Что же помешало ему вернуться? Он не умер. Там, откуда он, смерти не существует. И Бо до сих пор бы резвился, если бы остался дома. Нет, какая-то беда стряслась между Маунтин-Вью и Бобом Соломоном, оттолкнула его. Я что-то сделал? Чего-то не сделал? Узнал то, чего не должен был знать? Или что-то забыл? Отмахнулся от того, что должен был бережно хранить и ценить? И вообще, найдет ли Боб Соломон Маунтин-Вью, если придется? Узнает ли меня? За двадцать с лишним лет Земля далеко уплыла, и мы вместе с ней.
Вытерев нос ладонью, я сунул Мэрилин обратно в полиэтилен, потянулся и выключил свет. И так и сидел в зябкой темноте, словно в холодном и ясном открытом космосе.
Я хорошо знал поворот к смотровой площадке у озера Клирвотер и все же едва не пропустил его той ночью – настолько непроглядно черной была дорога через лес. Лишь буквы, вырезанные на знаке-стрелке и заполненные белой отражающей краской, вспыхнув в свете фар, заставили меня ударить по тормозам и не дали проехать мимо. Я сидел и ждал, включив левый поворотник, хотя в обоих направлениях не было ни намека на другие машины. Тик-тик, тик-тик – зеленый свет вспыхивал на сосновых ветках. Затем я съехал с шоссе и, едва шины заворчали по гравийке, выключил сигнал. Каменную смотровую построил Гражданский корпус охраны окружающей среды еще в тридцатых, и дорога, проложенная туристами, с тех пор не улучшалась, так что я медленно поднялся на холм по этой узкой прямой тропе в чаще леса. Разок я разглядел глаза какой-то твари, бросившейся пикапу наперерез, но больше вокруг не было ни души, и, добравшись до площадки и низкой стены вдоль всего хребта, я подумал: может, не туда приехал. Но потом увидел две машины и фургон в дальнем конце, где обычно паркуется молодняк, когда приезжает потискаться, и слоняющиеся рядом темные человеческие фигуры. Я припарковался в стороне, заглушил мотор и выключил свет. Обзор сразу улучшился, и я смог рассмотреть пляшущие на земле лучи фонариков, когда люди шли от машин к каким-то темным силуэтам выше человеческого роста. Я захлопнул дверь и в наступившей тишине расслышал низкие голоса. Стоило подойти ближе, и невнятный шум сложился в слова:
– Гравиметр отстроен.
– Спасибо, Изабель. Уоллес, что там с анализатором спектра?
– Включается, док. Дайте ему минутку.
– У нас может не быть минутки, а может быть хоть десять часов. Кто знает? – Я направился к этому голосу, показавшемуся старше остальных. – Наши гости становятся непредсказуемыми.
– Гости? – переспросила девушка.
– Нет, ты права. Я нарушил собственное правило. Мы ведь не знаем, разумны ли они, а даже если разумны, они могут оказаться и не гостями вовсе. Вдруг они местные, коренные, не то что Уоллес. Ты ведь из Джорджии, Уоллес?
– У нас компания, док, – отозвался парень.
– Да, вижу, хоть и с трудом. Здравствуйте, сэр. Чем я могу вам помочь? Уоллес, прошу. Где твои манеры.
В лицо ударил луч фонаря, ослепив меня, но профессор выхватил его из рук парня, перевернул и направил себе под подбородок, как делают юнцы, строя страшные рожи, так что я увидел затененную версию его округлой челюсти, крупный нос и пышные усы.
– Я Харли Ратледж, – представился он. – Вы, должно быть, мистер Нельсон?
– Да.
Я протянул руку, и луч фонаря тут же ее поймал. Затем в свете появилась вторая ладонь и сжала мою. Костяшки были сухие, красные и потрескавшиеся.
– Очень приятно. – Профессор выключил фонарик. – Полагаю, наша общая знакомая объяснила, чем мы тут занимаемся? Простите за темноту, но мы поняли, что излишек света с нашей стороны, скорее, портит видимость и искажает эксперимент.
– Отпугивает их? – спросил я.
– М-м-м, нет, не совсем. Их способность пугаться в принципе под вопросом, но зато мы в какой-то мере доказали, что эти, э-э, световые явления… реагируют на наши огни. Мы машем, они мелькают в ответ. Мы светим в воду, они спускаются на воду. Очень увлекательно, но предполагает возможность отражения, визуального эха, которую мы скрепя сердце должны исключить. К тому же нам бы хотелось по мере возможностей увидеть, как ведут себя огни не под наблюдением. Хотя, кажется, их трудно обмануть. Есть даже фантастическое предположение, будто они могут читать мысли исследователей. Ах, Уоллес, неужто можем приступать? Очень хорошо, чудесно.
Мне в руку ткнулся твердый пластик, и я на секунду решил, что Ратледж предлагает мне выпить.
– Бинокль, мистер Нельсон? У нас всегда есть запасные, а вы можете помочь нам наблюдать.
– Нам говорили, вы всю жизнь видите блуждающие огни, – раздался голос девушки. – Правда?
– Наверное, можно и так сказать. – Я прищурился в бинокль.
Когда смотришь на темноту впритык, она становится еще темнее.
– Так клево, – сказала Изабель. – Я собираюсь написать диссертацию о ночных огнях на низкой высоте с явными признаками собственной воли. Я называю их носсволами для краткости. Блуждающие огни, светлячки сокровищ, огненные шары, призрачное сияние, шаровые молнии, бесовские вспышки, светильник Джека, блуднички. Я бы хотела как-нибудь взять у вас интервью. Подумать только, если вы все эти годы записывали свои наблюдения…
Некоторые заметки я и впрямь делал и почти сказал об этом, но Ратледж нас прервал:
– Изабель, не напирай на едва знакомого человека. Лучше помоги Уоллесу с магнитофоном. У тебя рука тверже, а мы ведь не хотим, чтобы он вновь порезался.
Девчонка утопала прочь, а я нашел, на чем сосредоточить взгляд: красный мигающий свет на пожарной вышке на горе Том-Сок.
– Вы должны простить Изабель, мистер Нельсон. Молодежь полна энтузиазма, и она упорно втискивает в этот ряд шаровую молнию, хотя я им объясняю, что молния – совершенно отдельное явление.
– Это вам рассказала наша общая знакомая? Девчонка-репортер? – спросил я. – Мол, я вижу блуждающие огни в этих местах с самого детства?
– Да, и о вашем интересе к нашим исследованиям, хотите сравнить свои народные знания с нашими несколько более научными изысканиями. Я сказал ей, вы можете присоединиться к нам сегодня, если не будете трогать оборудование и путаться под ногами, когда… эм, что-нибудь произойдет. Довольно неправильно пускать сюда неподготовленного местного наблюдателя… но, откровенно говоря, мистер Нельсон, все в этом проекте неправильно, по крайней мере по мнению Геологической службы США. Так что будем нарушать правила вместе, хех. – Сияющий зеленый круг вспыхнул и исчез на уровне груди Ратледжа: он проверил часы. – Если честно, я думал, мисс Рейнс приедет с вами. Я так понимаю, она скоро будет?
– Меня не спрашивайте. – отмахнулся я, пытаясь разглядеть саму башню под мигающим светом. Черный металл на фоне черного неба. Мне-то послышалась фамилия репортерши Хейнс, но не все ли равно. – Может, у нее есть дела поинтереснее.
– О, сомневаюсь, она не скрывала своей заинтересованности. Вы хорошо знаете мисс Рейнс, мистер Нельсон?
– Это точно не про меня. До сегодняшнего утра в жизни ее не видел. Нет, погодите. До вчерашнего дня.
– Чудесная девушка, – не унимался Ратледж. – И такая энергичная.
– Меня такие утомляют.
– Ага, что ж… еще раз – рад знакомству. Мне лучше проверить, как там справляются Изабель и Уоллес. В фургоне есть напитки и закуски, а также раскладные стулья и одеяла. Мы здесь на всю ночь, чувствуйте себя как дома.
«Я и так дома», – подумал я, пока возился с фокусом бинокля, а Ратледж трусил прочь, топая, как вспугнутая перепелка.
Я не позволял себе вглядываться в ночное небо – лишь мельком, убеждаясь в наличии Луны, Венеры, Ориона, Млечного Пути и всякого прочего и чувствуя легкое головокружение, оттого что смотреть больше некуда. И вот теперь ощутил себя излечившимся много лет назад пьяницей, который вдруг оказался заперт в пивной. Яркий клочок вон там – огни Пьемонта? А эти два, нет, три самолета направляются в Сент-Луис? Я не мог винить мисс Принцессу за то, что не рассказала профессору всю правду обо мне, иначе он имел бы все основания прогнать сумасшедшего старика прочь. Интересно, куда подевалась сама репортерша? Мы с Ратледжем оба были уверены, она к нам присоединится, но с чего я это взял? Она сказала или я просто предположил?
Я вновь сосредоточился на огне вышки, который больше не мигал. Вместо этого он разгорался, чуть угасал и опять разгорался, словно сердцебиение, но никогда не гас полностью. Казалось, он разрастается, занимая все больше места, словно приближаясь. Я так задумался о том, чем занимаются на вышке – тестируют оборудование, подают сигналы рейнджерам в патруле? – что, когда огонек сдвинулся в сторону севера, я развернул бинокль следом, дабы не потерять его из виду, и ничуть не удивился пожарной башне, отправившейся на небольшую прогулку, пока парнишка Уоллес не произнес:
– Один есть. Двигается.
Ученый люд заговорил одновременно:
– Камера включена.
– Магнитофон включен.
– Гравиметр – отрицательно.
Щелк-щелк, щелк-щелк – кто-то затрещал «Полароидом» так быстро, как только мог. Я же продолжал следить за блуждающим огоньком: он пролетел вдоль хребта, пульсируя и подпрыгивая, словно мяч или воздушный шарик. После всплеска разговоров все молча наблюдали и дурачились с техникой. А потом профессор прошептал мне на ухо:
– Знакомое зрелище, мистер Нельсон?
Это точно был не блик на космическом корабле Боба Соломона, но я знал, что Ратледж не его имеет в виду.
– Я видел блуднички гораздо ниже, – сказал я. – Под верхушками деревьев, чаще всего над самой землей. Этот двигается так же, но выше футов на пятьдесят.
– Возможно, – прошептал профессор, – а может, и нет. Глаза порой обманывают. Эй! – закричал он, когда медленно скачущий свет вдруг взмыл прямо в небеса.
Завис там на мгновение и, вновь спустившись к хребту, поплыл вниз по дальней стороне склона, между нами и стеной, прямо к озеру и к нам.
– Гравитационное поле? – спросил профессор.
– Без изменений, – отозвалась девчонка.