыл его салфеткой и так и сидел, пока она не повернулась к двери.
– С ним, должно быть, случилось что-то ужасное, – сказала я.
Она кивнула, таращась в пустоту.
Казалось бы, этого и достаточно, чтобы миссис Холл перестала донимать постояльца, но вы ее плохо знаете. Не прошло и получаса, а она уже снова отправилась наверх – еще раз попробовать добиться его расположения.
Если честно, я старалась рядом с ней крутиться. Очень уж забавно было смотреть, как она его умасливает. Задумала все хитро, что пройдоха, не то чтобы я знаюсь с такими. Стояла в его комнате и рассказывала о своем племяннике Томе, который прошлым летом порезался косой и три месяца проходил с перевязанной рукой.
– Сестра моя и так нянчилась со своими малышами, – говорила она, – а тут только и знай, что мотай бинты туда-сюда. Вот я и решила ей помочь с этим и к концу лета уже научилась и накладывать, и снимать повязки.
Она закончила рассказ, помолчала, а потом перешла к главному, ради чего говорить и начинала:
– Так что ежели позволите, сэр…
Постоялец в очках-консервах ее перебил, не дав закончить:
– Принесите мне спички. Моя трубка погасла.
Я шла с постельным бельем по коридору, когда услышала это. Пришлось прикрыть рот рукой. Ох, он ее осадил! Она принесла ему спички, которые он потребовал, и больше не просила позволения сказать что-то еще.
Чуть позже она привела в комнату Тедди Хенфри, как я уже и говорила, чтобы тот починил сломанные часы. Тедди проторчал там гораздо дольше, чем следовало. Делал вид, что работает, хотя в том вовсе никакой нужды и не было, а сам разглядывал нашего странного гостя. Так что не одна миссис Холл мучилась от любопытства. Думаю, любой, у кого глаза на месте, захотел бы его разглядеть получше. Когда постоялец наконец понял, что Тедди возится без толку, он так и сказал ему и выслал прочь. Слышала я, как раздосадованный Тедди ушел, говоря, что надо же хоть когда-то чинить часы. А то как же!
Наверное, это и была первая ошибка, если считать самые главные, те, что привели к другим. Миссис Холл впустила Тедди в комнату постояльца, имея на то свои причины. Когда невидимка вышвырнул его, Тедди ушел чернее тучи, извергающей громы и молнии. Знаете ли, именно Тедди столкнулся с мистером Холлом, когда тот возвращался со станции Сиддербридж, и пожаловался ему:
– У вас в «Кучере и конях» остановился какой-то подозрительный малый, Холл!
А когда мистер Холл заявил, что понятия не имеет, о чем толкует Тедди, тот все и рассказал. Миссис Холл, мол, сдала комнату незнакомцу и даже не спросила его фамилии, а у того, мол, все лицо в бинтах, и черные завитки волос выглядывают из-под повязок, словно рога дьявола.
Тогда-то семечко сомнения и упало сердце в мистера Холла. Он вернулся в трактир, нагруженный под завязку виски, и принялся бранить хозяйку. Миссис Холл делала вид, будто его нет в комнате, и тут он возьми да и крикни:
– Вы, бабы, ничего не смыслите!
Миссис Холл медленно повернулась к нему, посмотрела тяжелым взглядом и сказала:
– Не суйся не в свое дело. Смотри лучше за собой, а я и без тебя управлюсь!
Признаюсь, ох, и нахохоталась я. Однако ж поймала смех в кулачок и спрятала в кармашек. Хозяйка всегда задавала мне жару за такое, но сама не церемонилась с мистером Холлом, если на нее находило. Мне его даже немного жаль стало, а еще я подумала: не меня одну она не замечала, пока ей не нужно было.
На следующий день все еще чуднее сделалось. Со станции привезли багаж постояльца, огромные такие ящики. Мистер Фиренсайд и мистер Холл сгружали их с повозки перед входом в «Кучера и коней». По их красным, точно розы зимой, щекам стало понятно, насколько они тяжелые, ящики эти.
Невидимка выскочил из трактира, когда я убирала со столов тарелки, пронесся мимо меня, будто холодный ветер. Он был в пальто, замотанный в шарф, в перчатках и шляпе, как накануне. Я подошла к запотевшему окну, протерла его и увидела, что он, стуча каблуками, сбежал вниз по лестнице. Наш гость кричал на мистера Фиренсайда и мистера Холла, мол, они слишком долго возятся и до сих пор не сгрузили багаж. Зря он так сердился и спешил, потому что собака мистера Фиренсайда, сидевшая под повозкой, выскочила, залаяла и тяпнула невидимку за руку. Он пнул ее, но это только больше разозлило собаку, она вцепилась ему в ногу и порвала брюки.
А затем – щелк-щелк! – мистер Фиренсайд угостил пса двумя ударами плетки, и тот, скуля, спрятался под повозку.
Постоялец вернулся в трактир, бормоча ругательства. Я взглянула на штаны, которые порвала собака, думала, может, на ноге у него тоже страшные шрамы. Только ноги там не было, разорванная штанина колыхалась, как ярмарочная палатка на ветру, открывая пустоту.
Казалось, что там вообще ничего нет. Лишь чернота. И я подумала: «Как это так? Без ноги человек ходить же не сможет».
Добравшись до своей комнаты, он хлопнул дверью. Спустя несколько минут мистер Холл решил проверить, насколько сильно пострадал постоялец. Тут он и совершил ошибку – вторую серьезную ошибку – вошел, не постучавшись.
Наверху произошла какая-то потасовка. Шум слышали все, у кого были уши. Сперва мистер Холл издал жуткий звук, а потом с грохотом закрылась дверь. Через минуту мистер Холл спустился в бар, потирая затылок, словно получил затрещину.
– Все хорошо, сэр? – спросила я.
Он посмотрел так, словно впервые увидел меня. И ничего не сказал. Просто дернул себя за ус и подмигнул, потом потряс головой, как вылезший из воды пес, и ушел на улицу заканчивать разгрузку.
Когда постоялец вышел из комнаты в новых брюках, ящики один за другим внесли внутрь. И чего только в них не нашлось! Горы книг. Стеклянные пробирки и бутыли. Какие-то порошки и жидкости всех цветов. Горелка и весы. Невидимка заставил этим добром всю комнату. Каминную полку. Книжный шкаф. Подоконник. А потом и пол, когда нигде больше не осталось места. То еще зрелище было. У меня даже дух перехватило, когда я заглянула. Точно он собирался открыть аптекарскую лавку прямо в «Кучере и конях»!
Постоялец сразу же приступил к работе и остаток дня провел запершись, чтобы мистер и миссис Холл не смогли заходить к нему, когда им вздумается. Иногда я поднималась наверх – принести мусорный ящик или постельное белье из другой комнаты – и останавливалась на секундочку у его двери, чтобы послушать. Звенели склянки. Что-то капало. Царапал по бумаге карандаш. Я представляла, как он сидит, склонившись над книгами, одержимый мыслями о своих экспериментах. И тут, как раз когда я размечталась, из-за угла появилась хозяйка.
– Милли! – зашипела она. словно я обокрала кого.
Я отскочила от двери, поначалу мне стало стыдно, а потом я разозлилась. Разве она сама не делала такого и даже еще хуже?
Дверь отворилась, постоялец поглядел на нас, переводя взгляд с одной на другую. Я задрожала от того, что он так близко и смотрит на меня сквозь синие очки-консервы. А его нос – такой блестящий вблизи. Словно игрушечный из магазина. Миссис Холл улучила момент, чтобы заглянуть в комнату, и, прежде чем постоялец успел задать нам жару, она охнула и сказала:
– Бог мой, да у вас тут как в конюшне! Вся эта солома, сударь!
– Поставьте все в счет, если нужно, – пробормотал он.
Но миссис Холл было не остановить, раз уж она завелась. Она протиснулась в комнату и уставилась на огромное золотистое пятно от химических препаратов на полу, напоминавшее гончего пса.
– Сударь, мой пол!
– В счет, поставьте в счет, я же сказал! – только и ответил постоялец.
Пока они торговались о цене за нанесенный ущерб, я потихоньку сбежала. Позже миссис Холл все-таки послала меня убрать солому и вывести золотистое пятно.
Я сделала все, как мне велели, но никому не рассказывала, что случилось в тот день, когда я поднялась наверх. Даже мистеру Уэллсу, тому писателю, который приезжал к нам спустя несколько месяцев и расспрашивал об этой истории.
Вот что было в тот день, о котором не знает ни одна живая душа.
Я подошла к его двери и тихонько постучала, как велела миссис Холл. Он не ответил, и я сказала:
– Это Милли, сударь. Пришла подмести у вас, если позволите.
По-прежнему никто не отзывался. Я оглянулась на лестницу. Миссис Холл внизу заваривала чай. Я снова посмотрела на дверь и повернула ручку, странно, но постоялец не заперся, как обычно. Я заглянула внутрь: комната оказалась совсем пустой. То есть солома и беспорядок – это на месте, конечно. Но он… Нашего постояльца не было. Не замечала, чтобы он спускался вниз, хотя все утро убиралась в гостиной. И в трактире его не видела, а там я работала после полудня. К тому же миссис Холл напомнила, чтобы я не входила без стука, значит, она считала, что гость проводит эксперименты в своей комнате. Вряд ли и при ней он покидал «Кучера и коней».
Я переступила порог и подумала: «Может, так даже лучше, что его нет. Просто приберусь тут и уйду, и мешать он не будет». В комнате был ужасный беспорядок. Я решила начать с соломы, поскольку ее виднее, вымела ее в коридор и сгребла в кучу, чтобы убрать позже. Затем, встав на четвереньки, стала возиться с пятном. Выводилось оно плохо, лишь немного посветлело. Я терла-терла, потом наконец вздохнула, села на коленки и потянулась, подняв руки вверх, чтобы дать отдых пальцам.
Вот тут-то я это и почувствовала. Что-то коснулось моих рук, словно пауки поползли по коже. Я быстро опустила руки, и ощущение исчезло. Посмотрела по сторонам. Кроме меня никого. Я снова склонилась над пятном. Хорошо бы взять выходной, если миссис Холл отпустит. Расскажу ей о пауках на коже, глядишь, она и позволит. И все то время, пока я оттирала золотистое пятно на полу и думала об этом, я чувствовала, как пауки ползают по спине.