– Что – некрасиво? Что денег занял?
– Что у женщины взял… Нет, он сильно изменился. Где его гордость? Почему не хочет вернуться?
– Вот я тебе и говорю – не слишком рассчитывай на его порядочность! – горько усмехнулась Лена. – Он всех нас продаст, чтобы его оставили в покое!
– Нет, он появится! – убежденно твердила Фатиха. – Обязательно!
Но по этому вопросу они в мнениях не сошлись. Лена больше волновалась по другому поводу – удастся ли спасти девочку?
– А как это сделать? – спрашивала она. – Украсть?
– Зачем красть? – меланхолично ответила Фатиха. – Я ее просто могу вывести погулять. Мне доверяют. Но… Куда я ее дену, когда выведу? И что потом делать? Спрячем ее – сами подставимся.
– Ничего нельзя придумать? А если нам всем бежать? Я бы взяла детей, и ты бы с нами…
– Куда? И Самира тебе не отдадут. Если заметила, он все время с мужчинами.
– Да, этот Исса…
– Исса неплохой. И никто даже не принуждал ребенка сидеть с ним, он сам так хочет. Понимаешь? Попробуй оторви его… А без него ты не убежишь. И с ним не убежишь. Куда спрячешься?
– Да, к маме вернуться нельзя…
– Вот видишь… И до тебя были люди, которые думали, как спастись. Но никто не спасался. Никто. Помню… – Она почти прижала губы к уху Лены и говорила, заглушая шум метро: – В одной семье сбежал младший сын. Он был женат, двух детей имел. Не потому сбежал, что не хотел убивать, нет, он уже убил, все было в порядке. Но он боялся связываться с перевозкой наркотиков. Боялся, что поймают, тогда – смертная казнь, без суда. Он должен был провезти наркотики в Эмираты. Там очень жесткие законы. И вот сбежал. Его искали, не нашли. Убили его младшую дочку. Потом старшую, у него было две девочки. Дошло до жены. Та сама помогала искать его. Когда убили детей, она будто с ума сошла, возненавидела его. Таких все ненавидят. Любят говорить, что наши мужчины не знают, что такое страх. Это ложь! Они всю жизнь боятся за своих родных, потому идут на все как будто без страха. Лена дрожала. Тихонько спросила:
– Чем кончилось?
– Чем? Почти всю семью перебили, а он так и не объявился, – презрительно ответила та. – Потом знаешь, что выяснилось? Его прятала мать, боялась за сына. И погибла, не хотела, чтобы он был убит. Думала, что спасет его. И тут он не выдержал, вышел. И зачем было прятаться? Он потерял всех, кого любил, его все презирали, плевали в лицо. И ни от чего он не спасся. Повез груз и сразу напоролся. Его казнили. Ты думаешь, никто из них не хотел жить? Думаешь, они не делали все, чтобы уцелеть? Это была сильная, уважаемая семья, но это их не спасло. Они пытались прятать своих детей, избежать смерти… Но убили всех, кого надо было убить. Потому я и говорю тебе – молись, чтобы Ариф поскорее опомнился и сдался! Иначе никто не спасется! Ни девочка, ни ты, ни твой сын, ни я сама… Хотя что мне терять? – Фатиха тихонько усмехнулась. – Мне бы только узнать, кто убил Сафара. А больше незачем жить. Я пустая, старая, некрасивая, никому на свете не нужна.
– Зачем же мы туда едем? – Лена вся заледенела от ее рассказа, голые руки покрылись испариной. – Зачем ехать, если спасти нельзя?
Фатиха не ответила. Ее упрямое худое лицо, горящие черные глаза, сухие губы – все выражало какой-то скрытый фанатизм, тайную мысль, о которой Лена не решалась расспрашивать. Единственное, что она могла сейчас сделать – покориться чужой воле, и она покорилась.
На «Бабушкинской» они вышли, Фатиха неуверенно осмотрелась по сторонам и сказала:
– Я тут пять лет не была.
– А почему ты решила, что Оксана здесь?
– Была одна мысль… – И, ничего не объясняя, Фатиха куда-то зашагала. Несмотря на ее маленький рост, походка у нее была размашистая, шаги широкие, быстрые, и Лена, которая была выше ее головы на две, едва поспевала следом.
– Ты не видела Зияда? – на ходу спросила Фатиха.
– Кого?
– Зияда, с которым я приехала в тот первый вечер?
– Нет. Он уехал ночью, а я все время не выходила из комнаты.
– И он тебя не видел. Это хорошо.
– Почему?
– Мы идем туда, где он живет.
– К нему домой? – Лена испуганно замедлила шаги. – Это опасно?
– Все, что мы делаем, опасно. Я уже подписала себе приговор, потому что все рассказываю тебе… Хватило бы и двух фраз, а я столько наболтала. Но это уже не важно.
– Оксана у него?
– Понимаешь, – торопливо объясняла Фатиха, сворачивая в какой-то двор, – у Зияда есть жена. Законная жена, я имею в виду. А то здесь в Москве многие сожительствуют с русскими. И ребенок у них есть. Сколько лет Оксане?
– Полтора года.
– Вот. Не будут же за ней следить мужчины? Они не умеют обращаться с маленькими детьми. Нужна женщина. И женщина из своих. В Москве она одна такая. Я думаю, что Оксану доверили ей.
– Что же нам делать?
– Сперва надо выяснить, у них она или нет. – Фатиха внимательно осматривала дома во дворе. – Вот здесь они живут, видишь балкон? Надо, чтобы никто не узнал, что мы тут были. Ведь мы поехали платье покупать. А Саида обязательно разболтает…
– А нельзя попросить ее, чтобы она никому не рассказывала?
– Да что ты? Думаешь, она захочет рисковать? Каждый дрожит за себя, у нее хватает собственных неприятностей. Нет, обязательно разболтает. Вот бы она на балкон вышла с девочкой…
– А может, подождать, пока она ее на прогулку поведет? – предложила Лена. – Спрячемся где-нибудь поблизости…
– Думаешь, ее водят на прогулку? Наивная ты… Я думаю, что девочку даже на балкон не выпускают. Зачем нужно, чтобы соседи на нее глазели? А если на девочку в розыск подали? Родственники ведь есть? Если труп ее матери нашли? Ну, что ты так побелела! – Фатиха говорила резко, сердито, очень по-деловому, видимо, чтобы привести в чувство Лену. А та едва стояла на ногах – ей вдруг стало так страшно, что колени подгибались и дрожали. – Жалко, что они далеко от центра живут, можно было бы сказать, что ходили по магазинам и зашли кофе выпить. А так… Не знаю, что и сказать… Прежде всего позвоню. Если там Зияд, я туда не сунусь.
Они минут десять искали телефон-автомат, Фатиха звонила, что-то говорила по-арабски – весело и беспечно, очень громко. Лена стояла рядом, пыталась по ее лицу понять, о чем идет речь. Но Фатиха так замечатально играла, изображая беззаботность, что даже на лице ничего не отражалось. Наконец повесила трубку:
– Немножко повезло. Зияда нет дома.
– А про девочку она ничего не сказала?
– Так она и скажет! – Фатиха передернула плечами. – Надо еще ухитриться ее увидеть. И предупреждаю – не подавай вида, что узнала ее!
– Это глупо… – пробормотала Лена. – Я жила у Инны несколько дней, нянчилась с девочкой, никто не поверит, что я видела девочку и не узнала.
– Она ее спрячет. А я тебе покажу, постараюсь. Твое дело сказать мне потом – эта или нет? Пойдем!
Уже подходя к подъезду, Фатиха предупредила:
– Мы с тобой ездили по магазинам, устали, я стерла ногу. И вот заехали к Саиде отдохнуть и заклеить пластырем мозоль. Поняла?
– А какие магазины? И почему поехали к Саиде за пластырем? Это глупо!
– Какие тут магазины поблизости? Знаешь какие-нибудь?
– Только ВДНХ, там продаются разные шмотки, но это не близко отсюда. Две станции на метро.
– Сойдет ВДНХ. Так и скажем.
Они поднялись на лифте, Фатиха позвонила в обитую красноватой кожей дверь. Им открыла высокая полная женщина – мучнисто-бледная, одетая в просторное длинное белое платье. Тихо поздоровалась с Фатихой, посмотрела на Лену то ли вопросительно, то ли испуганно. Фатиха не представила их друг другу, защебетала по-арабски, женщина провела их в комнату, усадила в кресла, ушла на кухню. Вскоре оттуда послышался запах крепкого кофе.
– Почти не говорит по-русски, – шепотом пояснила Фатиха. – Вообще, запуганная, мужа боится, всего боится. В Москве уже восьмой год, а ходит только в магазин за покупками.
– Где же Оксана?
– У нее сын, наверное, вместе сидят в другой комнате. У них три комнаты. Еще спальня и детская.
Вошла Саида с подносом, предложила кофе, печенье, присела поодаль, молча посмотрела на Лену. Взгляд был, как у забитого животного, которое уже никому не доверяет, всего боится, и не умеет себя защитить. Фатиха болтала, достала из сумки сигареты, закурила сама, дала сигарету Лене. Хозяйка робко смотрела на бойкую соотечественницу. За все это время она и пяти слов не сказала. Видно было, что все ее мысли об одном – как бы гости скорее ушли. Не пригласить их было невежливо, пригласить – опасно.
Фатиха вдруг обернулась к двери. Лена еще раз убедилась, какой тонкий слух у подруги – только секунд через двадцать она сама различила какой-то шорох в коридоре. Сердце у нее забилось, она сразу подумала об Оксане. Но в комнату вошел мальчик лет шести – полный, черненький. Он капризно надул губы и сразу стал что-то требовать у матери. Та привлекла ребенка к себе, усадила рядом, дала печенья, гладила его кудри, целовала в макушку. Видно было, что мать на побегушках у маленького деспота – тот отводил голову, уклоняясь от ласк, крошил печенье ей на платье, что-то болтал, с любопытством рассматривая гостей. «Попробовал бы Сашка так себя вести… – подумала Лена. – Получил бы шлепка. Какая она забитая!» Отсутствие Оксаны начинало тревожить. Если дети играли вместе, то вместе они и должны были прийти. Но в квартире было так тихо… Не верилось, что где-то здесь есть еще и полуторогодовалый ребенок.
Фатиха нагнулась, указала на свою правую ногу, что-то сказала. «Врет, что стерла, просит пластырь…» – поняла Лена. Хозяйка встала, открыла дверцу в «стенке», принялась копаться. Фатиха быстро мигнула Лене. Та поняла это как сигнал к действию. «Она их задержит!» И встала, не торопясь, вышла из комнаты. В коридоре растерялась. Две двери, обе прикрыты. Возле одной на полу валялся яркий надувной мячик. «Детская… – догадалась она. – Оксана должна быть там!» Быстро приоткрыла дверь, осторожно просунула голову. Она боялась, что когда девочка увидит ее, узнает – закричит, выдаст… Но на