В сумочке у Инны нашли паспорт, немного денег – тех самых, которые дали ей девушки в клубе и которые она не успела отдать водителю, помаду, пудреницу, разбухшую пачку сигарет и зажигалку. Матери сообщили в тот же день. Она уже успела заявить в милицию о предполагаемой пропаже дочери и внучки, и как раз ждала результатов. Когда ей позвонили и сказали, что нашли дочь, сердце у нее куда-то обвалилось. Когда же она узнала все и поняла, что единственное, что она теперь может сделать для Инны, – это опознать тело, сердце как будто вообще пропало у нее из груди. А потом вся грудь, вся душа наполнилась крутым кипятком, который обваривал, жег, омертвлял, и не было спасения, и слез не было, больше не было ничего.
Девушки в клубе реагировали на страшное известие по-разному. Ира-Шахерезада опухла от рыданий, наотрез отказалась выступать в тот вечер, даже под угрозой увольнения. Наташа замкнулась, заледенела, в глазах глубоко поселилась тревога – такие истории про убитых стриптизерок всегда внушали ей страх, но она как-то мало верила им. И все же вышла в зал и танцевала, и даже не хуже, чем обычно. Только для новенькой девушки, принятой на место Инны, этот вечер почти не отличался от других. Да и слишком она дорожила своим новым местом, чтобы терять душевные силы на переживания по поводу мертвой «Эммануэли», которую она никогда не видела. В тот вечер она практически одна везла на себе весь стриптиз. Как все новенькие, она пользовалась большим успехом, чем «старые» стриптизерки, и это вселяло в нее массу надежд. Стриптиз она работала впервые. Ей было восемнадцать лет. Блондинка, высокая, выносливая, обаятельная – она с успехом заменяла Эммануэль. Псевдоним перешел к ней по наследству, так же, как имидж, и сценические наряды Инны.
Допрашивали Александру. Та, позеленев от страха, рассказывала о визите кавказца, о том, что он забрал сонную девочку. Губы у нее тряслись, она с пафосом повторяла:
– Такой мог убить ни за что! Это чудо, что я жива осталась! И я так с ним грубо говорила – боялась, не своровал бы чего…
Ее просили как можно детальнее описать внешность визитера. Она припомнила горбатый крючковатый нос, темные глаза, коротко остриженные черные волосы. Одет был в голубую рубашку и бежевые брюки. Выглядел прилично.
– Машину видели?
– Не видала… – вздохнула она.
– В окно не смотрели, когда он из подъезда выходил?
– Нет, он же ключи у меня забрал, еще ладонь у него такая мокрая была, горячая. Я ему ключи отдала – что связываться? И пошла к себе, а он так быстро-быстро вниз по лестнице сбежал с Оксаночкой и все… Пропал.
– Акцент у него был?
– Был.
– Сильный акцент?
– Ой, нет… Почти нормально говорил, вроде бы как мы с вами.
– То есть говорил правильно, с небольшим кавказским акцентом?
– Ну да.
– Его в лицо узнаете?
– Конечно!
– Составим фоторобот. Имя не называл? Не представился?
– Чего-то буркнул, только это не имя было, по-моему… Я со сна плохо понимала, чего он говорит…
– Точно вспомните, что он вам сказал про хозяйку квартиры?
– Какая Инка хозяйка? Она снимает. Ничего не сказал. Сказал, что ему ребенка надо взять и вещи девочкины.
– И вы его впустили?
– Ну, я же спросила, с какой стати, а он мне – Инна переехала, срочно просила привезти дочку. Ну я отдала ему…
– Девочка не сопротивлялась? Не испугалась, когда его увидела? Может быть, узнала его?
– Нет, она спала. Под утро всегда крепко спит, можно на руки брать, громко говорить – пока не выспится, не проснется.
– Значит, ребенок не проснулся? Как же вы рискнули отдать девочку незнакомому мужчине?
Александра раздраженно пожала плечами. Следователь настаивал:
– Никогда не слышали о таком знакомом от Алексеевой?
– От Инны? Нет.
– Но тогда вы все же должны объяснить, чем он вызвал у вас такое доверие, что вы отдали ребенка.
– Да вы обвиняете меня, что ли? – всполошилась та. – Ничего себе, так я и знала, что Инка меня подведет со своею работкой… Платила гроши, а требовала, как за миллионы. Сколько у нее знакомых в этом кабаке, вы лучше там ищите, меня что спрашиваете? А что ребенка отдала, не удивлялись бы! Какова мамаша, таковы и хахали у нее! Кого в кабаке найдешь? Она ж почти проститутка, не ясно? А кого за ребеночком прислать – это ее дело, а не мое. Кто пришел, тому отдала!
– Ну, ясно, – прервал ее следователь. – Скажите, может быть, этот мужчина предлагал вам денег за то, что вы отдадите девочку? Или угрожал?
– Угрожал… – хмуро ответила она. – Сказал, чтобы я не в свое дело не совалась.
– А денег не предлагал?
Александра ясным взором посмотрела на следователя и спокойно ответила:
– Мне Инна осталась за воспитание должна. Она деньги задерживала. Но я с нее всегда получала. А больше денег ни от кого не брала, а от него и вообще не взяла бы.
– Почему?
– А это было бы подозрительно.
– Так делал он попытку предложить денег или нет?
– Если б делал, не отдала бы девочку, – твердо ответила она.
– Что можете сказать о той девушке, которая жила у Алексеевой последнее время? Видели ее?
– Видала раз. В понедельник вечером и еще потом на рассвете, когда они из клуба вернулись.
– Значит, вечером третьего июля и утром четвертого?
– Точно.
– Как ее имя, знаете?
– Нет.
– Описать можете?
– Конечно. Ростом повыше среднего, но пониже Инны, волосы длинные, с красноватым отливом. Крашеные. Лицо удлиненное, как яичко, смуглое.
– Русская?
– Русская. Серые глаза.
– Что о ней знаете?
– Вроде приезжая. В гости к Инне приехала ненадолго. Так я поняла. С ребенком. Мальчик лет трех, наверное, смуглявый такой, курчавый, на русского не похож.
– Откуда она приехала?
– Не знаю. Инна сказала, что пока она у нее жить будет, чтобы я и за ее сыном следила. Сына зовут Сашкой. Так что я одну ночь с двумя детьми продежурила. А утром они из клуба вернулись, Инна туда подружку в гости возила, и я этой девице сказала, что больше с ее дитем сидеть не буду, капризный мальчик… Слово за слово – поругались.
– С этой девушкой?
– Нет, с Инкой. Эта тихая такая с виду, все молчит. Инка ей еще свои вещи подарила, я на ней видела.
– Какие вещи?
– Джинсы, лаковые черные сабо, кофту. Инна вообще не жадная была. Только бестолковая. И жаль ее страшно, конечно… И мать особенно жаль! Боюсь, как бы ее удар не хватил.
Александра даже прослезилась, вытерла глаза сгибом пальца.
– Значит, вы поссорились с Алексеевой утром четвертого июля. А как же вы в следующую ночь дежурили?
– А это отношения не имеет к ссоре… – Александра высморкалась. – На кого ей детку оставить? И подружка уехала.
– Когда?
– Инна пришла ко мне вечером, когда в клуб опять собиралась… – припоминала та. – Сказала, чтобы я не сердилась, приходила дежурить. И еще сказала, что ребенок будет один. Подружка с ребенком то ли уезжает, то ли уже уехала…
– Куда уезжает, не сказала?
– Нет.
– Акцент того мужчины узнаете? – Следователь неожиданно переменил тему.
Александра растерялась, подняла брови:
– А как?
– Мы вам дадим прослушать фразы на русском, которые будут произнесены мужскими голосами с разными акцентами. Узнаете акцент, или он был слишком слабый?
– Нет, явный был, – Александра явно заинтересовалась предложением. – Давайте послушаем!
После того как было произведено прослушивание и Александра составила фоторобот похитителя, следователь был почти уверен – это не кавказец, скорее всего араб.
Девушки из ночного клуба дополнили образ загадочной гостьи с ребенком, которая пропала накануне убийства Инны. Они припомнили, что девушку зовут Лена, что они с Инной давно знакомы, но долго не виделись, что эта Лена когда-то то ли танцевала вместе с Инной, то ли делала аэробику. Шахерезада вспомнила, что Лена из Питера и там у нее осталась мать, она живет с нею в одной квартире. Еще сказала, что Лена интересовалась их работой и кажется, не пришла в восторг от клуба. И еще девушки вспоминали о пропавшем кошельке, о деньгах, которые они дали Инне на такси. Они сообща припомнили сумму. Эта сумма точно соответствовала той, которая оказалась в сумочке Инны, когда ее нашли. Значит, она не расплатилась с шофером, который вез ее домой. Иначе, как на машине, она в это время добраться до дома не могла. Никто не видел, как она садилась в машину. Ясно было, что убийство совершил водитель, либо был причастен к нему и действовал с сообщником. Мотивы были неясны. Девушка изнасилована не была.
Сергей Даниленко, любовник Инны, добавил от себя, что гостья была совершенно без денег, Инна очень хотела дать ей в долг, но не могла найти нужную сумму. Сказал, что девушка вела себя надменно и вызывающе, отрицательно отзывалась о нем Инне, всячески старалась их поссорить, видимо, мечтала приобрести на подругу как можно большее влияние. Типичная хищница. Куда она делась – не знает. Сын действительно на русского не похож. Крючковатый нос, чернявый, курчавый, очень наглый и живой ребенок. Он подтвердил слова Александры о подаренных вещах, описал платье, в котором в первый раз увидел девушку. Это платье когда-то носила сама Инна. Он очень нервничал, дергался, когда ему задавали вопросы, казался потрясенным страшной смертью любовницы. Говорил, что все это ужасно, что никого из ее приятелей не знает… Упомянул детское легкомыслие своей любовницы, ее наивность, добрую душу, доверчивость. Подробно рассказал об их романе, разводил руками, болезненно морщился, говорил, что это для него удар, что Инна была ему очень дорога, несмотря на размолвки между ними… Нет, он ее не ревновал, это было бы глупо при такой работе, какая была у Инны. Кажется, она не заводила знакомств ради денег, хотя точно он ничего утверждать не может. Про какого-то араба или кавказца слышит впервые, никогда не видел Инну с кем-то подобным. На предположение следователя о том, что Инна могла познакомиться со своим убийцей в клубе во время консумации, развел руками. По его мнению, Инна ненавидела эту консумацию, считала ее черной стороной своей профессии, и даже если бы ей в зале встретился порядочный человек, она никогда не завела бы с ним отношений, только потому, что познакомилась в таком месте. Упомянул ее гордость, чувство порядочности, которое не могла сломить даже такая работа, сказал, что Инна безумно любила дочку, которую родила всем наперекор… Именно из-за ребенка она и стала заниматься подобным делом. Нельзя себе представить ничего более неподходящего для Инны,