А других очевидцев не нашлось. Вот и приходилось действовать вслепую и почти без поддержки. Ведь свидетель обвинял полицию, а значит, ее участие в следствии исключалось. Вся надежда на собственных следователей и активно подключившихся к делу агентов ЦРС.
На таком тягостном фоне шумное появление старшего следователя Ульриха выглядело кощунством. Но унять громко топающего, сопящего и кроющего последними словами всех и вся двухметрового толстяка было практически невозможно. Единственный не дрогнувший под натиском следователя человек был одновременно последней линией обороны от нежелательного вмешательства. Случилось это перед самым кабинетом генерального прокурора.
– Туда нельзя! - категорически заявила секретарь главного обвинителя всех Наций во всех грехах, как его в шутку называли сотрудники.
В приемном зале шло экстренное совещание с участием директора ЦРС и начальника Управления полиции.
– Стоять-бояться! - проревел Ульрих. - Мне можно!
Секретарша ничуть не испугалась:
– Никому нельзя!
– У меня свежак!
Девица потянула носом и поморщилась:
– Это я чувствую.
– У меня новости по делу о расправе! - громовым басом уточнил следователь. - Не заставляй меня вышвыривать красивых девушек из окон!
– Я сейчас охрану позову! - Секретарша, конечно, не поверила в угрозу, но все равно немного стушевалась. - Сядьте в кресло и ожидайте!
– Немедленно доложи Симонову! - продолжал бушевать Ульрих. - Если не доложишь, он тебя сего-дня же уволит! Ко всем чертям уволит, несмотря ни на какие таланты и особые сверхурочные заслуги!
– На что это вы намекаете?! - Девица возмущенно зарделась.
– А есть что скрывать? - с профессиональным подозрением поинтересовался следователь и оглушительно расхохотался. - Докладывай обо мне шефу, или я, пока буду тут ожидать, вытяну всю твою подноготную, клянусь Фемидой, честное слово!
От глубокого обморока секретаршу спас сигнал интеркома.
– Ольга, что там за шум?
– Марк Станиславович, к вам Ульрих рвется. Он грозит меня в окно выкинуть. Я не хочу.
Несмотря на тяжелую обстановку, генеральный прокурор юмор оценил. Он вообще никогда не терял присутствия духа и любил, чтобы подчиненные воспринимали события с долей иронии, даже в разгар самых тяжелых кризисов. Будучи женщиной неглупой и опытной, Ольга это прекрасно поняла еще в первую неделю работы в офисе.
– Ульрих, тронешь девочку хоть пальцем, лично надаю по шее. Что у тебя?
– Свежак, господин прокурор! Прямо из морга!
– Какой оттуда может быть свежак? - усмехнулся Симонов.
– А еще я родню потерпевших опросил, та-акие факты всплыли!
– Заходи…
В зале заседали трое. Без круглого стола, просто в креслах у имитации камина. Генеральный прокурор Симонов с интересом взглянул на следователя и указал ему на четвертое кресло, в точности как у других. Такая демократичность высокого начальства теоретически должна была подкупать, но Ульриха сейчас меньше всего волновали благосклонные жесты. Да и не жест это был вовсе. Не тот человек был прокурор, чтобы разводить церемонии, следователь это прекрасно знал и уважал начальство за реальную, не показушную демократичность. Причем гораздо сильнее, чем за профессиональные качества. Как раз о них следователь был невысокого мнения. Но генеральный не был «коренным» сотрудником, начинал карьеру он в армии, и ему было простительно.
Ульрих уселся в кресло, пробурчал «здравствуйте» в ответ на кивок второго заседателя - это был Картер, директор ЦРС - и с интересом уставился на третьего. С интересом, потому что следователя крайне занимало, что он сейчас чувствует и о чем размышляет, уставившись на голографический огонь? Начальник Управления полиции Белкин, казалось, не замечал появления Ульриха, полностью погрузившись в тяжкие раздумья.
– Вещай, - разрешил Симонов. - Что они тебе рассказали?
– Покойники?
– Родственники.
– А-а… я хотел с морга начать.
– Ну, давай так.
– Вот.
Ульрих порылся в кармане и достал пакет с чем-то тяжелым. Он подбросил пакет на ладони, и «что-то» в нем брякнуло.
– Копилку у ребенка отнял?
– Это пули, господин прокурор. Шестнадцать штук.
– Пули?
– Да, сорок четвертый калибр порохового оружия. Эксперты-оружейники говорят - редкая штука… Извлечены из тел погибших. Вернее, из их черепов. Так что все сходится.
– Ты намекаешь на спецоружие? Белкин, твои группы захвата пользуются пороховиками сорок четвертого?
– Вообще-то положено пользоваться девятимиллиметровыми, но есть, конечно, особые энтузиасты. - Начальник полиции угрюмо взглянул на Ульриха, а затем на Симонова. - Только их немного. Лазерники удобнее и надежнее.
– Но ведь по конвенции тридцать второго года городская полиция обязана соблюдать нормы безопасности и пользоваться только бесшумным пороховым оружием останавливающего действия! - запротестовал следователь. - Насколько я понимаю, чем крупнее калибр, тем действие более… останавливающее, и как раз поэтому его используют ваши спецназовцы. Правильно?
– Нет, неправильно, - возразил Белкин. - Ваши уловки оставьте для допросов. Во-первых, спецгруппам разрешено пользоваться армейскими лазерными винтовками, микроволновыми пушками, нервно-паралитическим газом и психотронными излучателями. Электрошокеры, водометы, пороховики и слезоточивый газ - удел обычных полицейских. Во-вторых, сорок четвертый калибр в прошлом частенько изготавливался под «магнум» - патрон гораздо мощнее обычного. Но даже и стандартный патрон этого калибра - редкостная сволочь. Ни о каком «останавливающем» действии не может быть и речи. Такое оружие убивает наповал с самыми разрушительными внешними проявлениями. Вы не могли вынуть шестнадцать пуль из черепов пострадавших. После такой изуверской казни - всех на колени и с близкого расстояния по пуле в затылок - у них и черепов-то не должно было остаться. Разнесло бы как глиняные горшки.
– Ульрих! - Симонов кивнул, соглашаясь с начальником полиции, и строго посмотрел на следователя. - Ты сам вынимал пули?
– Я же не патологоанатом. - Толстяк обиженно засопел. - Но у меня нет причин не верить коронерам! Они и заключения мне в комп сбросили. Прямо с больничного сервера. Все шестнадцать как на подбор; причина смерти - огнестрельное пулевое ранение в затылочную область головы. Может, у этих полицейских патроны не «магнум» были, а, наоборот, какие-нибудь нестандартные, ослабленные?
– Короткобойные, - подсказал Симонов.
– Ну, - снова оживился Ульрих. - Вот и застряли пули в башках!
– У полицейских все одинаковое, штатное, - раздраженно бросил Белкин. - Подстава это. Кто подписывал заключения?
– Эксперты и директор клиники.
– Ну так побеседуйте с этим директором. И с прозекторами побеседуйте, которые непосредственно вскрытия делали!
– В лесу побеседовать? - не сдержался Ульрих.
Секундой позже он понял, что не прав, и взглянул на Белкина исподлобья. Начальник полиции перенес оскорбление достойно. Он лишь многозначительно взглянул на Симонова. Тот огорченно поморщился и покачал головой:
– Старший следователь Ульрих, ваше поведение недопустимо.
– Виноват, господин прокурор, признаю и прошу меня простить. - Он взглянул на Белкина. - Извините, господин начальник, такой уж скверный характер.
Полицейский вяло шевельнул рукой - «да ладно» - и снова уставился в камин. Ульрих вновь воспрянул духом.
– Ну ладно, с пулями пока не все понятно - проверю, но родственников я сам опрашивал! За достоверность ручаюсь. Кроме одного, всех опознали.
– Кроме кого?
– Ну, если опираться на данные из гиперсети, это был партийный лидер. Этот, как его… Явор!
– Самый обычный горлопан, - заметил Картер. - В его досье даже ни одного приличного подвига нет, сплошь мелочовка. И вообще эта «Свобода и право» никуда не годилась. Сборище лентяев. Партия называется. Любители пива и то более организованны и политически весомы.
– Ну да, лентяев, - Ульрих усмехнулся. - А что еще интересного знает ЦРС об этой партии?
– Интересного? - Картер пожал плечами. - Около тысячи членов, примерно сотня - бойцы. Но все вместе редко собираются. Лентяи и есть. В активе десяток мелких стычек с полицией на митингах объединенной Оппозиции и антиглобалистов. Конкретной политической программы нет и в помине, главный лозунг - «Против власти за свободу».
– Анархисты, - вывел Ульрих.
– Не совсем. Власть им не по душе только нынешняя. Как бы. А если копнуть, внутри своей банды ограничения свободы они признают и развивают. Например, поборы под видом взносов, запрет на посещение некоторых общественных заведений и мероприятий, принудительное участие в «партийных оргиях» - особенно для молоденьких неофиток, преследования людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией…
– Вот! - прервал его следователь. - Я ждал именно этих слов! Родственники шестерых погибших утверждали, что их близкие имели как раз такую ориентацию! И вот поэтому я никак не могу взять в толк, каким ветром занесло четверых геев и пару лесбиянок на собрание бритоголовых? Как случилось, что их всех уложили в одну братскую могилу? Злая шутка конкурирующей банд-партии?
– Скорее попытка задеть за живое максимально широкие слои населения, - возразил Картер. - Посудите сами, полицейский произвол, направленный против неудобных членов общества. Возмутится даже воинствующий гетеросексуал.
– Но зачем? Кому это выгодно? Где мотив?
– Можно только гадать.
– А если без гаданий, у нас остается первый вопрос следователя Ульриха - как? - высказался Симонов. - Как случилось, что они сидели в том особняке и, судя по всему, мирно разводили демагогию?
– Это еще сложнее понять, чем мотив преступления, - не отрывая взгляд от огня, вздохнул Белкин. - Ясно одно - у Наций появился новый враг, наглый и коварный. Ничуть не слабее прежних. И если не прихлопнуть его сразу, он в покое нас не оставит, а чего доброго, и вовсе взорвет ситуацию.
– Ну, на это ему придется потратить слишком много времени и сил, - усомнился Картер.